— Мы не будем задерживаться! — настаивал дядя Стю.
— Мы не станем торчать там целую неделю, — вторил ему дядя Мо.
В гостинице не нашлось телефона, поэтому мы до сих пор не позвонили домой. Это очень беспокоит меня. Куда все подевались? Надеюсь, мы сможем позвонить от приятеля дяди Дока.
Мы набились в машину, как селедки в бочку, писать трудно, потому что Брайан постоянно заглядывает мне через плечо, пытаясь подсмотреть, что я пишу. За рулем дядя Стю, и если нам крупно повезет, то мы доедем живыми. Дороги здесь узкие, а дядя Стю постоянно забывает о правостороннем движении. Мы уже чуть не раздавили стадо овец и пару фермеров.
Вокруг такая красота: зеленые-зеленые поля и скалы, смотрящиеся в море. Неужели всего несколько дней назад нас действительно болтало в океане? Мне бы хотелось, чтобы наша команда не пребывала в плохом настроении, тогда мы могли бы остановиться в одном из маленьких городков, но мужчины твердо решили сделать небольшую остановку только у друга дяди Дока, а потом сразу ехать к Бомпи.
Меня разрывают два противоположных чувства: я очень хочу увидеться с Бомпи и одновременно боюсь этой встречи.
Чудо из чудес!
Мы проскользнули по узкой улочке в крошечную деревеньку на ирландском побережье и остановили машину у маленького домика. Дядя Док подошел к двери и, когда она отворилась, отшатнулся, схватившись за сердце.
Все высунули головы из окон, как последние дураки, чтобы лучше видеть. Тут дядя Док схватил в охапку особу в желтом платье, чуть не задушив ее, и мы услышали его голос:
— О, Розали!
— Розали? Розали? — вырвалось у всех нас.
Команда высыпала из машины, дядя Док выпустил Розали из объятий, и мы смогли ее рассмотреть. На самом милом лице на свете сияли большие, широко раскрытые голубые глаза. Розали улыбалась, и ее улыбка могла сравниться только с улыбкой дяди Дока, самой широкой улыбкой во вселенной!
Жизнь чем дальше, тем чуднее. Вчера дядя Док получил главный сюрприз в его жизни, обнаружив Розали в доме их общего ирландского приятеля. Я думал, мы никогда не оторвем их друг от друга.
Приятель дяди Дока предоставил нам телефон, и мы позвонили домой, и как же все прыгали от радости на обоих берегах океана! Мы кричали и смеялись, а потом без сил повалились на пол.
Софи все повторяла: «Не могу поверить. Я думала, что больше никогда не услышу их голосов. Я не сплю? Я звонила им и говорила с ними, это правда?»
Единственную невеселую новость сообщила мама Софи. Она сказала, что Бомпи чувствует себя плохо, и если мы до завтра не позвоним ей из его дома, то она сядет в самолет и прилетит к нему повидаться.
Поэтому мы срочно выехали к Бомпи. Доку так не хотелось расставаться с Розали, что мы почти силой вытащили его из дома. Единственное, что заставило Дока смириться с отъездом, было обещание Розали приехать к Бомпи через пару дней.
Как только мы набились в машину, все принялись повторять: «О, Розали!» — а дядя Док краснел как девушка, но был так счастлив, что не сердился на наши подшучивания.
Теперь мы на пароме переправляемся через Ирландское море к берегам Уэльса. У меня все время такое чувство, будто я должен что-то делать с парусами. Ни один из нас не рад, что вновь оказался в море, это я точно знаю.
— А нет ли там моста? — все спрашивал отец. — Вы уверены, что в Уэльс нельзя переправиться по мосту?
— Не будь тупым, — сказал дядя Стю.
— Не начинай все сначала, — предостерег его отец. Брайан снова пристает к Софи:
— Как ты думаешь, Бомпи нас узнает?
— Конечно, узнает, — кивает Софи.
— Всех нас?
— Конечно.
Но Брайан допрашивает Софи по-новому. Он не кажется таким глупым, как раньше. Он просто хочет понять ее и волнуется за нее. Брайан любит факты, расписания, точность, и мне кажется, его очень беспокоят такие люди, как Софи, которые видят мир иначе, чем он сам. Брайан постоянно спрашивает у меня, что будет с Софи и что произойдет, когда мы приедем к Бомпи. Я ответил ему, что не умею читать мысли и не занимаюсь предсказаниями.
Мы пересекли весь Уэльс. Местность здесь зеленая, цветущая и привлекательная, но очень трудно привыкнуть к машинам, их шуму и скорости. Мне хотелось бы почаще делать остановки. Так приятно рассматривать из окна дома и слушать человеческую речь. Чем они там занимаются день-деньской? Кто живет в этих домиках?
Но мы должны ехать к Бомпи, потому что он неважно себя чувствует, все о нем волнуются, и это пугает меня до полусмерти. Раньше я просто побаивалась встречи с Бомпи и того, что из этого выйдет, а теперь боюсь, что мы не застанем его в живых, а это намного хуже.
Мы остановились в маленькой гостинице в темной, тихой деревне, я спускаюсь вниз — послушать, о чем говорят люди.
Мы пересекли Уэльс. Господи, как Софи понравился Уэльс! Она без конца говорила: «А вы не хотели бы здесь жить? Вот в этой деревне? В какую бы школу мы ходили? Что ели бы на завтрак? Как вы думаете, кто живет вон в том маленьком доме?»
Но самое интересное произошло вчера вечером. Мы все сидели в гостинице, ожидая, когда Софи спустится к ужину, Брайан пытался заставить дядю Дока рассказать нам, что случилось с настоящими родителями Софи.
— Мы имеем право знать это, — настаивал Брайан.
— Мне об этом ничего не известно. — Дядя Док оставался непоколебим.
— Что случилось? Мне никто ничего не рассказывал, — отозвался дядя Стю.
— Почему она все время врет про своих родителей? Это вовсе не ее родители. Почему она врет про Бомпи? Я ее прямо спрошу, почему она врет, — уперся Брайан.
— Софи не врет, — произнес дядя Док.
— И очень много, — уперся Брайан.
— Послушай, что я тебе скажу. Эта история… — увещевал дядя Док.
— Не нужна мне история. Я хочу знать правду, — кипятился Брайан.
— Послушай меня. На берегу океана некогда жил себе ребенок с родителями. Семья жила дружно, маленькую девочку очень любили. Но однажды случилось так… родители… родители умерли, и тогда… — Дядя Док запинался и мялся.
У меня в голове словно взорвалась петарда.
— Постойте! — вскрикнул я. — И тогда все стали рассказывать маленькой девочке, что родители попали в рай…
— Ну, точно я не знаю, — протянул дядя Док, а я продолжил:
— Все говорили ей, что рай — это такое прекрасное место, и все такое, где нет тревог, нет печали и страданий, а девочке становилось только хуже, потому что родители ее бросили и уехали в замечательное место без нее…
— Э-э, не знаю точно, но девочке пришлось жить с… — вставил дядя Док.
— Постойте, — меня осенило. — С ее дедушкой? Она жила с дедушкой?
— Так. Но с дедушкой она прожила очень недолго, и, когда он умер, она переехала к тетке, но тетка…
— Тетка не хотела, чтобы девочка жила с ней, да? И тогда девочку отдали на воспитание в приют или что-то в этом роде, а потом еще и еще раз. Никто особенно не хотел ее брать. Она жила во многих местах, верно?
— Так, — подтвердил дядя Док.
— Что за ерунда тут происходит? — возопил Брайан. — Откуда ты все это знаешь, Коди?
— Как случилось, что мне ничего не рассказали? — добивался дядя Стю.
— И вот, — продолжал я, — наконец маленькую девочку удочерили, так?
— Так, — кивнул дядя Док.
— И теперь, — я говорил очень быстро, — теперь девочка так сильно хочет, чтобы она была нужна, что сама себя убедила, что живет со своей настоящей семьей, с настоящими родителями, они ее выбрали, они ее любят и не могут без нее жить.
При этих словах в комнату вошла Софи, и все уставились на нее, а Брайан взялся руками за голову и простонал:
— О-о.
А дядя Стю сказал:
— О господи. И мне никто ничего не сказал.
Потом мы ужинали.
Я ел с трудом, потому что мог только смотреть на Софи, да и все остальные на нее поглядывали, так что она наконец положила вилку и потребовала ответа:
— Что вы уставились на меня, словно на привидение какое?
— Да просто, Софи, сегодня ты выглядишь особенно хорошо, вот и все, — попытался оправдаться дядя Док.
Софи низко опустила голову, и я сам видел, как крупная слеза покатилась у нее по щеке и упала в тарелку.
