Весь день Габи ходил сам не свой, а вечером пораньше завалился спать и сразу же заснул, потому что очень уж хотел, чтоб поскорее наступило утро. Проснулся он вовремя, слышал, как, бухая сапогами, ушел зеленорубашечник, сыграл, как всегда, в «Пушка и зеленорубашечника», и когда дошел до того места, где воображаемый зеленорубашечник задрожал перед ним, униженный и напуганный, опять отворилась дверь. Повторилось то же самое, что и вчера. Собака протиснулась в чуть приоткрытую дверь, но на этот раз не села у кровати, а, как настоящий Пушок, прыгнула на постель и свернулась калачиком у ног Габи. Габи окончательно уверовал, что он ужасно болен и в бреду видит своего Пушка. Мысль эта обрадовала его, потому что больным терять уже нечего, и он, протянув руку, преспокойно погладил Пушка — иначе говоря, пустоту, поскольку всем известно, что привидения — это сплошная пустота. Но каково же было его изумление, когда ладонь его коснулась мягкой, шелковистой, курчавой шерсти, а под этой шелковистой шерстью он ощутил тепло живого тела. Больше того, собака-привидение лизнула ему руку
На сей раз Пушок побыл с ним дольше, чем прошлый раз, и снова незаметно исчез еще до возвращения мамы с рынка «Лехел». Во всей этой истории с привидением Габи казалось странным только одно. Общеизвестно, что привидения являются обязательно в полночь, а Пушок уже второй раз заявлялся рано утром. Может, для собак-привидений раннее утро считается полночью? Надо бы проверить.
Он торопливо оделся, выбежал во двор, трижды свистнул и тут же на балконе показалась лохматая голова главного секретаря. Габи помахал согнутым пальцем: есть, мол, срочное дело. Через минуту Шефчик-старший был уже во дворе.
— Умеешь держать язык за зубами? — спросил у него Габи.
— Умею, — сказал Шефчик-старший.
— Тогда слушай. Как ты думаешь, может быть у собак полночь утром?
— А что особенного, если собаки ночью не спят и засыпают на рассвете? Может, у них утром и бывает полночь, — задумчиво сказал Шефчик-старший, которого ничуть не удивил столь странный вопрос.
— А вдруг не может?
Шефчик-старший опять задумался.
— Кто его знает… — многозначительно изрек он. — Есть такие собаки, которые ночью не спят. Например, Пушок…
— Тс-с-с! — прервал его Габи. — Тише… Послушай. Завтра утром, прежде чем уйдет зеленорубашечник, ты придешь к нам, спрячешься под стол и будешь наблюдать. И что бы ни случилось — никому ни слова! Понял? Это секрет. Дай честное слово, что никому не скажешь.
— Даю! — поклялся Шефчик-старший. — Ведь ты меня знаешь. Я человек серьезный.
— Знаю, — откликнулся Габи, пожимая руку главному секретарю. — А ты не проспишь?
— Положись на меня, — презрительно хмыкнул Шефчик- старший. — Приду к вам, как часы.
На следующее утро он действительно был точен, как часы. Спрятался под столом и стал ждать. Зеленорубашечник, громыхая сапожищами, ушел. Дверь, чуть-чуть скрипнув, медленно приоткрылась, и появился Пушок.
Главный секретарь задрожал от страха и с трудом выдавил:
— Га… Га… би! Здесь ходят привидения.
— Ты что видишь из-под стола? — спросил Габи.
— Пуш… Пушка, — простонал Шефчик-старший.
В этот момент Пушок тявкнул и с веселым лаем юркнул под стол.
— Караул! — истошно завопил главный секретарь.
— Пушок! — невольно крикнул Габи.
Собака остановилась у стола, повернулась и прыгнула на кровать.
Габи погладил собаку.
— Ты что делаешь? Разве это Пушок? — спросил дрожащим голосом главный секретарь.
— Да… Пушок, — пролепетал Габи.
— Тогда, может, он и не привидение?!
— Ну конечно, не привидение! — воскликнул Габи и подхватил на руки воскресшего Пушка.
Шефчик-старший, осмелев, вылез из-под стола, потрогал привидение и тоже признал, что это настоящий Пушок, а не привидение.
А Пушок, переведенный из разряда привидений в живые существа, принялся лизать лицо Габи, прыгать по кровати, гоняться за своим хвостом — словом, всячески старался подчеркнуть свое земное существование. Но немного погодя он вытянул морду, спрыгнул с кровати и пулей вылетел из комнаты. Шефчик бросился было за ним, но, пока добежал до ворот, Пушка и след простыл.
Днем они разработали детальный план.
Утром Габи лежал на постели, Шефчик же не торчал под столом, а сидел в засаде на улице и внимательно наблюдал. Не прошло и нескольких минут, как по тротуару промчался белый клубок и тут же скрылся в одной из подворотен. Через мгновение белый клубок снова появился на улице. Шефчик-старший присмотрелся и увидел, что Пушок выглядывает из-под ворот и снова исчезает. Так повторилось несколько раз. Пушок показался в мрачной подворотне уже в пятый раз, когда послышались гулкие шаги и появился зеленорубашечник с неразлучным автоматом на плече. Не успел он дойти до угла, как Пушок выскочил из подворотни, стрелой пролетел мимо главного секретаря и в мгновение ока оказался в доме. Шефчик-старший припустился за ним, а когда прибежал к Габи, Пушок уже прыгал на постели и помахивал хвостом: очевидно, гордился своей ловкостью.
— Он играет в прятки с зеленорубашечником, — решил Шефчик-старший.
Пушок радостно вилял хвостом, как бы подтверждая слова Шефчика-старшего. Затем он ткнулся носом в плечо Габи.
— Убирайся, притвора! — шутливо оттолкнул его от себя Габи.
В этот момент у пего что-то зашуршало под рукой. Габи внимательно обшарил шею Пушка и нащупал под шелковистой шерстью клочок бумаги. Записка была привязана к шее Пушка белой ниткой, да так незаметно, что ее не сразу можно было обнаружить. Габи разорвал нитку, развернул записку и увидел письмо. Вот что в нем было:
— «Дорогой Габи, это письмо пишу не я, а Эмануэль…» — Габи оторвал взгляд от письма. — Послушай! — удивленно посмотрел он на Шефчика-старшего. — Кто такой Эмануэль, «которого вы все знаете как Шмыгало»?
— Значит, Эмануэль — это Шмыгало. Ну и дела! — засмеялся Шефчик-старший.
А Габи читал дальше:
— «…потому что я, то есть Дуци, еще не умею писать без ошибок. Думаю, что Пушок бегает к тебе каждое утро и поэтому я пишу тебе письмо. Я и сама очень охотно бы навестила тебя, но бабушка меня не пускает после случая на самокате — ведь тогда я чуть не попала в беду. Сообщаю тебе, что Пушок с той поры, как взорвали мост, живет у нас. Пришел он с окровавленным ухом. С тех пор ухо зажило, но домой он не идет. Может, не идет из-за зеленорубашечника? Если получишь это письмо, обязательно ответь мне, раз я не могу повидать тебя. Крепко целую. Дуци».
Габи и Шефчик-старший тут же сели и написали ответ. Они рассказали Дуци, как Пушок играет в прятки с зеленорубашечником, видимо не желая встречаться с ним. Пушок, склонив голову, наблюдал за ними: одно ухо у него свесилось, а другое торчало вверх. И всем своим видом он как бы говорил: «Я знаю, что вы пишете сейчас обо мне». Он нетерпеливо ждал, когда записку наконец привяжут к его шее, исподтишка лизнул Габи щеку и убежал из комнаты.
Так началась переписка между Дуци и Габи. Разумеется, время от времени они встречались, но переписка — это совсем другое дело. Поэтому по утрам Пушок непременно приносил письмо и убегал обратно с ответным письмом. И эта занятная переписка навела Габи на замечательную мысль.
Не откладывая это дело в долгий ящик, он торопливо постучался к доктору Шербану.
В тот же день, под вечер, какой-то бородатый человек пришел к бабушке и передал Шмыгале плоский пакет.
Габи тем временем стал упрашивать отца взять его с собой завтра утром на завод. Ему, мол, так хочется взглянуть на него в последний раз, а то, если завод увезут, больше он никогда его и не увидит.
Отец неохотно согласился, и Габи быстро лег спать.
В это ноябрьское утро он проснулся раньше всех, торопливо оделся и, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, стал ждать, когда соберется отец. Отец взял его за руку, и они зашагали на завод.
Едва успевая за отцом, Габи казался себе настоящим рабочим, слесарем, столяром или сварщиком, который идет на работу, чтобы весь день ковать железо, строгать доски, сваривать сталь… Точь-в-точь как другие, которые с судками или фибровыми чемоданчиками в руках шли рядом с ними, натянув шапки на уши. Уже сейчас, в раннее утро, усталые от бесконечных ночных тревог, рабочие казались темными тенями за желтоватой завесой ноябрьского тумана. Они зычными голосами окликали друг друга, в том числе и отца. Многие спрашивали: «Чей это славный парнишка?» — гладили Габи по голове и шли дальше.
Из тумана вынырнул какой-то высоченный, усатый дядя, лукаво прищурился, щелкнул Габи по лбу и крикнул: «Эй, Климко!» Габи скривил губы, но не от боли, от досады: ну конечно, его считают мальчишкой, с которым можно так обращаться! Но отец не понял его гримасы и сказал: «Эх, ты, какой же из тебя получится вояка?» Усатый дядя еще раз подмигнул Габи левым глазом и произнес: «А ты, брат, и не старайся стать воякой. Это я тебе говорю, Бернат Шимончич, — понятно?» Габи ответил, что, дескать, понятно. «Ничего, брат, — сказал Бернат Шимончич, — ты мне нравишься». Габи совершенно забыл о щелчке и очень гордился тем, что он нравится Бернату Шимончичу.
