Данька кинулся к палатке. Но в палатке капитана не было. Куда же он пропал? А может быть, ночью капитан вышел на берег, увидел тонущий катер, хотел спасти его и тоже утонул?
Над лесом вылез краешек озябшего солнца. Начинался день, но Данька все еще сидел у входа в палатку и не решался разбудить команду. Ему казалось : пока о несчастье знает только он один, все еще может измениться. Его колотил озноб…
Так бы продолжалось неизвестно сколько, но внезапно в тумане открылся голубой проем, в него пробились солнечные лучи и осветили дальний залив, в котором покачивался катер…
Капитан лежал на койке, положив ногу на ногу. Он курил трубку, пуская кольца. В воздухе уже качались два кольца, одно вплывало в другое, и теперь он следил не шевелясь, как новое кольцо догоняет нижнее, медленно втискиваясь в него. Он был очень увлечен своим занятием и не обратил внимания на Даньку. Данька был восхищен искусством капитана и готов был смотреть хоть целую вечность, как распускаются кольца, вползая друг в друга, но все же пора было напомнить о себе.
– Здравствуйте, – сказал он.
Капитан скосил на него глаза и опять уставился на новое кольцо, но теперь в воздухе что-то нарушилось – кольцо растянулось и стало распадаться на части.
– Я хотел вас спросить, – сказал Данька, провожая глазами исковерканный дым, – а где был катер?
Капитан не ждал столь раннего гостя и был смущен, что его застали за такой праздной забавой.
– Гм… Катер… Где же ему быть? Висел на сосне.
– А как он… туда?
– Элементарно – волной занесло, – сказал капитан.
– А… как вы его сняли?
– Экое дело! – сказал капитан. – Надул спальные мешки дымом, приподнял катер над сосной, а потом веревочкой спустил на воду… А ты чего встал ни свет ни заря?
Данька рассмеялся. И смеялся до тех пор, пока не закашлялся и вдруг не заплакал. То есть он еще не был уверен, что плачет, ему еще казалось, что он смеется, но из глаз текли слезы. И это, наверно, от радости, что все обошлось благополучно.
Капитан вскочил с койки и подхватил его на руки.
– Что с тобой, дружок? Не жар ли у тебя? Где ж ты, бедняга, так вымок? А ну-ка прими таблетку…
Капитан снял с него мокрые джинсы и тельняшку, уложил на койке, растер жесткими ручищами грудь, запеленал простыней, как младенца, засунул в свой спальный мешок и дал еще выпить вонючего отвара из трав. И при этом ворчал, ругая себя старым шкворнем, балаболом и другими разными словами, и от этих слов, от таблетки, которая разошлась по телу, сознание Даньки поплыло и погрузилось в зыбкий сон…
И тотчас Данька понял, что куда-то бежит. И не один, а с Надей. Взявшись за руки, они скакали по густой траве, но чем дальше, тем трава становилась выше и плотнее, пока не стала огромной, как лес. И Данька почувствовал – теперь надо взлететь. Он поглубже вдохнул в себя воздух, оттолкнулся от земли и полетел вместе с Надей вверх. И так, глубоко вдыхая, они поднимались все выше и выше, пока лес не стал как трава, а река как змейка.
– Я великий Дан – хозяин неба и всех окружающих пространств! – торжественно сказал Данька и добавил тихо: – А ты кто такая?
– А я твоя сестра, – сказала Надя. – Потому что мое имя и твое из одних и тех же букв: Даня и Надя.
– Верно! – обрадовался Данька. – А теперь полетим еще выше!
Чем выше они летели, тем становилось все холоднее. Надя стала дрожать, и Данька спрятал ее в боковой кармашек. Она легко уместилась там, потому что была крошечной, как воробышек. Но и на дне кармашка она не могла согреться и дрожала, пока не заснула.
Данька оттопырил кармашек и увидел, что она побелела, на рыжих ресничках блестели снежинки. Тогда он достал свою тайную трубку, точно такую же, как у капитана, закурил ее и начал дышать теплым дымом в кармашек. И Надя стала оживать на глазах. Щеки покраснели, снежинки превратились в капельки. Ока открыла глаза и чихнула.
– Ага, попался, курильщик несчастный! – закричала она. – Вот расскажу Автандилу Степановичу, он тебе задаст!
Данька сделал вид, что зашвырнул трубку, а на самом деле спрятал ее за пояс. И тут кого-то заметил внизу.
Ба, да это же Мурзай!
Откуда ни возьмись, выскочил Марк. С киноаппаратом наперевес он преследовал Робинзона Мотылько-ва. Но Робинзон улепетывал от киноаппарата, как от огня, вилял в разные стороны и плевался, стараясь попасть в стеклянный глаз, потому что больше всего на свете боялся стать знаменитым – ведь если люди, посмотрев кинокартину, будут узнавать его на улице, тогда конец всем его штучкам, придется заняться честным трудом.
– Мурзай, фас! – крикнул Данька и бросился наперерез, но Робинзон увильнул и, наверно, скрылся бы навсегда, если бы внезапно не врезался в молнию. Взрыв!
Но что осталось от Робинзона, ребята рассмотреть не успели, потому что, отброшенные воздушной волной на тысячу километров, вдруг увидели Рубика. Он сидел за летающим столиком и рассматривал комара в микроскоп, а вокруг него бегали его мать и отец, опоясанные широкими ремнями с пробирками, и ловили сачками бабочек и стрекоз.
– Привет! – крикнул Данька.
Рубик оглянулся и никого не увидел, потому что Данька и Надя успели отлететь на тысячу километров и чуть было не врезались в верблюда, который на веревке тянул за собой автомобиль. В машине сидели Ваня, Керим Султанов и Александр.
– Передайте, что скоро будем на месте! – радостно закричал Александр. – А это наш небесный вездеход! Проводим испытания!
Они куда-то торопились, и Данька чувствовал, что надо тоже торопиться, но куда и зачем, он не знал. Он прибавил скорости, но вдруг Надя отпустила Даньки-ну руку.
– Я хочу лететь сама, – сказала она. – Я теперь знаю, как летать!
Надя бесстрашно развела руками, как крыльями, но тут же сбилась с курса, и Даньке пришлось подправлять ее то с одной стороны, то с другой.
В последнее время Даньке приходилось часто летать, он имел большой опыт и хорошо знал седьмое, самое высокое небо. Но именно легкость полета создавала трудности для новичков, их то и дело заносило в сторону, как сейчас Надю. В конце концов, Даньке пришлось взять ее за руку, они прибавили скорость и оказались перед вертящейся облачной каруселью, на которой сидели все герои нашей повести, а рядом на отдельном облачке, как на сцене, стояли Стасик и Диоген. Стасик играл на гитаре, а Диоген хриплым голосом старого боцмана пел песню о капитане:
Рыжекудрый и огромный, в драном
Он предстал плаще, широколобой
И кудлатой головой вращая.
Рыжий пух, как ржавчина, пробился
На щеках опухших, и под шляпой
Чешуей глаза окоченели…
В центре карусели, подняв жезл, стояла тетя Варя в белых перчатках, регулируя движение. Кольцо на глазах распадалось, но снизу появлялось новое кольцо, пассажиры поспешно пересаживались на него, после чего Диоген и Стасик снова начинали песню про капитана. Данька догадался, что облако приводится в движение песней. И тогда он вспомнил о грамоте, которая хранилась у него за пазухой. Он вынул ее, увидел голубой кораблик в правом уголке и смутился. Смутился, потому что Надя успела прочесть…
– Так ты поэт, значит? – удивилась она. – И ты сочинил песню?
Эх, как было бы здорово, если бы это было так! Но Данька не мог обманывать Надю.
– Нет, – сказал он с сожалением. – Но я тоже придумаю песню про капитана. Только потом, когда научусь…
И Надя сказала, что он напишет еще лучше. Данька же подумал, что написать лучше невозможно, но все же был рад, что Надя верит в него. Он спрятал грамоту с чувством веры и счастья: если Надя будет верить в него, он обязательно, обязательно станет хорошим поэтом!
– А где же капитан? – спросила Надя.
– Я знаю где! – сказал Данька. – Он внизу!
Держась за руки, Данька и Надя стали спускаться вниз. Навстречу им плыли новые кольца – одно, второе, третье. Кольца становились все меньше и тоньше, а в самом низу находилась трубка, которую курил капитан. Он лежал в одних трусах на корме катера, положив ногу на ногу, и пускал в небо кольца дыма. Погода была безветренная, и ему удалось впервые в жизни выдуть семь дымных колец. Седьмое – самое большое – достигало верхнего неба, превращаясь в вертящуюся карусель.
Капитан увидел Даньку и помахал рукой: дескать, все в порядке, скорее торопитесь наверх, где происходит самое интересное; и они с космической скоростью взмыли на седьмое небо, где у карусели суетился Марк с киноаппаратом, снимая массовые сцены для будущего фильма, который уже имел название:
«ВОЛШЕБНАЯ ТРУБКА КАПИТАНА».
Из афиши, огненными буквами сиявшей на облаке, можно было узнать, что фильм ставится по сценарию капитана Милованова, музыку пишет Александр Охапкин, а текст песен сочиняет поэт Даниил Соколов.
Теперь Данька твердо знал, что это правда, а не сон. Если выйдет фильм, который смогут посмотреть все желающие, тогда и они убедятся, что это правда, а не сон. И в этом фильме можно будет увидеть капитана и всех его воспитанников. И через год, и через десять лет, и через сто. А что это значит? А это значит, что капитан и его воспитанники будут жить всегда. И вообще люди, которые попадают в повести, рассказы, песни и фильмы, никогда не умирают, потому что искусство – это память и бессмертие человечества.
