По его предположениям, до острова было не больше двадцати часов пути. Но Алендорф затрясся от страха. Он словно обезумел, доказывая опасность такого решения, и соображения его имели серьезные основания.
— Японцы потопят нас, — уверял он. — Если только они заметят наш катер… О, они, несомненно, находились там, чтобы убедиться в гибели «Крепости». Да, да… они видели нас… Наверное, они преследуют нас… и потопят…
— Но Гавайя близко…
— Нетрудно догадаться, что мы возьмем курс па Гавайго.
— У нас должен быть лишь один курс… курс норд…
Бакута неохотно согласился. В полдень боцман убедился, что Алендорф волнуется не без причины.
Алендорф замедлил ход, взял бинокль и долго пытливым взором обводил горизонт.
— Боцман! — внезапно роняя бинокль, вдруг вскричал он. — Смотрите. Скорее возьмите…
— Я и без бинокля вижу.
— Дым!..
— Идет судно…
— Корабль… идет за нами!
И действительно, чуть заметный дым поднимался из–за горизонта.
— Японцы! — в ужасе закричал Алендорф. — Господин Бакута, вы ведь знаете, что здесь не ходят суда!
— Не ходят… Это так… — подтвердил Бакута. — Однако, — беря бинокль, усомнился он, — ведь это купец…
— Что ж из того? На торговых судах японцы доставляли к острову все необходимое для базы! И сейчас командир с офицерами перебрались…
— В таком случае им не угнаться за нами, — убежденно ответил боцман, — с этого катера мы покажем конец любому торговому судну.
— О, вы правы! — подхватил Алендорф, — В быстроте — наше спасение.
И катер, вздымая столбы воды, полетел на север. Дым исчез из виду. О, если бы наши друзья знали, что это за пароход и кто в эти минуты стоял на его палубе, отыскивая в океане остров и скалу!
Неисчислимое количество раз Алендорф менял курс. Трое суток катер мчался в океане. Всюду Алендорфу мерещились перископы, временами он успокаивался и мучительно стонал:
— О боже, что со мной делается!
И вдруг опять вскакивал с криком. Под клочьями кителя трепетало его бледное тело.
— Слышите! Слышите! Кто–то плывет за нами!
К концу третьих суток от жары вода испортилась и стала непригодной для питья.
— Надо идти к земле, — решительно заявил Бакута, — смешно было бы теперь погибать.
Не слушая Алендорфа, он лично произвел исчисления и определил приблизительное местонахождение катера.
— Как я полагаю, — заключил он, — ближе всего от нас мексиканский берег. Не больше пятнадцати часов ходу. Идем в Мексику!
…В десять часов утра 21 мая показался мексиканский берег.
Боцман вовремя взял в свои руки штурвал, катер благополучно миновал прибрежные камни, и с левого борта открылся узкий залив.
Изнемогая от жажды, Алендорф, повиснув на борту, хрипел:
— Воды… Воды..
Глава двадцатая. ПРИКЛЮЧЕНИЯ НА МЕКСИКАНСКОМ БЕРЕГУ
В лесной чаще по узкому, заросшему водорослями заливу под сплетающимися ветвями деревьев тихо плыл катер с умолкшими от восторга людьми. Деревья, похожие на плакучие ивы, опускались в воду, и длинные тонкие ветки словно впитывали в себя зеленую влагу. Временами катер попадал в густую темноту, упругие ветви хлестали моряков по лицам, и, сгибаясь под этим висячим мостом из листьев, замирая от радости, друзья не находили слов, чтобы выразить свое счастье. Проплыв под деревьями, притихший катер опять выезжал на солнце. Золотые солнечные пятна скользили по лицам моряков, острые запахи цветов поднимались вокруг.
Бакута повернул руль, катер пристал к берегу, и боцман, с причальным канатом соскочил в траву. Захлестнув конец вокруг ствола дерева, он распростер руки и, подняв лицо к солнцу, провозгласил:
— Ура! Да здравствует земля! Леса, горы, цветы и травы, реки и ручьи, знайте: мы, советские моряки, опять ступаем по земле!
И, как ребенок, боцман затопал ногами, закружился на месте. Потом он побежал в лес, обхватил и потряс дерево и, опустившись на колени, осторожно сорвал пучок влажной травы.
Он положил траву на широкую свою ладонь, растроганно погладил ее и, в умилении качая головой, прошептал:
— Забавница…
Алендорф остался на катере. В глубокой печали, едва шевеля губами, он горестно качал головой:
— Я потерял все… Все потеряно…
В холодном, прозрачном роднике Нина набрала воды и подала ее Алендорфу. Ухватившись за кружку, точно опасаясь, что ее вырвут из рук, Алендорф пил, захлебываясь и едва не теряя сознания.
— Еще… Еще немного, — бормотал он, стуча зубами. — О, как я благодарен вам!..
— Запомни раз и навсегда, — заметил Бакута, — мы тебе не товарищи. Как только попадем к людям, поднимай отходные и исчезни с глаз.
По всем признакам, дремучий лес был необитаем. Незаметно закончился первый день на земле, зашло солнце, и под тропическими звездами моряки сели у костра, советуясь, что предпринять в дальнейшем. И все единодушно согласились с предложением Бакуты. Лес необитаем, но все же где–то близко живут люди. Нина и Андрей на рассвете отправятся искать человеческое селение, боцман же с Алендорфом на катере вернутся к берегу океана, так как вполне вероятно, что им удастся заметить проходящие корабли. На этом и порешили, укладываясь в траве на ночевку. Алендорф улегся в катере. Боцман еще не ложился спать и сидел у костра, подбрасывая в огонь сухие ветки. Внезапно невнятный говор послышался за его спиной. Бакута обернулся и с удивлением увидел, как в своем изорванном, взлохмаченном кителе между деревьями ползал Алендорф. Не замечая того, что боцман следит за ним, Алендорф торопливо подбирал упавшие, сорванные давней грозой сухие листья и совал их в карманы, прятал под мышки и снова проползал в кустарники.
— Что с тобой, человечина? — спросил Бакута. — Куда тебе это добро?
— Не отдам! — вздрогнув и быстро отползая в сторону, выкрикнул Алендорф. — Это мое… Мои выстраданные деньги. Не трогайте меня, не смейте!
— И не подумаю, — недоуменно пожимая плечами, благодушно сказал боцман. — Бери сколько хочешь… Ты бы лучше для костра…
— Деньги мои, — перебил Алендорф, — мне следует много денег… Я заслужил! Вы не имеете права посягать на мои деньги!..
Махнув рукой, Бакута отвернулся, но это невинное движение смертельно напугало Алендорфа. Он тотчас подполз к боцману и, суя ему в руки листья, жалобно предложил:
— Господин Бакута, я вам дам немного денег… Я поделюсь с вами… Но они, — он указал на спящих Андрея и Нину, — они отнимут у нас… Бежим…
— Как я вижу, на земле тебе ум повышибло. Ты болен. Ступай на катер.
— Благодарю вас. — Алендорф поднялся на ноги, но, сделав несколько шагов, пошатнулся и упал.
Боцман тихо, чтобы не разбудить уснувших друзей, ступая на носках, подошел к Алендорфу, взял его на руки и отнес на катер.
— Верьте, господин боцман, — прижимая к груди ворох листьев, благодарил Алендорф, — я ценю вас, я вас награжу…
К утру Алендорф очнулся. Пришедший за продовольствием боцман увидел, как он кидал за борт собранные ночью листья.
Припадок прошел, осунувшийся Алендорф ничего не помнил.
В жарких лучах солнца засверкала роса, мокрая трава задымилась, и Андрей с Ниной ушли в лес. С кормы катера боцман махал им густолистой ветвью, и капли искристой росы падали на его багровое лицо.
Мрачный Алендорф, подчиняясь команде, пустил мотор, и тотчас же катер вышел из залива к океану.
Сойдя на берег, Бакута принялся за работу. Нужно было собрать ветки для костра, по Алендорф отказался идти с ним.
Моторы требуют осмотра, — объяснил он, — вы справитесь один, а я займусь этим.
Отлично. В самом деле, кто знает, катер еще пригодится. Может случиться, что Нина и Андрей вернутся ни с чем.
Побродив по лесу, приготовив па берегу костер и разомлев па солнце, Бакута прилег под деревом и задремал. Неожиданный треск мотора, послышавшийся со стороны залива, мгновенно разбудил его. Бакута подумал, что это с местными жителями — рыбаками вернулись Нина и Андрей. Но ом услышал моторы катера. И вдруг тяжелый камень пролетел мимо его головы. Когда Бакута выбежал из–под тени, голубой катер уже унесся далеко в океан, и на корме чернел силуэт Алендорфа.
* * *В густой чаще, куда попали Андрей н Нина, щебетали, трещали и стрекотали тысячи птиц. На небольших топких полянах блистали синие лужи, и по воде медленно расхаживали птицы, похожие на аистов. С деревьев тучами вспархивали маленькие, как воробьи, зеленые попугаи, обезьяна величиной с котенка, перепрыгивая с ветки на ветку, с любопытством провожала людей. По болотистой земле, хватаясь за кустарники, Нина и Андрей продолжали свой путь, не задумываясь над тем, что ожидает их впереди.
Лес кончился очень скоро, и на минуту скитальцы остановились, пораженные видом гигантских пальм. На одной из них висела хижина с соломенной крышей, и из дверей к земле спадала плетеная веревочная лестница. Матрос, как по штормтрапу, поднялся в это удивительное жилище, но внутри никого не оказалось. Однако хижина свидетельствовала о близком присутствии людей.
