Неподалеку женщина тащила чугунный верх от плиты; верно тяжелый, потому что она волокла его по земле, оставляя глубокий черный след.
Петр подошел, молча приподнял волочащийся край. Женщина улыбнулась, сказала:
– Дякуем пекне!
[2]
"Дякуем"… Совсем по-белорусски.
Он помог дотащить чугунную плиту до сгоревшей хаты, приметил свежевырытую землянку - временное жилище. Успели уже!
Потом пошел в штаб.
Подполковника Боровского, который его вызывал, не оказалось на месте. Велели подождать.
Молоденькая девушка в форме младшего лейтенанта, ладно подогнанной по тонкой, тщедушной фигурке, коротко стриженная, склонилась над столом, заваленным бумагами и письмами. Разбирала их, читала, шевеля губами, будто по слогам.
Петру хотелось разыскать отца. Он где-то здесь, раз командует дивизионной разведкой. Пока не появился Боровский, можно бы и повидаться. С тех пор как они разговаривали в концентрационном лагере, Петр не видал его, хотя приветы получал и даже шоколад, которым по-братски поделился с товарищами.
Петр кашлянул и поднялся со стула.
– Товарищ младший лейтенант, разрешите обратиться?
– Вы мне?
– Так точно.
Девушка смутилась.
– Слушаю вас.
– Вы не знаете случайно майора Лужина?… - Видя, что девушка пытается что-то вспомнить, он добавил: - Герой Советского Союза. Шрам у него на щеке.
– Из разведки, - кивнула девушка. - Иногда заходит.
– Разрешите мне его повидать, товарищ младший лейтенант.
– Пожалуйста. Только я вам не начальник.
– Вы - старшая по званию. Не положено уходить без разрешения. Разрешите идти?
– Идите.
Петр вышел из комнаты очень довольный собой.
Под наскоро сколоченным навесом дымила походная кухня. Невдалеке за огородами виднелась госпитальная палатка, напомнившая Петру шатер шапито. Где-то призывно ржала лошадь. Петр подошел к повару, рябому немолодому бойцу в белой куртке и пилотке.
– Друг, где тут разведчики? Мне майора Лужина.
Повар покосился на него, помешивая большой деревянной лопаткой в котле.
– Второй день не приходит. Видать, сытый. Или умотал куда по делам. У них сейчас самое дело.
Ответ озадачил Петра и огорчил. Он хотел было спросить у повара, где располагаются разведчики, чтобы сходить самому, но в это время из-за госпитальной палатки показался подполковник Боровский. Петр узнал его сразу. Боровский шагал крупно прямо по перекопанной земле, помахивая полевой сумкой в такт шагам. Лицо его было хмуро.
Петр повернулся и заспешил в штаб.
При появлении Боровского младший лейтенант вскочила. И Петр встал, неторопливо, с достоинством.
– Сидите, - подполковник бросил полевую сумку на стол…
– Товарищ подполковник, рядовой Лужин…
– Вижу, - прервал его Боровский. - Здравствуй! - Он оглядел Петра. - Воюешь?
– Так точно, товарищ подполковник.
– Садись. Командир дивизии разрешил отозвать тебя в мое распоряжение. У меня переводчика убили, лейтенанта. Из лесу пальнули - и наповал. Вот такие дела.
– На фронте? - спросил Петр, понимая, что вопрос глупый.
– У нас всюду фронт. Не только на передовой, - жестко сказал Боровский. - Мы чекисты! Знаешь, что такое чекисты?
– Так точно.
– Так что не думай, что тебя в санаторий отозвали. Обедал?
– Никак нет.
– Идем.
Петр вышел из штаба вслед за подполковником. Тот шагал быстро, приходилось приноравливаться к его размашистому шагу. Подошли к кухне.
– Кожин, обедать, - бросил на ходу Боровский и снял фуражку. - Садись, Лужин. Кожин у нас большой мастер по гречневой каше со свининой.
– Сегодня пшенная, товарищ подполковник, - сказал Кожин, ставя на стол две тарелки пшенной каши с мясной подливкой. - Приятного аппетита.
– Спасибо.
Ели молча. Каша действительно оказалась вкусной. Потом Боровский сказал:
– Отступая, фашисты оставляют в нашем тылу небольшие группы для разведки, для диверсий. - Он словно бы рассуждал сам с собой, но Петр понимал, что все это говорится для него, и слушал внимательно. - Мне нужен человек боевой и со знанием языка. Разве лучше тебя найду? И знакомые мы старые, - Боровский усмехнулся. - И орден у тебя боевой. И медаль "За отвагу". Вопросы есть?
– Никак нет.
– Тогда бери автомат, пару дисков, каску. Через полчаса двинемся.
– А… - Петру очень хотелось спросить Боровского об отце, но в последний момент проглотил слова, готовые сорваться.
Боровский смотрел на него выжидающе.
– А… плащ-палатку брать, товарищ подполковник?
– Возьми. Ночи прохладные, и дождь возможен.
5
Корпус генерал-лейтенанта Зайцева, взломав оборону противника, погнал его перед собой. Немцы пытались цепляться за маленькие городки и поселки, свернуть в предгорья, ждали подкреплений. Знали, что к ним на помощь идут танки и самоходки, направляются стрелковые дивизии. Но дивизии не доходили. Они натыкались на взорванные мосты, на завалы в ущельях; их щипали и рассеивали партизанские отряды. А Красная Армия надвигалась неумолимо, неся свободу словакам и чехам.
Десять суток с подполковником Боровским казались Петру сплошным недосмотренным сном. Они тряслись на "виллисе" по дорогам и бездорожью, лежали в засадах, вылавливали разрозненные группы немцев, допрашивали пленных, помогали местному населению избавляться от предателей. Не хватало времени для еды и сна.
– Ничего, Лужин. Чуешь весну? Это мы принесли весну!
Три десятка автоматчиков следовали за ними на грузовике. Брезентовый верх натягивали только в дождь. Но дождя почти не бывало. Деревья оделись в легкое кружево зелени. В деревнях висели сине-бело-красные и красные флаги, как в праздник. Да это и был праздник. Великий праздник освобождения.
В одном селе увидели на площади толпу, возле кибитки с брезентовым верхом. Боровский приказал остановиться. Петр вышел вслед за ним из "виллиса".
В толпе раздавались дружные взрывы смеха. Подошли поближе, их уважительно пропустили к кибитке. Над раздвинутым пестрым занавесом висела голубая доска с плачущей и смеющейся масками. А между масками надпись: "Boli sme a budeme!". А под ней меж раздвинутых пестрых занавесок, на маленькой сцене, трехглавый зеленый дракон, извергая из пастей дым, собирался съесть прекрасную принцессу.
– Кукольный театр! - удивленно воскликнул Петр.
– Тс-с-с… - Боровский приложил палец к губам, лицо у него стало детски наивным; воспаленными от бессонницы глазами он глядел на кукол и улыбался. Может быть, вспомнил свое далекое детство?
А на сцене уже появились двое - пастух и маленький человечек в красном камзоле и красном колпаке с бубенчиками.
– Отпусти принцесску! - закричал пастух и взмахнул мечом. Дракон выпустил из лап безжизненную принцессу, головы его зловеще зашевелились. И Петр увидел на них немецкие каски, маленькие, склеенные из бумаги.
– Кто ты есть такой, - произнесла голова дракона утробным голосом, - чтобы приказывать мне - повелителю Германии, Чехии, Моравии и Словакии?
– Я - пастух Бача. И земля эта - моя!
– Испепелю! - завыл дракон.
– Шеи коротки, - крикнул тоненьким голоском маленький человечек в красном и ткнул дракона маленьким мечом.
– Так его, Гашпарко! - крикнул кто-то в толпе.
Дракон изрыгнул пламя из пастей. Это было жуткое зрелище.
Бача поднял меч и бесстрашно двинулся на дракона.
Зрители замерли.
Сверкнул меч, и одна голова покатилась по сцене.
Две другие взвыли и потянулись к Баче.
Гашпарко подскочил к ним сбоку, крикнул:
– Вон Бачева жена идет с палкой!
Головы дракона повернулись в ту сторону, куда показал человечек, сверкнул меч, и вторая голова покатилась.
– Пощади меня, Бача! - взвыла оставшаяся голова. - Я тебе давать золота сколько захочешь, я тебе подарить кафтан на меху, я тебя женить на принцесске!
– Свобода не продается! - громовым голосом ответил Бача, ударил мечом, и последняя голова дракона свалилась.
Очнулась принцесска, потянулась, словно после сна.
– Это ты меня спас? Ты убил дракона?
– Мы, - сказал Бача, обнимая Гашпарко.
– Спасибо вам, храбрецы!
Бача повернулся к зрителям.
– Мор го! Смерть фашизму! Свободу народам!
Маленький пестрый занавес сдвинулся.
Зрители дружно и весело зааплодировали. Из кибитки вышли артисты - тоненькая девушка, старик и парень. Держась за руки, они поклонились.
Петр рванулся к ним.
– Ты что? - перехватив его руку, спросил встревоженно Боровский.
– Это… Это… - Петр смотрел на вышедшего кланяться парня.
И Боровский посмотрел и увидел… второго Петра. От удивления он отпустил его руку.
Петр выскочил из толпы к кибитке.
– Павка!
– Петька!
