Вечером я смотрел любимую свою передачу «Что? Где? Когда?», и вдруг явственно услышал глухой стук на балконе. Выскользнув на балкон, я увидел лежащую на полу книгу. Место, которое она занимала на полке, пустовало. Все ясно: Борька так поддел карандашом книгу, что она и на полке не устояла. Я понял, что срочно нужен Самохвалову, и, подняв крышку люка, спустился по лесенке в подвал. Борька уже поджидал меня там. Глаза его горели нетерпением.
— Ты чего так поздно вызываешь? — прошептал я сердито. — Все дома: у телевизора сидят… Говори скорее — что у тебя.
Борька в ответ развернул газету и показал объявление, обведенное красным фломастером.
— Читай! — показал он. — Я случайно его заметил. Мама велела все прошлогодние газеты и журналы связать, чтобы сдать на книжные абонементы, а тут, гляжу, такое вот объявление. Ты читай, читай. Вот, в «Вечерке»…
Объявление как объявление. Киностудия извещала горожан, что «…для съемок нового фильма срочно требуются предметы быта двадцатых-пятидесятых годов. Вещи будут с благодарностью и за хорошую цену куплены в неограниченном количестве студией в качестве реквизита…».
Ну и что? — равнодушно бросил я. — И за этим ты звал меня ночью? Чтобы прочесть прошлогоднее объявление?
— Ты ничего не понял! — жарко зашептал Борька. — Это тебе ясно, что объявление старое. Потому что оно в газете… А если его вырезать?
Вырезать? — спросил я, все еще не понимая, куда клонит Борька.
— Ну да! — ликовал Самохвалов. — Вырезать и приклеить! Догадываешься, куда?..
— Такие вопросы ты бы лучше клубу знатоков задавал, — сказал я. — Больно хитроумные.
— Ну так слушай, если туго соображаешь, — горячо шептал Борька. — Давай повесим его на дверь в подъезде дяди Сидора Щипахина! Представляешь, что будет?
Тут уж нужно было быть айсбергом, чтобы не растаять, и царевной-несмеяной — чтобы не расхохотаться.
— Ну, как идея?! — Борька и не скрывал ликования. — Годится? Будет знать, как игровые автоматы домой свозить. — Борька понизил голос и рассказал:
А знаешь, что он еще учудил?
Ну?
Видал песок в песочнице?
— Еще бы. Это же ваш песок. Только куда он исчез — непонятно. Не собаки же его съели!
Песок, как и ванну, привезли для Самохваловых из ЖЭКа, но, поскольку тетя Инна решила отложить ремонт до тепла, песок и остался дожидаться весны в просторной детской песочнице. Лежал он там себе преспокойно. Но две недели назад заметили мы, что куча в песочнице пошла на убыль. И вот теперь Борька узнал, в чем тут дело.
— Бабуся со второго этажа — та, что все время на балконе у окна сидит, — заметила… Щипахин песок носит, Щипахин! — доказывал Борька.
Куда носит?
Бабуся говорит — в свой подъезд.
К себе, значит… Может, у него тоже ремонт? — предположил я.
Может. Но при чем тут наш песок? И почему его надо забирать ночью? Так с чужим добром только Жар-птица поступала. Да и та — в сказке.
Нашел, с кем сравнить Жар-птицу! — не выдержал я. — Где ты видал Жар-птицу, чтобы она на мусорках рухлядью промышляла?..
Утром мы незаметно приделали вырезку из газеты у подъезда дяди Сидора Щипахина. Во дворе стоял теннисный стол, и мы принялись играть, незаметно наблюдая за подъездом. В свой традиционный ежедневный подворный обход с тележкой дядя Сидор Щипахин отправлялся не позднее девяти часов утра — это мы знали хорошо. Он и на этот раз не изменил строго заведенному правилу. Выкатив тележку из лифта, Щипахин остановился у нашего объявления — мы постарались поместить его так, чтобы оно не могло остаться незамеченным. Заметку дядя Сидор Щипахин читал долго, а может, просто перечитывал несколько раз. Наконец он достал из кармана платок и вытер вспотевший от волнения лоб.
Гляди, как разволновался, — шепнул Борька, делая вид, что готовится сделать подачу. Я оглянулся. Дядя Сидор Щипахин развернул тележку, вкатил ее обратно в лифт, и помчался наверх.
Видал?! — Борька не скрывал радости. — Клюнула рыбка. Ой, Володька, что сейчас бу-удет!
Не прошло и минуты, как дядя Сидор Щипахин вновь выскочил из подъезда. Волосы его были всклокочены, движения суетливы и смешны. Он не шел, а прямо-таки бежал.
Не успели мы обменяться и десятью подачами, как вдруг в наш двор, грозно рыча и изрыгая густые клубы дыма, вкатил огромный КамАЗ и стал уверенно подбираться к подъезду. Приглядевшись, мы увидели на сиденье рядом с водителем дядю Сидора Щипахина. Все ясно! Он, и вправду, поверил объявлению и, спеша опередить всех, помчался на дорогу ловить технику!.. У подъезда дядя Сидор спрыгнул с высокой подножки и, оглядевшись, замахал нам руками. Мы подошли. Дядя Сидор, тяжело дыша, взволнованно взмолился:
Тут… Ребятки… Такое дело… Помочь надо… Погрузить всякую мелочовку… А я вам за это на автомате дам поиграть. Двадцать туров. Бесплатно. Вы же его вчера сами видели — отлично работает.
Не-е, — уныло протянул Борька. — Мы никак не можем, мы заняты.
Да вы что мне тут болтаете! — разъярился дядя Сидор. — Бьют себе колотушкой по мячику и уверяют, что шибко заняты. Постыдились бы врать-то.
— А мы к чемпионату школьному готовимся, — спокойно ответил Самохвалов. — Сегодня первый тур, надо как следует потренироваться. Честь класса…
Из кабины высунулся усатый водитель и сердито закричал:
— Эй, хозяин! Так нечестно. Сам сказал — работы на полчаса, а сам с пацанами лясы точишь. Я так не могу, мне ехать надо.
— Да погоди ты! — завопил дядя Сидор Щипахин. — Видишь — помочь не хотят… Никакого уважения к старшим. И кто таких воспитывает…
— Кончай, хозяин! — басовито остановил его погонщик КамАЗа. — Ты меня сюда, кажись, не на педсовет позвал. Давай, дядя, дело делай, а то щас пары разведу и укачу. Так мне твой магарыч себе дороже обойдется.
Дядя Сидор Щипахин с тоской оглядел пустынный двор и, махнув рукой, полетел наверх. Вскоре он спустил вниз первую тележку, доверху груженную всякой всячиной, и спешно подкатил ее к борту машины. Наверх полетели диковинные сокровища нашего соседа — закопченный самовар, дырявая паранджа, кумган с отбитым носиком, четыре разноцветных абажура…
Лишь когда гора хлама, наполнив кузов, показала наконец свою макушку, дядя Сидор Щипахин успокоился. Уставший и порядком вспотевший, дядя Сидор был бледен. Загнав тележку в подъезд, он взобрался в кабину и водитель запустил мотор.
Бедняга Пирамидон, мирно вертевшийся близ машины, жалобно заскулил и, поджав хвост, стремглав ринулся от зарычавшего хищника и в испуге забился под теннисный стол. Автомобиль, победно помахивая дымом, как хвостом, выкатил со двора и исчез вместе с собственным грозным рыком. Только тут мы дали волю смеху. Побросав ракетки на стол, мы и сами плюхнулись на него, не в силах устоять на ногах от душившего нас веселья.
— Пред… Пред… ставляешь… что сей… сейчас б…будет? — хохотал Борька… — А он… А он им: а к… как же объявление?.. Ой, не могу…
Было ясно, что не пройдет и часа, как злой дядя Сидор Щипахин пригонит громилу КамАЗ со своим грузом обратно. Но прошел час, и веселье наше сменилось удивлением. Дядя Сидор не возвращался. Его не было и до той секунды, оставаться после которой дома означало неминуемое опоздание. Сгорая от неудовлетворенного любопытства, мы поспешили в школу, так и не дождавшись благодетеля киностудии, отправившегося туда с тремя тоннами отборного реквизита…
Насилу дождавшись звонка с последнего урока, мы побежали домой. На балконе дяди Сидора Щипахина горел свет, и мы поняли, что он все-таки вернулся. На скамейке, как обычно, сидели верные ангелы-хранители двора — старушки, цепко ощупывая взглядом каждого, кто проходил мимо них. Их мастерское, отшлифованное годами терпеливой работы над собой умение — мгновенно распознавать не только чужака, но даже настроение и намерения коренного населения, аборигенов дома — вполне могло бы заинтересовать «Аэрофлот», а может быть — и министерство обороны. Я уверен, что для наших скамейковых бабусь самое плевое дело — невооруженным взглядом узреть, что покоится в багажнике подрулившего автомобиля. а что — в голове у суетливо входящего в подъезд незнакомца.
Мы подошли к их наблюдательному посту с удобной спинкой, и я спросил:
— КамАЗ приезжал?
Ответ отличался от ответа в любом справочном бюро лишь тем, что за него не надо было платить.
— Утречком был, — услышали мы. — А как уехал, так больше и не возвертался.
— А дядя Сидор?
У себя отдыхает. Совсем больной вернулся, совсем больно-ой… — запричитали бабуси. — Что с человеком сделали! А здоровый ведь был мущина…
Больной? — переспросил я. — А откуда вы знаете?
А он будто пьяный пришел — все ноги у него заплетались. И бурчал про себя что-то такое интересное.
— Что бурчал? — продолжал допытываться я у караульных любителей.
