— Если так любишь, что же ты его не воспитал? — взглянул на него директор. — Разве это дело — на людей бросаться?
— Это неправда, — тихо сказал Роман. — Такого не было.
— А Егор?
— Он ведь стрелял в него! — воскликнула Майя. — Он видел, что это Тришка, еще было светло, и ошейник издалека был виден. И я кричала ему, чтоб не стрелял. А он все равно выпалил.
— Тришка, раненый, бросился на него…
— Егору вперед наука — не браконьерствуй, — сказал егерь. — А то последнее время совсем распоясался… То косулю подшибет, то капканы на куницу расставит. Кабаниху ухлопал. Никакого сладу с ним нет.
— Егор сам виноват, по заслугам получил Егор, — поддержал Басманов.
— Вы готовы всю свою работу переложить на медведя, — улыбнулся директор. — Выходит, с браконьером пять егерей не справятся?
Петр Васильевич задумчиво посмотрел на кромку леса. Вон за речкой непривычно чернеет выгоревший перелесок. Стволы у сосен до половины черные. А немного дальше тарахтит трактор. Пашет поле под картошку. Несколько широких борозд, которые вспахал на этом тракторе Роман, преградили путь огню. Страшно подумать, что было бы, если бы огонь перекинулся на сосновый бор!.. Роман просто герой! Это он, Петр Васильевич, настоял, чтобы мальчишке приобрели в спортмаге мопед. А когда главбух заявил, что не хватит на покупку денег, Петр Васильевич добавил из собственного кармана… Этот Пестрецов нахально отобрал у Романа мопед, который тот с Гришкой Абрамовым ремонтировал целый месяц. А Роман, выбиваясь из последних сил, тащил на волокуше раненого Пестрецова в поселок. Когда они подъехали на «газике», и он и Майя от усталости с ног валились…
— Вот что, Роман Тимофеевич, — негромко сказал Поздняков. — Садись-ка ты на мопед и спокойно поезжай, куда знаешь… Никто твоего Тришку не тронет. Пусть живет, как жил, только, если сможешь, сделай так, чтобы он не бродил у поселка. Пускай он в лесу живет. Хоть он и умный и добрый… — Петр Васильевич с улыбкой взглянул на Майю… — А все ж матерый медведь. И не его дело бороться с браконьерами… — взгляд в сторону Лапина и Тимофея Георгиевича. — У нас есть опытный егерь и общественные инспектора…
На востоке взошли почему-то одновременно три небольших красных солнца. Оранжевые, фиолетовые и голубые лучи растолкали утренний туман и пошли гулять по вершинам деревьев, по росистым лугам и полям. Высветили илистое дно неглубокой Уклейки, пробудив стаи мальков. Широкая багрово-огненная полоса ширилась на небосводе, окрашивая редкие облака в ярко-желтый цвет.
— На небе три солнца, или мне это кажет-ся? — опросила Майя, прищурив глаза на пылающий небосвод.
— Солнце играет, — сказал Роман.
И действительно все три солнца не стояли на месте: невысоко прыгали над вершинами деревьев, расходились и снова сходились вместе. Долго на эту игру смотреть невозможно — у Майи выступили слезы на глазах, но когда она снова взглянула на восток, то увидела лишь одно большое, красноватое солнце, медленно поднимавшееся над бором.
— А теперь снова одно солнце, — сказала она.
— Я однажды видел сразу четыре солнца, — сказал Роман. — Прошлой весной. Прыгали, прыгали, а потом слились в одно. Это — оптическое явление. Забыл, как называется…
— А бывает сразу несколько лун?
— Не видел, — сказал Роман.
— Я люблю смотреть на ночное небо. Млечный Путь, созвездия с красивыми названиями… Там тоже населенные миры… Ты хотел бы полететь на другие планеты?
— Может, и полечу, — сказал Роман.
Поселок остался позади — и они вступили в сосновый бор. В руках девочки продуктовая сумка, из которой торчит небольшая птичья голова с хищным клювом.
— Я здесь ее выпущу, — сказала Майя.
Но птица и не думала улетать. Она сидела в сумке и доверчиво смотрела круглыми глазами на девочку.
— Лети, глупая, — встряхнула сумку Майя. Она вытащила птицу из сумки, потерлась щекой о нежные, синие с зеленоватым отливом перья и подбросила ее вверх. Птица распахнула пестрые крылья, взмыла вверх и, описав большой круг, с гортанным криком опустилась девочке на плечо.
Роман, наблюдавший за этой картиной, усмехнулся:
— Не хочет на волю… Видно, понравились ей твои зеленые кузнечики.
Пустельга почистила когтистой лапой клюв, вытянула шею и осторожно склюнула с головы девочки запутавшуюся в волосах маленькую букашку.
— Ну и пусть сидит на плече, пока не надоест.
Они пошли дальше. А (вот и лисья поляна! Минут двадцать, затаившись в кустах, ждали они лисят, но те так и не вышли из норы. Может быть, они уже тут не живут?
Миновали старую, расчищенную вырубку. Осенью приведет сюда свою команду Роман, и ребята посадят саженцы сибирской сосны и кедра.
Пустельга на плече забеспокоилась, завертела головой и, задев девочку жестким крылом, взлетела. Со свистом рассекая воздух, поднялась выше деревьев и пропала, будто растворилась в солнечном луче.
Майя проводила ее взглядом и вздохнула:
— Я понимаю, ей на свободе лучше, а все равно жалко расставаться. — Она потерла плечо и улыбнулась. — Ну вот, оставила мне на память синяк…
— Мне тоже Тришка сделал отметины, — сказал Роман. — Помнишь, как он лапой меня двинул? Весь бок когтями ободрал…
— И все-таки ты его усмирил.
Майя шла за Романом и поглядывала вверх: все еще не верилось, что пустельга улетела насовсем.
Черные волосы Романа завивались на шее в тугие колечки. У мальчика тонкая талия, перетянутая широким ремнем. Через плечо висит сумка с угощением для Тришки. Спокойно и хорошо в лесу с Романом. Надо родиться в лесу, чтобы чувствовать себя здесь дома.
Роман остановился, и Майя узнала тот глухой, смешанный лес, где Роман познакомил ее с Тришкой.
Роман взобрался на пень и оглянулся. Видно, как он волнуется: зачем-то пригладил волосы на голове, снял сумку и положил рядом на пень, поднес руки к губам, но не свистнул.
— Помнишь, как он уходил? Даже не оглянулся, а раньше всегда провожал до старой вырубки.
— Должен прийти, — неуверенно произнесла Майя.
Роман свистел несколько минут. Умолкнув, долго прислушивался, но ничто не нарушало обволакивающую тишину глухомани. Стрекотнула низко пролетевшая над вершинами берез сорока, да где-то неподалеку постукивал дятел.
— Посвисти еще! — сказала Майя.
— Не придет он больше, — помолчав, сказал Роман. Подождал немного и спрыгнул с пня.
— Обиделся на людей Тришка, — сказал Роман.
Он еще несколько раз свистнул, а потом, безнадежно махнув рукой, уселся на пень.
— А ты зря расстроился, — сказала Майя. — Надо радоваться, что он не пришел. Станет осторожнее и не будет попадаться на глаза охотникам.
— Он перестал доверять людям. И мне не доверяет, — с горечью произнес Роман.
— Помнишь, что говорил Поздняков? Пусть Тришка не появляется возле поселка, так будет лучше.
— Кому лучше?
— Тришке.
— Хоть бы в последний раз пришел, — сказал Роман. — Попрощаться.
— И пустельга не вернулась, — вздохнула Майя.
Роман выгреб из сумки конфеты, любимые Гришкины, кусок сала, пластмассовую коробочку с засахаренным медом (потихоньку от матери наскреб в берестяном туеске), несколько больших белых сухарей и все это разложил на пне.
— Прощай, Тришка! — сказал Роман и поплелся по едва заметной в густом папоротнике тропинке в ту сторону, откуда они пришли.
— Ну чего мы стоим? Пошли…
— Мне надоело смотреть на твою спину, — улыбаясь, сказала Майя. — Теперь я пойду впереди.
— Ты дороги не знаешь.
В глазах девочки — синие блестки, на пухлых губах насмешливая улыбка.
— Я пойду в поселок своей дорогой, а ты своей, и посмотрим, кто быстрее придет!
Повернулась и, тоненькая, с пышным пучком волос на спине, в белых брюках, быстро пошла меж сосновых стволов. Молодые бледно-зеленые елки хлестали ее по ногам, цеплялись за розовую кофточку, но она, не обращая внимания, шагала вперед.
Роман смотрел ей вслед и улыбался. Ему тоже почему-то стало весело.
— Подожди-и, я с тобой! — звонко крикнул он. — Слышишь, Майя? Майя… — негромко повторил он.
Вложил пальцы в рот и пронзительно свистнул. Послушал, как ответило эхо, и припустил по хрустящему мху вслед за девочкой с солнечным именем «Майя».
И Тришка пришел
Из чащобы бесшумно вышел большой бурый медведь с блестящим ошейником и, поднявшись на дыбы, потянул носом воздух. Увидев его, с пня стремительно взлетела сорока. И хотя горло сороки распирал тревожный крик, она молчала: она держала в клюве белый сухарь. Медведь опустился на все четыре лапы и подошел к пню. Обнюхал угощение, сел у пня, как перед столом, и принялся за еду. Проглотил вместе со шкуркой кусок сала. Захрустел белыми сухарями, затем принялся за конфеты. Наконец взял в лапу баночку и тщательно вылизал мед.
