А Женька Аверкин негромко сказал:
— Пиратский акт, это если для грабежа. Для выгоды.
— А он? — Елизавета Дмитриевна ткнула в похитителя баркентины круглым пальцем. — Вы хотя бы спросите, чего он хотел!
— И так понятно. Он хотел спасти «Сатурн», — по-прежнему негромко сказал Женька. У него был странный, виноватый какой-то вид, и на Селя он не смотрел. И Сель не взглянул на него ни разу.
— От чего спасти? — удивилась девочка с косой.
Сель обвел глазами всех ребят. И на Славку посмотрел. И спросил:
— А вы знаете, сколько было у нас баркентин? Голос у него не стал громче, но сделался вдруг особенно ясным, открытым.
— Их было двенадцать, — сказал Сель, не опуская головы. — «Тропик», «Меридиан», «Сириус», «Шокальский», «Капелла»…
«Вега», «Кропоткин», «Альфа»… — отозвалось в Славке.
— Я даже все названия не помню, — продолжал Сель. — Но все равно… Это же нечестно! Идешь в каком-нибудь городе, видишь: мачты! Все как по правде: ванты, реи… Подбегаешь — ресторан «Нептун», ресторан «Кронверк», кафе «Парус»… Даже из маленькой шхуны «Испаньолы» в Ялте бар сделали! «Сатурн» оставался последний, а теперь и его…
— И что же плохого в том, что устаревшие суда продолжают служить людям? — почти спокойно поинтересовалась Елизавета Дмитриевна.
У Славки даже кулаки сжались. Он бы ей сейчас сказал…
Но Сель ответил не хуже:
— Мне трудно вам объяснить. Некоторые люди не понимают разницы между парусником и пивной.
— Тима! — воскликнула Люда.
На розовом лице Елизаветы Дмитриевны появились белые пятна. Как заплаты. Но она решила, видимо, больше не кипятиться.
— Допустим, — сказала она. — Допустим, я презренное сухопутное существо, а ты рыцарь моря. Но вот что странно: ты один протестуешь против того, чтобы на «Сатурне» оборудовали кафе. А из настоящих моряков никто не протестовал.
— Протестовали, — сказал строгий восьмиклассник. — Мой отец даже в газету писал.
— В газету — другое дело! Но ни твой отец, ни другие не пытались устроить кораблекрушение.
— Им бы от начальства влетело, они боялись, — разъяснил рыжий Сережка.
Елизавета Дмитриевна встала.
— Вот именно! А неустрашимый Сель не боится ничего. Он чувствует, что совет дружины на его стороне. И я это чувствую. Вы видите в нем героя! А этот герой, между прочим, теперь на учете в детской комнате милиции и сегодня на классном собрании получил строгий выговор. Вот так!
— Может быть, и хватит? — тихо спросила девочка с косой.
— По-вашему, хватит? Значит, по пионерской линии ему ничего не будет? А на классном собрании даже было предложение исключить его из пионеров!
Люда удивленно взглянула на учительницу, а потом на чернявую девочку, сидевшую недалеко от Женьки.
— Галя! Было такое предложение?
Чернявая девочка смущенно сказала:
— Да, Елизавета Дмитриевна предлагала…
Послышались смешки. Люда подумала, нахмурившись, и нехотя проговорила:
— Извините нас, Елизавета Дмитриевна, но такие вопросы не ставятся классными руководителями, это дело отряда. И решает по не классное собрание, а пионерский сбор. Есть определенная разница.
Елизавета Дмитриевна обессиленно села.
— Ну, если так… Если здесь решили обсуждать меня, а не его… А вы на него посмотрите! Он даже ошибок своих не признал.
— Почему? Я признал, — тихо сказал Сель. — Глупо это было.
— Наконец-то до тебя дошло!
— Да. Нельзя было делать это одному. И парус, и швартовы, и штурвал…
— Я вас поздравляю! — Елизавета Дмитриевна поднялась и решительно направилась к дверям. — Целуйтесь с этим… адмиралом.
Сель неожиданно громко сказал:
— На «Сатурне» папин брат, дядя Саша, практикантом плавал. А меня на «Сатурне» в октябрята принимали, там сбор был! А теперь что?
— Не одного тебя принимали там в октябрята! — бросила Елизавета Дмитриевна.
— Не одного, — согласился Сель.
А Женька Аверкин, который насупленно смотрел на него, медленно отвернулся. Остальные тоже выглядели недовольными.
Елизавета Дмитриевна остановилась у дверей и решительно потребовала:
— Ответьте наконец: по-вашему, он ни в чем не виноват?
Восьмиклассник встал.
— Сель виноват, — сказал он. — И давайте с этим кончать. Он виноват, потому что нарушил портовый режим. У него нет судоводительских прав, а он хотел вести судно, да еще по внутреннему рейду. У него даже опыта нет…
— Я с дядей Сашей на Л-6 ходил, на руле, — негромко сказал Сель и опять опустил голову. Как в начале разговора.
— Яхта — одно, а трехмачтовый парусник — другое. Ты и штурвал бы не удержал. Тебя могло снести на другие суда, на военные корабли. Вот тогда было бы дело!
— Другие суда стоят очень далеко, — глядя в пол, сказал Сель. — Ближе к выходу из бухты.
— Ну и что же? Ты такой опытный капитан, что хотел управлять баркентиной? Да еще в ночное время и без огней. А если бы снесло?.. Вот за это я предлагаю строгий выговор. А за все остальное он и без нас уже получил. Кто-нибудь против?
Здесь все решала секунда. И Славка даже не колебался. Он быстро встал.
— Я против!
Конечно, к нему обернулись все разом. И конечно, Елизавета Дмитриевна возмутилась:
— Ты, по-моему, не в совете! И вообще, ты, кажется, новичок!
— Вы тоже не в совете, — осторожно сказал Славка.
— А ты нахал. Как твоя фамилия?
— Семибратов, — сказал Славка и посмотрел на Селя. Они встретились взглядами лишь на секунду, но Славка все равно успел заметить: «Спасибо».
И спасибо не за то, что против выговора. Выговор-ерунда. Все понимают, что скоро он будет забыт. И Сель про него забудет, и совет. Тут другое…
— Дело не в том, кто в совете, а кто нет, — сказал Славка, — дело в том, что баркентину снести не могло.
— Почему не могло? — быстро спросил восьмиклассник. Славка торопливо выбрался из-за столика, зацепил его и чуть не опрокинул. Подошел к столу с картоном.
— Вот смотрите, — волнуясь, начал он. — Если ветер отсюда, а баркентина стоит носом к выходу из бухты, тогда стаксель закреплен на левый галс. Когда судно увалится, галс все равно останется левый… Если и снесло бы, то сюда, в конец бухты.
— А там, — сказала Елизавета Дмитриевна, — у самого берега чернореченский Дом пионеров.
— Да, — согласился Сель, — Они как раз просили «Сатурн», чтобы сделать морской клуб.
— Но туда тоже не снесло бы, — сказал Славка. — Потому что вот… — Он быстро, несколькими взмахами нарисовал баркентину — вид сверху — и от стакселя прочертил длинную стрелу. — Ветер сюда. Дрейфа почти нет, потому что курс-полный бакштаг. С таким маленьким парусом баркентина только полным курсом и пошла бы. Он же всего вот какой…
Славка перевернул картон и нарисовал теперь баркентину, стоящую к зрителям бортом. И впереди фок-мачты, над носовой палубой — белый треугольничек. Стаксель, сделанный из паруса яхты.
Никто не перебивал Славку. А когда он кончил, все пошло очень быстро. Даже неправдоподобно быстро. Председатель совета дружины серьезно сказал:
— Это довольно убедительно. Видимо, человек разбирается… Тогда что? Тогда я предлагаю объявить Селю не выговор, а порицание. Кто «за»? Все «за». Переходим к следующему вопросу. Кто не член совета, тот… спасибо, может идти домой.
Сель пошел первый. Он сделал налево кругом и зашагал к двери. Мимо безмолвно негодующей Елизаветы Дмитриевны.
«Оглянись, — подумал Славка, — ну, пожалуйста, оглянись!»
Сель обернулся. То ли просто так, то ли молча позвал Славку за собой. И вышел.
Славка торопливо шагнул за ним.
— Семибратов, а заметка?
Славка сунул вожатой листок и выскочил в коридор.
«Только бы он не ушел! Только бы не ушел!»
Сель не ушел. Он поставил ногу на батарею отопления и, кажется, возился с пряжкой сандалии. Он глянул на Славку зеленоватыми с искорками глазами, подергал на сандалии ремешок и сказал:
— Растянулся. Хлябает и хлябает, просто невозможно ходить.
Славка остановился рядом. Очень внимательно, словно от этого зависела чья-то судьба, он осмотрел ремешок и пряжку.
— Надо новую дырку проколоть.
— Так нечем же, — объяснил Сель почти обрадованно.
Славка сдернул с себя кожаный поясок. Там у пряжки был шпенек с довольно острым концом.
— Давай, — сказал Славка.
Сель снял сандалетку. Славка положил ее на подоконник и начал сверлить в ремешке отверстие. Сель нагнулся рядом и тихо дышал у Славкиной щеки.
— Тупой, не берет… — пробормотал Славка.
— Ну, тогда не надо. Я дома шилом…
— Подожди, я еще… Вот, пошла… Слушай, а где стоит этот «Сатурн»? Я парусных судов наяву еще не видел…
