Постучав к ним, мама крикнула:
— Завтракать, Кислицыны!
— Не спеши, — Олегу еще хотелось побыть с отцом. — У самой еще на стол не накрыто, а зовет. Всегда она торопит.
Нахмурившись, отец спросил:
— Ссоришься тут с мамой, да?
— Что ты! Иногда... очень редко. Пап, что у тебя за шрам на подбородке?
— Заметил, — вдруг смутился отец. — Зря, выходит, бороду отпускал.
— Глубокий шрам какой.
— Царапина. Я говорю — царапина. Понял? — Отец заговорщицки покосился на дверь. — Да сними майку, наконец. Натру тебя. — И он стал так растирать мочалкой спину Олега, что тому стало жарко и под ледяной струей.
— Куда на каникулы, уже решили?
Хорошо бы поехать на каникулы снова в Смоленск, но об этом лучше и не мечтать.
— Молчишь? Выходит, в Смоленск визы не дают. Порезвился там в прошлом году. Порезвился-я...
— Да я же... мне же благодарность прислали из музея. За то, что окоп нашел. А она...
Толкнув его в плечо, отец сказал резко:
— Запрещаю говорить «она»! И можешь меня не агитировать. Драки, ночные приключения, окопы в чужих садах... Так только раз в жизни бывает. Больше не получится. Пошли завтракать, раз мама зовет. Я травки узбекской привез.
— А помидоры?
— Как же без помидоров? Без них разве можно завтракать!
— Знаешь... я тут письмо написал. Во Францию. Только я не знаю, как отправить. Понимаешь, он таранил «мессершмитт», а везде написано, что пропал без вести. Кончилось горючее — и упал в море! Я написал им. Не может он просто... — Олег разволновался и не договорил.
— Кто таранил? Кто упал в море? Снова танки, пулеметы, пушки, самолеты! Опять окопы в саду! Да когда же ты вырастешь?
— Понимаешь, я читал...
— Серьезные аксакалы не ведут разговоры в ванной. Идем, мама ждет.
В кухне во всех вазах сияли огромные тюльпаны. Стол был заставлен узбекскими лепешками, травами, пахнущими незнакомо и аппетитно. Огненные помидоры, казалось, прожгут и клеенку и стол.
Мама жарила цыплят на огромной сковороде, накрыв их железной тарелкой, на которую для тяжести был взгроможден утюг.
— Батя приехал, — вырвалось у Олега. — Теперь-то поедим...
— Ну вот! Отец подумает, что я тебя здесь голодом морила! — весело возмутилась мама.
— Каши и простокваши, — вздохнул Олег с невинным видом. — Творог...
— Сперва чай! — сказал отец, поглаживая бороду. — Да, да! Зеленый чай. Всем.
— Чай, может, потом?
— Зеленый чай из пиал! — Папа, как волшебник, быстро и ловко расставил на столе цветастые пиалы. — Чай этот — чудо! Без него мы бы не построили ГЭС. Только он укрощает жару. Наливать надо немного. И пить без сахара!
В кухню, потягиваясь, вошел сиамский кот Гешка, красавец и редкий лентяй. Помигав огромными голубыми глазами, кот мяукнул и легко вспрыгнул отцу на плечо.
— Просидит так весь завтрак!
— Набаловали.
— Нина Эдгаровна сказала, что сиамские коты очень вредны. — Мама сердилась на Гешку. Позавчера он прыгнул на книжный шкаф и столкнул на пол фиолетовую хрустальную вазу. Ваза была уродливой, похожей на плевательницу из детской поликлиники.
— Мелкая шерстка сиамских котов притягивает огромное количество пыли! — добавила мама.
— Кот-пылесос! — вставил Олег.
— Да-да! Мы вдыхаем эту пыль. Придется отдать кота.
— Он же у нас вырос. Это предательство!
— Ешь!
— Как живет Нина Эдгаровна? — поднял голову отец.
— По-своему. Купила на днях сто метров прозрачной пленки. Обтягивать стены. Для защиты дорогих обоев. Знакомый физик посоветовал. Практично.
Замечательно завтракать втроем! Так давно не сидели вместе. Сейчас мама выложит все новости, а потом станет рассказывать отец. Но вообще-то Олегу хотелось, чтобы завтрак скорее кончился. Тогда можно будет уйти с отцом в комнату. Так не терпится все ему рассказать. Такое открытие! Если отец согласится, можно будет вместе написать в Париж.
— Так где же он проведет каникулы?
— Ему только тринадцатый год, — подчеркнула мама. — Ты понимаешь — тринадцатый!
— В прошлом году он разыскал окоп, в котором погибли наши солдаты. Проявил мужской характер, а ему было меньше на год!
— Никакого Смоленска!
— Лишь бы он не скучал все лето...
— Сперва пионерлагерь, а потом в деревню. Там, правда, в сорок первом не проходила линия фронта, но есть лес, речка. Там с нами будет Нина Эдгаровна... Ты сам никогда не отдыхаешь, Кислицын! Отдых сына тебе тоже ерунда!
— Когда скучно, какой отдых? — заметил папа.
— Так, — покраснев, сказала мама. — Ты, надеюсь, выяснил у начальства, когда тебя отпустят в отпуск. Поедешь с нами и сын не будет скучать!
— Ну... сейчас не отпустят... не время.
— А когда? Два года без отпуска!
Отец потеребил бороду, погладил Гешку, стал разливать чай в пиалы.
— Молчишь! А бороду зачем отрастил? Гуляешь по Средней Азии с бородой и в сандалиях, да?
— Бриться каждый день некогда.
— Просто у тебя шрам! Я же вижу.
— Ну уж и шрам... Пустяки.
— Теперь мы сядем на кошму, как два мудреца, и, скрестив ноги, будем, оглаживая бороды, вести неторопливую беседу.
Кошмы у них не было, поэтому папа сел в кресло, а Олег пристроился возле него на ковре.
— Сперва я тебе расскажу. Хочется тебе услышать о Голодной степи, каналах, напоивших эту степь водой, ожививших ее, как будто это не каналы, а кровеносные артерии? Хочешь, я расскажу тебе о совхозе «Малик»? Он стоит на месте солончаковых мертвых земель. «Малик» переводится: «Найдешь — останешься живым». Вокруг была только бесконечная, раскаленная соль. Солнце хозяйничало, выжигая последние живые кустики. И где-то был единственный колодец. Но где? Найдешь его, дойдешь до него, доползешь — будешь жить! «Малик».
— Пап...
— Подожди. — Отец крикнул матери: — Катюша! Принеси нам чайник, пожалуйста, пиалы и сладости! Аксакалы не могут вести свои умные беседы без кок-чая!
Вошла мама, принесла чай и халву, сказала:
— Снова «фокке-вульфы» на завтрак? Дал бы отцу отдохнуть после дороги.
— Противная штука. Бесшумно подлетит — и трах! — сказал отец. — «Фокка»-двухвостый.
— У «лайтнинга» тоже было два хвоста.
— Вот! Видишь: опять у него война. Все война и война... Но в это лето, — она погрозила пальцем, — в это лето не выйдет!
— Конечно, — пожал плечами Олег, — не могу же я поехать во Францию! Хотя мне очень, очень туда нужно!
Мать махнула рукой и вышла.
Расставив пиалы, отец налил чай, пододвинул к Олегу халву.
— Итак, насколько я понял из твоих слов в ванной, ты заинтересовался судьбой...
— Подожди! — Олег вскочил и вытащил из письменного стола небольшой синий альбом собственноручной работы. — Вот!
Подержав альбом на руке, отец оглядел его снаружи, медленно открыл первую страницу и увидел портрет веселого белозубого человека с лучистыми глазами.
— Я так и подумал...
— Посмотри весь альбом.
— Что ты говорил про таран? Это же... — Отец, не окончив фразы, стал листать альбом.
— Почему они его отпустили в полет? — спросил Олег, когда отец перевернул последнюю страницу. — Почему?
— Потому что любили.
— Любили?
— Он дрался с фашизмом. Разве могли друзья запретить ему это? Он бы перестал считать их друзьями!
Раскрыв снова альбом, отец стал читать вслух:
— «Антуан де Сент-Экзюпери опять в строю. Долгожданное разрешение на полеты получено. Генерал Икерс преподносит ему как личный подарок право на пять боевых вылетов...» Видишь: «как личный подарок»! — поднял голову отец. Он стал читать дальше: — «Разведывательные полеты над Францией и Италией. Фотосъемка военных объектов. Потом к пяти разрешенным полетам добавилось еще четыре...»
— Если бы не эти четыре!
С усмешкой поглядев на Олега, отец пояснил:
— Снова ты не все понимаешь! Если бы эти четыре полета окончились благополучно, Экзюпери вырвал бы еще пять, потом еще. Он был настоящим солдатом и прекрасным писателем... А ты все-таки здорово вырос. Заинтересовался судьбой Экзюпери... — Отец подошел к полке с книгами. — Помню, когда я подарил тебе «Маленького принца», ты еще по складам читал. Тогда тебя только рисунки интересовали.
— Слон в удаве!
— И другие ты тоже любил. Отодвинув стекло, отец достал книгу.
— Славные рисунки. Какой писатель погиб!
— Он пошел на таран! Он не любил проигрывать. Отец долго молчал, потом сказал очень серьезно:
— Ты еще не понимаешь. Я видел войну. И на моих глазах погибали товарищи. Бывало, из-за нелепейших случаев. По ошибке. Они не таранили врага, не закрывали собой амбразуру, но они, — отец с силой произнес «они», — воевали с фашизмом. Вот это важно!
— Твои товарищи? Ты мне не рассказывал.
— Об их гибели тоже было написано две строчки.
— Где написано?
— В справках. Как у тебя в альбоме: «Пилот не вернулся, считается утерянным». Так тогда писали в документах.
Да, так писали. Но отец не все учитывает. За день до гибели писателя на таран пошел его знакомый, пилот Мередит. Значит, Сент-Экзюпери знал о таране. Другого выхода у него просто не было, уж такой у него был дурацкий самолет, без всякого вооружения.