Антоний низко склонился перед отцом. Потом поцеловал ему руку и молча вышел.
Старый философ в глубокой задумчивости смотрел на недописанный свиток. Еще неясная мысль о том, что случилось нехорошее, встревожила его. Он подумал: «Стоит ли рассказать об этом жене, спросить у нее совета… Она, как женщина, может лучше понимать тонкости человеческой природы. Может быть, ей известно, бывают ли такие случаи, когда у разных людей рождаются совершенно одинаковые дети. Если верить Антонию, то сходство его с Этим Стефаном неописуемо, будто это один и тот же человек. А если так, то есть над чем призадуматься… Однако Антоний очень горяч. Ему свойственно так увлекаться, что он мог вполне преувеличить все это. Он говорит: „одно лицо“… Пустое! Этого не может быть. И видеть его я не хочу. Нет, нет… Мне некогда. Я занят большим делом, и мать Антония занята домом, заботами о нас. Нет нужды ее тревожить, забивать голову неведомо чем. Сын захотел помочь своему сверстнику, этому я учил его. Я дам ему денег… Но больше ничего. Я попрошу не приводить Стефана, тем более потому, что так несчастны его родители. Они ждут своего единственного сына. Они даже не знают, где он. Как их не понять!.. И как не помочь в таком несчастье!.. Манилий Тегет, будь щедрым. Не скупись. Вели своему вилику дать нужную сумму денег. Все будет хорошо… Стефан уедет в свое поместье, а твой единственный любимый сын Антоний вернется к своим занятиям. Кстати, надо послушать его стихи из последнего свитка… Он обещает стать настоящим поэтом».
Потин Мерула покинул Помпеи в тревоге и смятении. Он уже не думал о том, что самое главное, к чему он стремился, осуществилось. А самое главное — это было найти сына. Сейчас он уже знает, где Стефан. Знает, как его спасти. Как только он добудет деньги, он выкупит Стефана. Но шесть тысяч сестерций — это так много! Это столько же, сколько понадобилось, чтобы откупиться ему самому, Меруле. Две тысячи сестерций, которые сын получил у ланисты, у него в руках. Значит, он должен думать о сумме в четыре тысячи сестерций…
Все, что накопила Клеида, продавая хлебцы у колодца, все ее двести сестерций, отданы этому мошеннику ланисте, чтобы задобрить его и оградить Стефана от пинков и обид, от голода и надругательства. Впрочем, совершенно неизвестно, выполнит ли свое обещание ланиста. Всем своим поведением он показал, что человек он бесчестный. Но что делать!.. Все равно надо было платить. Может быть, это обяжет его быть более снисходительным к Стефану.
«А Стефан мой глуп и беспомощен, совсем как маленький, — думал Мерула. — Я послал его в город с таким хорошим намерением, с горячим желанием порадовать его, а он тут же попался в ловушку… Беда мне с моим сыном!.. Да и плохо нам с Клеидой иметь одного-единственного. Плохо, что нет у нас двоих сыновей. Но что поделаешь — ведь в рабстве мы жили! Никто не знает, что было бы с нашим вторым сыном, если бы он рос рядом со Стефаном. Не думай об этом, Мерула! Прошло девятнадцать лет с тех пор, как ты решил, что у тебя может быть только один сын… Спасай сейчас Стефана любым способом!»
Потин Мерула старался отогнать печальные мысли. Ему бы сейчас, немедля обратиться к господину. Но что поделаешь, когда Потин Теренций в Риме. Так редко он выезжает, и, как назло, он покинул поместье именно сейчас. Скоро ли он вернется домой? Мало того, что ему надо продать вино с выгодой, он собирался сделать покупки, собирался повидать друзей. Да и вряд ли он откажет себе в удовольствии побывать на гладиаторских играх, которые устраивает сам император. Вполне возможно, что эти игры назначены через две недели. Потин Теренций, конечно, будет ждать. Эти злосчастные четыре тысячи сестерций не добыть вилику…
А что, если утаить прибыль от продажи зерна? Если он это сделает, то — видят боги — это будет впервые. Никогда еще за свои двадцать лет рабства Потин Мерула ничего не утаивал и ничего не украл. Ну вот, он утаит немного прибыли, а потом, позднее, когда все будет хорошо, он, Потин Мерула, сам приложит свои деньги и вернет господину эту прибыль. Но такую сумму ему все равно не получить. Что же ему делать?..
А может быть, продать тонкорунных овец из того стада, что на дальнем пастбище? Если сейчас, немедля отправиться на дальнее пастбище и угнать… Но сколько же можно угнать? Десять, пятнадцать овец… Все равно денег не хватит. Да и кому их продать? Кто-нибудь из соседей охотно купит, но господин узнает об этом. Многие завидуют Потину Теренцию, который добыл редчайшую породу тонкорунных овец. Господин гордится своими овцами. Получаемую от них шерсть он использует на приготовление тканей для своего дома и никогда не позволяет ее продавать. Нет, это не годится. Надо еще что-нибудь придумать.
За всю свою жизнь Потин Мерула ни разу не стоял перед такой сложной задачей, и потому ему ничего не приходило в голову. Единственное, что он мог сделать, — снова стать рабом. Но как это сделать? Если он обратится с этой просьбой к госпоже, то вряд ли у госпожи найдутся деньги. Да если бы и были, она бы не дала. Она скаредна. Да и болезнь ее извела…
Жена Потина Теренция, когда-то красивая и богатая Скантия, последнее время тяжело болела и потому стала еще злее. Сейчас она все больше лежала, и верные служанки всячески старались ей угодить. То она желала полежать среди цветов в перистиле, и тогда перетаскивали деревянное ложе, стелили мягкие тюфяки и подушки, сделанные да тончайшей овечьей шерсти. То вдруг ей хотелось среди ночи окунуться в теплую ванну, и тогда просыпался весь дом и бедные рабыни сбивались с ног, чтобы угодить госпоже. Вся беда была в том, что у Скантии болели и руки и ноги. Ей было очень трудно передвигаться. К тому же Потин Мерула давно знал, что Скантия отличается жадностью. По сравнению с мужем она была настоящей скопидомкой. Потин Мерула помнил, какой разыгрался скандал, когда Потин Теренций согласился отпустить его, Мерулу, за шесть тысяч сестерций. А Скантия требовала, чтобы выкуп был больше, поскольку раб был помощником вилика и, как она думала, накопил значительно больше. Клеида своими ушами слышала, как Скантия требовала от мужа увеличить выкуп и кричала, что он развращает рабов, давая им возможность воровать.
Вспоминая все это, Мерула не мог решиться обратиться к Скантии. Он понимал, что нужно дожидаться возвращения господина.
Потин Мерула вернулся домой в сумерках. Клеида сидела у ворот и дожидалась его.
— Где же Стефан, жив ли наш сын? Что ты скажешь мне, Мерула? Все дни я сидела у ворот. Единственно, что вселило в меня надежду, — приезд прекрасного богатого юноши Антония…
— Остановись, Клеида, дай мне сказать. Стефан жив. Я видел его. Не ломай руки, не плачь… Выслушай меня и дай мне добрый совет. Мы вместе будем спасать сына. Надо только подумать, как сделать это лучше.
— О я несчастная! — воскликнула Клеида. — Значит Антоний был прав и наш сын попал в школу гладиаторов, не так ли?
— Не знаю, откуда взялся этот Антоний и почему он знал, что Стефан в школе гладиаторов. Одно скажу тебе, Клеида: для того чтобы выкупить сына, нам нужно добыть четыре тысячи сестерций. Их негде взять. Я всю дорогу думал об этом и придумал лишь одно… Мне остается только продать себя, если господин согласится меня купить.
— Нет-нет, этого не будет, Мерула! Четыре тысячи сестерций ты уплатил за меня — и меня ты продашь господину. Если ты останешься свободным и если Стефан вернется домой свободным, то вместе вы потом соберете деньги и отдадите господину выкуп за меня. А если ты снова станешь рабом, Мерула, то все мы погибнем… Так и решим с тобой: дождемся возвращения господина и бросимся к его ногам.
— Не купит он тебя, Клеида. Зачем ему тратить деньги, ты и так ему служишь верой и правдой. Когда ты со мной работала на винограднике, в этой пекарне были три рабыни. А сейчас ты справляешься одна, имея скверную, непослушную девчонку в помощницах. Девчонку эту купили за бесценок. Считай, что вся работа на тебе. Зачем же ему бросать деньги на ветер? Ничего не получится, Клеида. Я должен просить господина, чтобы он купил меня. Другого выхода нет. Но ты скажешь, что и меня незачем покупать: я здесь служу верой и правдой. Все это верно. Но если я сумею его припугнуть… Если скажу господину, что намерен сейчас, немедленно покинуть поместье, тогда, я думаю, он на все согласится. Где ему сейчас найти вилика, которому можно доверить все хозяйство? В нашем поместье нет ни одного человека, которому бы он доверил свои богатства.
— А если так, — сказала Клеида, — то, может быть… бывают ведь чудеса… может быть, господин одолжит тебе деньги и занесет твою расписку в свой календариум… Чего в жизни не бывает, Мерула!.. Но о чем я говорю! До чего же вскружилась моя голова… О чем мы толкуем с тобой! Я тебе не сказала самого главного. Ведь Антоний сказал, что сам выкупит Стефана. Отец его очень богат. Он обещал.
