— Прелюдия, — сказала она, и в следующий миг её брат и сестра просияли.
— Чего? — свирепо спросил Олаф и нажал на кнопку ещё несколько раз, хотя подобное варварство, как всем известно, не ускоряет работу лифта.
— Моя сестра имеет в виду, — сказала Вайолет, — что она усвоила урок по поджигательству.
Однако младшая Бодлер имела в виду совсем не это. Клаус и Вайолет поняли: словом «прелюдия» Солнышко хотела напомнить им об отеле «Прелюдия» и о том, как однажды семья Бодлеров в полном составе провела там выходные. Как и говорила Кит Сникет, отель «Прелюдия» — очень славное место, и я рад сообщить вам, что он все ещё цел и невредим — ложка мёда в бочке дёгтя, — и что в бальном зале там по-прежнему висят знаменитые люстры в виде громадных медуз, которые раскачиваются вверх-вниз в такт музыке, которую играет оркестр, и что книжный киоск в вестибюле по-прежнему специализируется на сочинениях американских романистов реалистического направления, а открытый бассейн по-прежнему прекрасен, и когда кто- то прыгает в него, собираясь поплавать наперегонки, отражения окон отеля мерцают и переливаются. Однако бодлеровские сироты вспомнили не люстры, не киоск и даже не бассейн, где Солнышко училась плескаться и булькать. Они вспомнили одну шалость с лифтом, на которую подбил их отец, когда на него однажды нашло. Шалость — здесь это слово означает «Способ разыграть того, с кем ты едешь в лифте», — лучше всего удаётся в тот момент, когда вы собираетесь выходить из лифта, а ваши попутчики едут выше. Мама Бодлер возражала против того, чтобы её супруг учил детей подобным шалостям, так как, по её словам, шалость была недостойная, однако отец возразил ей, что это не более недостойная шалость, чем волшебные фокусы с булочками, которые мама Бодлер проделала в тот же день за завтраком в ресторане отеля, и тогда она неохотно согласилась поучаствовать в розыгрыше. Разумеется, данный конкретный момент в жизни Бодлеров не слишком подходил для розыгрышей, однако Вайолет и Клаус тут же поняли, что затеяла их сестра, и когда двери лифта наконец раздвинулись и Граф Олаф протопал в лифт, трое Бодлеров вошли следом и немедленно нажали сразу на все кнопки. Когда папа Бодлер проделал это, выходя из лифта, оставшаяся в лифте пассажирка, невероятная зануда по имени Элеонора, была вынуждена по пути в номер посетить все этажи отеля, однако здесь, в отеле «Развязка», шалость служила сразу двум целям — в данном случае это выражение означает «давала Бодлерам возможность сделать сразу две вещи».
— Что вы делаете? — возмутился Граф Олаф. — Так я нипочём не успею вовремя добраться до медузообразного мицелия и всех отравить!
— Зато мы сможем предупредить о пожаре как можно больше народу! — закричала судья Штраус.
— Две цели, — сказала Солнышко и обменялась с братом и сестрой лёгкой улыбкой, когда лифт доехал до вестибюля и открыл двери. Громадный зал под куполом уже почти опустел, и Бодлеры увидели, что все последовали советам злодеев-судей Верховного Суда и бродят по отелю с завязанными глазами.
— Пожар! — закричала Вайолет, пока двери лифта не закрылись. — Внимание! Внимание! В отеле пожар! Прошу всех покинуть здание!
Мужчина с бородой, но без волос стоял у самого лифта, держа за плечо Джерома Скволора, чтобы было удобнее подталкивать специалиста по несправедливости в нужную ему сторону.
— Пожар? — спросил он своим странным хриплым голосом. — Молодчина, Олаф!
— Как это молодчина? — возмутился Джером, и стало видно, что он нахмурился под повязкой.
— Я хотел сказать: «Здесь Олаф!» — поспешно поправился мужчина, подтолкнув Джерома к лифту. — Держи его! Нужно передать его в руки властей!
— Олаф здесь? — спросил, видимо, Франк, который вместе с братом ощупью пробирался вдоль стены. — Я его задержу!
— Где Бодлеры? — закричал, видимо, Эрнест. — Я их задержу!
— В лифте! — закричала женщина с волосами, но без бороды из дальнего конца вестибюля, однако двери уже закрылись.
— Вызовите пожарных! — отчаянно закричала Вайолет.
— Которых? — был ответ, однако дети не поняли, кто им ответил — Франк или Эрнест. Не успели Бодлеры бросить последний взгляд на волонтёров и негодяев, двери закрылись, и лифт поехал на второй этаж.
— Эти судьи обещали, что если я подожду до завтра, то увижу поражение всех моих врагов, — проворчал Граф Олаф, — а теперь сами же всех на меня натравливают! Так и знал — когда-нибудь и они меня подведут!
Бодлерам было некогда напоминать Олафу, что он и сам подвёл судей, собравшись отравить их медузообразным мицелием вместе со всеми, кто был в вестибюле, поскольку лифт остановился на втором этаже и открыл двери.
— В отеле пожар! — закричал Клаус в коридор. — Пожалуйста, покиньте здание!
— Пожар? — спросила Эсме Скволор. К удивлению Бодлеров, коварная женщина не сняла повязки, но, возможно, она решила, будто полоса чёрной ткани на глазах — это модно. — Кто сказал?
— Клаус Бодлер, — сказал Клаус Бодлер. — Уходите из отеля!
— Не слушайте этого кексолиза! — заверещала Кармелита Спатс, которая носилась по коридору, шлёпая рукой по всем узорным вазам. — Он пытается от нас улизнуть! Давайте снимем повязки и подсмотрим!
— Не вздумайте снимать повязки! — закричал Граф Олаф. — Эти Бодлеры виновны в неуважении к суду и пытаются заманить вас в ту же ловушку! Никакого пожара нет! Не покидайте отель ни при каких обстоятельствах!
— Мы никуда вас не заманиваем! — закричал Клаус. — Это Олаф вас заманивает! Пожалуйста, послушайтесь нас!
— Не знаю, кому и верить, — презрительно скривилась Эсме Скволор. — Вы, сироты, такие же подлецы, как и мой бывший приятель.
— Оставьте нас в покое! — велела Кармелита, натыкаясь на стену. — Мы сами разберёмся!
Двери закрылись, прежде чем Бодлеры успели продолжить спор, — и больше им уже никогда не пришлось спорить ни с этой неприятной женщиной, ни с этой неприятной девочкой. Вскоре лифт приехал на третий этаж, и Солнышко, набрав побольше воздуху, чтобы все, и злодеи, и благородные люди, слышали её голосок, закричала.
— Пожар! — закричала она. — Ходите по лестницам! Никаких лифтов!
— Солнышко Бодлер? — крикнул в ответ мистер По, узнав голос своей подопечной. Лицом банкир стоял совершенно не в ту сторону и прижимал к чёрной повязке белый носовой платок. — Не следует добавлять к перечню своих преступлений ещё и ложный сигнал о пожаре! Ты и так виновна в неуважении к суду, а может быть, и в убийстве!
— Это не ложный сигнал! — воскликнула судья Штраус. — Мистер По, отель действительно горит! Пожалуйста, бегите!
— Не могу, — ответил мистер По, кашляя в платок. — Я при исполнении служебных обязанностей: слежу за делами Бодлеров и распоряжаюсь состоянием их роди…
Двери лифта закрылись, оборвав мистера По на полуслове, и Бодлеры в последний раз уехали от банкира, и вынужден с огорчением сообщить, что на каждом этаже более или менее повторялась та же история.
На третьем этаже Бодлеры увидели миссис Басс, на которой по-прежнему красовался крошечный белокурый паричок, словно снежная шапка на вершине горы, а глаза были по-прежнему завязаны чёрной тканью поверх узкой полумаски, а на седьмом этаже видели мистера Ремору, который бродил там вместе с завучем Ниро. Они видели и Джеральдину Жюльен, которая нащупывала дорогу микрофоном, как слепой — белой тросточкой, и они видели Чарльза и Сэра, которые взялись за руки, чтобы не потерять друг друга, и они видели Кевина, Хьюго и Колетт, державших липучку для птиц, которую вывесил за окно сауны Клаус, и они видели, как мистер Леско спорит с миссис Морроу, и они видели мужчину с гитарой, который знакомился с женщиной в шляпке в виде вороны, и ещё многих людей, в которых не узнали ни волонтёров, ни негодяев, — все эти люди бродили по коридорам отеля, пытаясь поймать всякого, кто покажется им подозрительным. Одни из них верили Бодлерам, когда те сообщали им о пожаре, а другие верили Графу Олафу, когда тот сообщал им, что Бодлеры лгут, когда говорят о пожаре. Но лифт останавливался на каждом этаже совсем ненадолго, и всех этих людей дети видели лишь мельком. Они слышали, как миссис Басс пробормотала что-то об ожидающем её автомобиле и как мистер Ремора спросил что-то о жареных бананах. Они слышали, как Ниро вспомнил о своей скрипке, а Джеральдина запищала про заголовки, а Чарльз с Сэром начали препираться о том, выгодны пожары деревообрабатывающей промышленности или нет. Они слышали, как Хьюго спросил, действует ли ещё план касательно hors d'oeuvres, и слышали, как Колетт спросила, не нужно ли будет ощипать ворон, и слышали, как Кевин жалуется на то, что не знает, какой рукой держать липучку для птиц — правой или левой, и слышали, как мистер Леско говорит гадости миссис Морроу, а бородатый мужчина поёт песни женщине в шляпке в виде вороны, и они слышали, как какой-то мужчина зовёт Брюса, а какая-то женщина зовёт свою мамочку, и как дюжины и дюжины людей о чем-то шепчутся и на кого-то кричат, с кем-то спорят и в чем-то соглашаются, гневно обвиняют или кротко защищаются, осыпают яростными комплиментами и добросердечными оскорблениями дюжины и дюжины других людей и в самом отеле «Развязка», и за его дверями, — одних из них Бодлеры узнали, других забыли, третьих впервые видели.
