В большом мрачном зале замка кроме комбрига был только дед Ондрей. Оба сидели у края дубового стола и молча смотрели на приближающегося Павла.
– Товарищ командир, партизан Лужин прибыл по вашему приказанию.
Алексей Павлович с любопытством оглядел Павла, будто тот был какой диковинкой и видел он ту диковинку впервые.
– Садись.
Павел присел на стул с высокой резной спинкой. Не мягче чем на лавке в деревенской избе.
– Красная Армия начала наступление. Конец приходит фашистам. - Алексей Павлович задумчиво погладил ладонью мореный дуб столешницы. Сказал неожиданно: - Все думаю, какие удивительные мастера сработали эту мебель! А?
– Уж потрудились, - обронил дед Ондрей.
– Потрудились, - кивнул Алексей Павлович, и в голосе его прозвучало уважение к мастерам. - А ты как думаешь? - обратился он к Павлу.
Павел не ответил, но внутреннее напряжение перестало сковывать, ослабело. И он сказал неожиданно даже для самого себя, сказал о том, что его мучило последние дни.
– Альжбетку жалко. - И пояснил: - Ту, что с куклами, у которой дедушку похоронили.
Алексей Павлович молча кивнул.
– Что с ней будет? - спросил Павел. - Нельзя ж ее одну бросить!…
– Нельзя, - согласился Алексей Павлович.
– Значит, вы возьмете ее в бригаду?
– Она и так уже в бригаде. Но начнутся бои…
– Альжбетка храбрая и сильная, - горячо сказал Павел. - Она санитаркой может, поварихой, да кем угодно!
– Верю, - улыбнулся Алексей Павлович и спросил лукаво: - А в разведку годится?
– Конечно! Она ж маленькая, как девочка, на нее никто внимания не обратит!
Алексей Павлович помолчал, обдумывая что-то, потом сказал:
– Говорят, ты с куклами освоился?
– В каком смысле? - насторожился Павел.
– В прямом. Знаешь, за какую ниточку дергать, что да как сказать.
– Так. Художественная самодеятельность, - небрежно произнес Павел.
– Значит, не достиг еще совершенства? - снова улыбнулся Алексей Павлович.
– Не достиг.
– Ну что ж, даю тебе два дня сроку. Достигай.
– В каком смысле? - удивился Павел.
– В прямом. Это тебе боевое задание. Через двое суток отправитесь в глубь Словакии, в немецкие тылы. Нам нужно знать все до мелочи. Да тебя учить не надо, ты даже к немцам на укрепления ходил! Кстати, тех укреплений нет. Штурмовики снесли. Так что от имени командования Красной Армии объявляю благодарность.
– Спасибо.
– Э-эх, Лужин, надо отвечать: Служу Советскому Союзу!
– Служу Советскому Союзу! - произнес Павел и покраснел. - Не приходилось, товарищ командир. Я больше "хайль Гитлер" кричал, - добавил он с затаенной горечью.
– Ничего, Павел. Скоро здесь будут наши. И конец Гитлеру. И поедем мы с тобой, Павел Лужин, домой. Домой!
– Где он, дом? - неожиданно вырвалось у Павла. Действительно, где он, дом? В Москве? В Гронске? В Березове?
Алексей Павлович нахмурился.
– Человек бездомным не бывает. Просто дом у нас с тобой большой - Родина. И нас там ждут… - добавил Алексей Павлович не очень уверенно, потому что его никто не ждал. Не было у него семьи, не успел обзавестись. Неожиданно вспомнилась Гертруда Иоганновна. Вот она идет к нему, чуть прихрамывая… Тоненькая, светленькая, в туфлях на босу ногу… Этого еще не хватало! - Два дня, Лужин, - сердито сказал он. - Поедете втроем. Ты, Альжбетка и вот дед Ондрей. Он эти края знает. Подучите его кукол дергать. Он - старший, его приказания… Сам понимаешь.
Павел кивнул и сказал:
– Альжбетка не плачет. Совсем не плачет. Как не в себе.
– Я зайду вечером. Поговорю с ней. Иди.
– Есть!
Павел спускался вниз по крутой каменистой тропе, спотыкаясь о древесные корни. Тропой ближе, чем дорогой.
Что ж получается? Бригада вступит в бой, а его как бы вывели из боя. Как в первые партизанские бои, когда командир считал его маленьким… Надо доложить командиру о приказе товарища Алексея. Еще подумает, что дезертировал… Нет, командир так о нем подумать не может. Командир ему верит. Наверно, и Алексей Павлович, прежде чем дать ему это задание, посоветовался с командиром. Странное задание. Хотя почему странное? Разведка есть разведка. А кукольный театр - отличное прикрытие.
Командир выслушал Павла молча и вздохнул.
– Да знаю я, знаю… И одобряю. Ты ж у нас артист, тебе и куклы в руки! - Он засмеялся, а потом посерьезнел: - Главное - умелость. Назвался косарем - коси траву, назвался шофером - крути баранку. Взаправду, чтоб никому и в голову не пришло, что ты не косарь, не шофер, а разведчик. Тогда тебе поверят. А ты парень толковый. Собственно я тебя и рекомендовал товарищу Алексею.
– Вы?
– А что тебя удивляет, Павел? Паренек ты храбрый, голова светлая, к тому ж немецким владеешь. Портсигар не потерял?
– Нет. - Павел похлопал по карману, где лежал подаренный командиром после боя на шоссе портсигар с двумя конскими головами.
– Вот видишь! - удовлетворенно сказал командир, будто, потеряй Павел портсигар, не послали бы его в глубокую разведку.
Альжбетку Павел нашел возле лошади. Девушка сидела на чурбачке, и в глазах ее стояли… слезы.
– Ты чего, Альжбетка? - встревоженно спросил Павел.
– Да-а-а… Запропастился куда-то, а я тут одна.
– Как же одна? А лошадь?
Альжбетка шмыгнула носом, похлопала по торчащим лошадиным ребрам.
– Ты говори, когда уходишь.
– Ладно. Меня командир бригады вызывал, товарищ Алексей.
– Зачем?
– Дело у нас с тобой, Альжбетка. Репетировать надо. Репетировать, репетировать… Будем представления давать.
– Здесь?
– Нет. Туда подадимся. - Он махнул рукой в сторону заходящего солнца.
– Там же немцы, - испуганно прошептала Альжбетка.
– Немцы. Да не только немцы. Там и наши. Ты что, немцев боишься?
– Никого я не боюсь, если с тобой.
Ах, Альжбетка, чистая душа!
– С нами дед Ондрей поедет. И его надо научить, ну хоть с драконом управляться… Красная Армия наступает. Чуешь? А мы едем помогать ей.
– Пусть она их бьет! Пусть она их… - Альжбетка задохнулась от внезапно нахлынувшей жгучей ненависти к фашистам. И заплакала в три ручья.
Павел не стал ее утешать. Пусть плачет. Хозяйка сказала, что нельзя в себе слезы держать. Они, как отрава. Пусть плачет. Он присел рядом на землю.
– Утонут они в твоих слезах, Альжбетка!
– Пусть… тонут…
Они посидели немного молча.
Отдохнувшая лошадь медленно хрупала сеном и вздыхала.
Раскрасневшееся солнце, прежде чем исчезнуть, жаркой щекой коснулось горы, наверно чтоб остынуть. В ущельях быстро сгущались тени. Альжбетка уже не плакала, только всхлипывала тоненько. Павел тронул ее за плечо:
– Все, Альжбетка, все. Давай работать. Репетировать.
– Давай.
Они направились к кибитке. Взяли тяжелые куклы: Павел пастуха Бачу, Альжбетка его сварливую жену Бачеву.
– Ах ты, лежебока, - произнесла она все еще всхлипывая. - Овец проспал.
Бача почесал в затылке.
– Никуда не денутся. Дорогу домой знают.
– Знают? Напасти на тебя нет! А дракон? Дракон всех пожрет.
– Га!… Нужны ему твои овцы. Ему девушек подавай. Хоть бы тебя слопал. Может, подавится!
– Это ты так про жену? Ну погоди, сейчас я возьму вожжи!…
Бачева исчезла в кибитке.
– Ну теперь начнется, - вздохнул Бача. - Не иначе черт мне жену подсунул. И где были мои глаза!
– В бутылке с можжевеловой, - появился маленький Гашпарко.
– Эх, тебе хорошо, ты не женат! А она за вожжами пошла.
– Сховайся.
– Куда от нее сховаешься?
– А вот сюда. Сиди и помалкивай. Я тебя выручу.
Бача убежал, а Гашпарко присел на камень.
– Ну как? - спросил Павел.
– Хорошо. Теперь тебе надо взять Бачеву. И води ее. А я буду на два голоса говорить. Лампу бы зажечь. Темно.
– Нельзя. Приказ.
Где-то далеко-далеко прогрохотало.
– Гром, - сказала Альжбетка.
Павел посмотрел на чистое, вызвездившее небо.
– Нет, это не гроза. Это артиллерия.
– Так близко?
– Наши. Наши идут, - сказал Павел.
Они замерли и стали слушать отдаленный невнятный грохот. И маленький Гашпарко замер и слушал.
Павел пошарил в кармане и заговорщицки сказал:
– Альжбетка, хочешь, я тебе достану звезду с неба?
– Хочу, - так же тихо ответила она.
Павел поднял руку, взмахнул ею и протянул Альжбетке ладонью вверх. На ней лежала и поблескивала маленькая красноармейская звездочка.
Альжбетка взяла ее, повертела в пальцах и прижала к щеке.
Как хорошо! Как хорошо, что есть в мире алые звездочки!
Часть третья. МЫ БЫЛИ И БУДЕМ!
1
– Никакой физической работы. Не нагибаться, не бегать, не читать. При ярком свете лучше надевать темные очки, светофильтры.
