Арнольд Негго - Остров великанов

— Говорите конкретнее, — предложил Томингас.

— Результаты воспитательной работы Александра Уйбо, — не шевельнув бровью, продолжала Ребане, — нагляднее всего можно продемонстрировать на поведении ученика Ильмара Таммеорга. Я неоднократно предостерегала товарища Уйбо, и все присутствующие учителя тому свидетели, что Таммеорг дурно влияет на весь класс, который когда-то, до прихода к нам Александра Уйбо, был лучшим классом школы.

— Таммеорг — темное пятно безобразия на светлом фоне нашей школы, — мудро вставил Кукк.

Он сидел неподалеку от Ребане и, по мере того как крепчал ее голос, потихоньку все ближе и ближе подвигался к ней со своим стулом, а на лице его были написаны строгость, благородный гнев и самодовольство.

— Хулиганство Таммеорга, — говорила Ребане, — можно было бы пресечь в самом начале. Однако не могу понять, по каким мотивам Уйбо, несмотря на мои советы и даже просьбы, горячо встал на защиту Таммеорга. Он покровительствовал ему и тем самым потакал его бесчисленным безобразным выходкам. По-моему, все это является результатом в корне неверного взгляда Уйбо на систему воспитания наших детей.

— Поясните свою мысль, товарищ Ребане, — спокойно попросил Уйбо. — В чем именно заключается неправильность моего взгляда на систему воспитания детей?

— Ах, оставьте! — нахмурилась Ребане. — Вы прекрасно понимаете, в чем дело. Ваши откровенные или, как вы их там называете, задушевные разговоры с учениками есть не что иное, как фамильярность и панибратство — Вы позволяете детям слишком много вольностей. Мало того: за каждой ребячьей проказой и шалостью вы склонны видеть какую-то политическую подоплеку. Тем самым вы стали прививать детям нездоровый интерес к национальным вопросам, в которых, поверьте мне, в современной обстановке даже не каждый взрослый может разобраться. Вот откуда идут эти падающие доски, срывы занятий, отказ писать сочинение о советском летчике. Ввиду всего вышесказанного я должна поставить вопрос о снятии Александра Уйбо с работы.

В учительской поднялся ропот. Кукк после некоторого колебания отодвинулся от Ребане. Затем взял слово Тальвисте.

— Напрасно товарищ Ребане склонна видеть во всем происходящем только мальчишеские проказы и нездоровый интерес детей к национальным вопросам. Товарищи! — возвысил он голос. — В этой грустной истории с затравленным, доведенным до отчаяния мальчиком, как в капле воды, отражаются наши взгляды на воспитание молодежи. И тысячу раз прав был Александр Уйбо, когда он именно так и посмотрел на этот вопрос. Ни до появления Уйбо в школе, ни после Ильмар Таммеорг не был хулиганом. Этот славный, мужественный паренек всегда отличался безукоризненной честностью и прямотой. Его чуткость и отзывчивость всегда радовали нас, учителей. И у всех, кто его хорошо знает, мальчик пользуется самым горячим уважением и любовью. Недаром же друзья зовут его отважным капитаном, а рыбаки называют сыном моря! Как же так вышло, что такой мальчик, один из лучших учеников нашей школы, наша гордость, вдруг стал, по словам Ребане, отъявленным хулиганом? Первым заинтересовался этим Александр Уйбо. С редким терпением и хладнокровием, невзирая на исключительно тяжелые условия работы, которые ему здесь постарались создать, — я буду прямо говорить, невзирая на травлю, Уйбо нашел в себе силы разобраться в закулисной стороне происходящих в школе событий и сейчас прилагает все усилия, чтобы помочь мальчику выйти на правильную дорогу. И что бы ни говорила наша уважаемая товарищ Ребане, ей не удастся ввести в заблуждение сидящих здесь товарищей, как не удастся исключить Таммеорга и выжить из школы Александра Уйбо.

— Это возмутительно! — воскликнула побелевшая от гнева Ребане. Кто вам дал право бросать политические обвинения? О какой травле идет речь? Вам придется ответить за свои слова, Тальвисте! И о какой закулисной стороне вы говорите? Быть может, вы имеете в виду нарушение товарищем Уйбо наших школьных порядков, которые введены у нас строго по указанию Москвы?

В учительской зашумели.

— Не знаю, известен ли вам, товарищи, тот факт, — продолжала Ребане, обращаясь ко всем присутствующим, — что совсем недавно учитель Уйбо пытался отменить общепринятый во всех школах порядок, касающийся дежурных, которые должны стоять перед началом урока возле учительского стола?

Учитель Кукк нервно протер платочком вспотевшие стекла очков и, суетливо посмотрев по сторонам, чуть-чуть придвинулся к Ребане. На сей раз он, видимо, ошибся, потому что слова Ребане никого не убедили.

— Это несерьезно, товарищ Ребане, — забасила Томингас. — Я, между прочим, целиком присоединяюсь к мнению Тальвисте.

Следующей выступила Рауд.

Не заметив предостерегающих жестов Уйбо, она заявила:

— Я хочу рассказать о небезызвестном рапорте офицера Вальтера. Вы знаете, что этот рапорт каким-то образом исчез из директорского сейфа. Совсем недавно учителя Уйбо и Тальвисте, просматривая старые школьные документы, взятые из сейфа, вдруг обнаружили среди них рапорт за подписью Вальтера. В этом рапорте говорилось о том, что рыбака Вольдемара Таммеорга в ноябре 1944 года застрелил во время своего побега с острова советский летчик Сергей Устинов. Рапорт датирован 4 ноября 1944 года. Это пожелтевший от времени, местами потертый документ. Однако, хорошо зная, что представлял собою рыбак Таммеорг, мы усомнились в достоверности этого рапорта и действительно убедились, что он подделан. Да-да, это самая настоящая фальшивка!

В учительской наступила мертвая тишина, Ребане сидела бледная, с непроницаемым лицом.

— Любопытно! — уронила она.

— Доказательства! — крикнул Кукк. — Пусть ответит сам Уйбо.

— Придется объяснить, — ответил Уйбо, поднимаясь — Не так давно, к сожалению, без ведома Ребане, нам пришлось отпечатать на пишущей машинке Альберта Ребане одно письмо. Когда рапорт попал в наши руки, мы обратили внимание на дефект буквы «т», который показался нам знакомым. К несчастью, свое письмо мы уже отправили. Но Тальвисте вспомнил, что на этой же машинке был когда-то отпечатан по просьбе Филимова приказ по школе. Сегодня Тальвисте нашел этот приказ. Сличив тексты, мы установили, что и найденный нами рапорт и приказ Филимова отпечатаны на одной и той же машинке Альберта. Вот, посмотрите сами. — Уйбо передал изумленным учителям рапорт и приказ.

С носа Кукка свалились на пол очки. Не заметив, что разбились и вылетели сразу оба стекла, он поспешно водрузил очки на нос, испуганно посмотрел на Ребане и шарахнулся от нее, как от прокаженной.

— Боже, какая чушь! — спокойно проговорила она. — Рапорт и в самом деле мог быть отпечатан на машинке Альберта. Вы все прекрасно знаете, что школа во время оккупации была резиденцией какого-то немецкого генерала. Эту машинку мы нашли среди прочих вещей, оставленных немцами. Товарищи Уйбо, Тальвисте и Рауд ведут себя на педсовете недостойно. Я думаю, — торжествующе усмехнулась Ребане, — что они ответят за клевету по всей строгости советских законов…

Сразу же после педсовета Уйбо спустился в докторский флигель. Более часа просидел он за столом, не поднимая головы.

Итак, педсовет кончился победой Ребане. Уйбо и Тальвисте пришлось пережить немало горьких минут. Молодые учителя не могли себе простить такой оплошности.

«Погорячились, — думал Уйбо, — выдали себя с головой. Вместо того чтобы разоблачить ее, сами сели в лужу…»

Нет, так просто для Ребане это не кончится. Борьба будет продолжаться, и во сто крат сильнее, чем когда бы то ни было.

— Черт возьми! — грустно усмехнулся учитель. — Я, кажется, ненавижу ее, как смертельного врага…

Уйбо с тяжелым сердцем стал собираться домой, на хутор Вахтрапуу, где теперь жил… В докторском флигеле он ночевал изредка, обычно когда задерживался в школе допоздна. Но сегодня учителю не хотелось оставаться здесь. Сняв висевший на стене полушубок, он уже собрался уходить, как вдруг услышал за стеной знакомый скрип железных ступеней — Учитель замер.

Вскоре ему стало казаться, что в комнате он не один. Он ощутил на себе чей-то внимательный взгляд. И вдруг совершенно отчетливо услышал глубокий человеческий вздох, второй… третий… а затем протяжный стон.

В полутьме громадной неуютной комнаты ярким белым квадратом вырисовывалось покрытое изморозью глубокое окно. Сквозь двойные рамы слышалось гудение сильного северного ветра. В углу комнаты — черная голландская печь, чуть левее, ближе к окну, ощерил пасть страшилище-камин.

Уйбо снова вспомнил о Зеленом Охотнике. Из рассказов дяди Яана он знал, что зеленое привидение появлялось в замке довольно редко и только в ветреную погоду. Лет пятьдесят или шестьдесят назад кто-то из слуг барона Стрейберга нашли ночью мертвым в докторском флигеле. Дядя Яан заверял, будто именно тогда и видели последний раз в замке тень Шотландца. Уйбо заинтересовался одной легендой. В ней рассказывалось об удивительном докторе, который жил в замке во времена графа Людвига. Доктор этот был и алхимиком и художником. Днем он ловил кошек и собак, убивал их и из мяса приготовлял какие-то снадобья. Странный доктор был неплохим живописцем. Стены своего флигеля он сплошь изрисовал чертями, ведьмами и умопомрачительными картинками «страшного суда». Впрочем, кроме чертей и ведьм, ничего иного он и не рисовал. Старый Яан как-то передал учителю рассказ, услышанный им от своего деда, будто где-то в стенах замка в последние годы своей жизни граф Людвиг устроил тайник для сокровищ. Мастеров, строивших его, граф собственноручно отравил во время пиршества. Но кто-то из слуг все-таки успел узнать у них, где находится тайник. Однажды ночью он пробрался туда и… сошел с ума. Ходили слухи, что стены сокровищницы по приказу графа доктор разрисовал такими жуткими чудовищами, что при виде их человек либо лишался рассудка, либо вообще умирал от страха.