Дианна Джонс - Дом с характером

Ознакомительная версия.

Дождь над горным лугом уже перестал, огромные тающие серые тучи отползали прочь, но внизу, над городом, еще вовсю лило. Над горами выгнулась радуга, яркая на фоне туч и блекло-туманная над лугом. Мокрое после дождя разнотравье так сияло и сверкало в солнечных лучах, что у Чармейн зарябило в глазах, и она не сразу смогла разглядеть, куда показывает Питер.

— Там же лаббок! — севшим голосом проговорил Питер. — Правда?

Да, там был лаббок — большой, лиловый, он высился посреди луга. Лаббок пригнулся, чтобы выслушать кобольда, который прыгал вверх-вниз, тыча пальцем в радугу и, видимо, что-то крича.

— Ага, это лаббок, точно, — сказала Чармейн, вздрогнув. — А это — Ролло.

Только она это сказала, как лаббок рассмеялся и закатил свои фасетчатые насекомьи глаза к радуге. И принялся осторожно пятиться, пока не показалось, будто туманные радужные полосы начинаются как раз у его насекомьих ног. Там лаббок нагнулся и извлек из-под дерна маленький глиняный горшок. Ролло скакал вокруг.

— Это же клад на краю радуги! — в изумлении протянул Питер.

Они смотрели, как лаббок передает горшок Ролло, а тот берет его обеими руками. Похоже, горшок был тяжелый. Ролло перестал скакать и стоял, пошатываясь и запрокинув голову в алчном восторге. Он повернулся и двинулся прочь, все так же пошатываясь. И не видел, как лаббок коварно протянул ему вслед длинный лиловый хоботок. Кажется, Ролло даже не заметил, как хоботок вонзился ему в спину. Кобольд просто провалился сквозь луговую траву, по-прежнему смеясь и сжимая в руках горшок. Лаббок тоже смеялся, стоя посреди луга и размахивая насекомьими руками.

— Он отложил в Ролло яйца, — прошептала Чармейн, — а тот ничего и не заметил!

Ей стало нехорошо. Ведь это едва не произошло с ней самой. Питер позеленел, а Потеряшка вся дрожала.

— Знаешь, — сказала Чармейн, — я думаю, лаббок пообещал Ролло горшок золота за то, чтобы он поссорил кобольдов с дедушкой Вильямом.

— Наверняка, — сказал Питер. — Когда тебя не было, я слышал, как Ролло кричит, что ему должны заплатить.

Открывал окно, чтобы послушать, подумала Чармейн. Вот дурак.

— Ничего не попишешь, — произнес Кальцифер. Он стал довольно бледный и прозрачный. И добавил — тихим и к тому же слегка дрожащим шепотом-свистом: — Мне придется сразиться с этим лаббоком, иначе я не заслуживаю жизни, которую даровала мне Софи. Одну секунду. — Он смолк и завис в воздухе, продолговатый, неподвижный, закрыв оранжевые глаза.

— Вы действительно огненный демон? — спросил Питер. — Я их никогда не ви…

— Тихо, — отрезал Кальцифер. — Дай сосредоточиться. Вот, так будет правильно.

Откуда-то донесся еле слышный рокот. Затем сверху и сзади на окно наползло что-то, что Чармейн поначалу приняла за грозовую тучу. Это что-то отбрасывало на луг большую черную тень с башнями, которая очень быстро настигла ликующего лаббока. Лаббок обернулся, когда тень закрыла окно и упала на него, и на миг застыл. А потом бросился бежать. К этому времени вслед за тенью с башнями показался и замок, который ее отбрасывал, — высокий черный замок, сложенный из огромных плит темного камня, с башнями на всех четырех углах. Он настигал лаббока быстрее, чем тот убегал.

Лаббок метнулся в сторону. Замок свернул за ним. Лаббок раскрыл жужжащие крылышки, чтобы прибавить ходу, и огромными отчаянными скачками понесся к высоким скалам на дальнем конце луга. Добежав до скал, он повернулся и кинулся обратно — к окну. Наверное, понадеялся, что замок налетит на скалы. Однако замок без малейших усилий развернулся и помчался за лаббоком быстрее прежнего. Башни замка изрыгали большие клубы черного дыма, которые уплывали в сторону блекнущей радуги. На бегу лаббок повел одним фасетчатым глазом, пригнул насекомью голову и помчался, болтая усиками и хлопая крыльями, по большой дуге по самому краю обрыва. Хотя крылья у него превратились в размытые лиловые пятна, для полета они, судя по всему, не годились. Чармейн сообразила, почему лаббок не прыгнул с обрыва вслед за ней — он не смог бы взлететь обратно. Вместо того чтобы спорхнуть с обрыва и улететь, лаббок бежал и бежал, заманивая замок за собой, чтобы сбросить его в пропасть.

Замок последовал за ним. Он мчался по краю обрыва, испуская пар, пыхтя и скрежеща, — и ничуть не терял равновесия, хотя добрая половина его свешивалась за край. Лаббок испустил перепуганный вопль, снова сменил направление и бросился к середине луга. Там он проделал свой любимый фокус — стал маленьким. Он съежился в крошечное лиловое насекомое и юркнул в траву и цветы.

Замок в мгновение ока оказался на этом месте. Он содрогнулся и замер там, где исчез лаббок, и завис над травой. Из-под плоского днища замка показалось пламя — сначала желтое, затем оранжевое, затем яростно-алое — и, наконец, раскаленно-белое, так что больно было смотреть. Пламя и густой дым лизали замковые стены, сливаясь с черным дымом, валившим из башен. Луг заволокло густым черным чадом. Целую вечность — а на самом деле, наверное, всего несколько минут — расплывчатые очертания замка просматривались на фоне дымного сияния, словно солнце за облаками. Рев пламени было слышно даже сквозь волшебное окно.

— Вот так, — произнес Кальцифер. — Пожалуй, хватит. — Он повернулся к Чармейн, и она заметила, что глаза у него стали странные — как сверкающее серебро. — Будь добра, открой окно. Мне надо пойти проверить.

Когда Чармейн повернула щеколду и распахнула окно, замок поднялся и отошел в сторону. Весь дым и чад собрался в один большой темный клуб, перевалился за край обрыва, опустился в долину и там бесследно развеялся. Кальцифер выплыл на луг, а замок стоял себе смирно возле большого квадрата выжженной земли, и из башен поднималось всего лишь по тонкой струйке дыма. В окно ворвалась ужасная вонь.

— Фу! — сказала Чармейн. — Что это?

— Надеюсь, паленый лаббок, — ответил Питер.

Они смотрели, как Кальцифер подплывает к выжженному квадрату. Там он превратился в деятельную голубую комету — принялся метаться над чернотой туда-сюда, пока не изучил каждый ее клочок.

Когда он приплыл обратно, глаза у него снова стали обычного оранжевого цвета.

— Так и есть, — бодро сообщил он. — Сгорел.

Вместе с кучей цветов, подумала Чармейн, но говорить это вслух было бы невежливо. Главное — лаббока больше нет и никогда не будет.

— Цветы вырастут на следующий год, — утешил ее Кальцифер. — Зачем ты меня сюда позвала? Из-за лаббока?

— Нет, из-за лаббочьих яиц, — хором объяснили Питер и Чармейн. Они рассказали Кальциферу об эльфе и о том, что он им говорил.

— Покажите, — велел Кальцифер.

Они отправились в кухню — все, кроме Потеряшки, которая заскулила и отказалась туда идти. Там Чармейн обнаружила прекрасный вид из окна на залитый солнцем двор, заполненный мокрым розовым, белым и красным бельем, пережившим дождь на веревках. Очевидно, Питер не стал вносить его в дом. Интересно, чем он был так занят, подумала Чармейн.

Стеклянная шкатулка по-прежнему стояла на столе, в ней по-прежнему были яйца, однако теперь она словно бы вросла в столешницу, так что виднелась только верхняя половина.

— Отчего это она? — спросила Чармейн. — Из-за магии, которую впитали яйца?

Питер ответил ей несколько смущенным взглядом.

— Не совсем, — сказал он. — Так получилось, когда я наложил на нее заклятие безопасности. Я пошел в кабинет выбрать еще какие-нибудь чары, но тут увидел, как Ролло разговаривает с лаббоком…

Как это на него похоже, подумала Чармейн. Этот дурак вечно считает себя умнее всех!

— Эльфийских чар было и так достаточно, — заметил Кальцифер, паря над вросшей в стол стеклянной шкатулкой.

— Он же сказал — она опасная! — возразил Питер.

— Из-за тебя она стала еще опаснее, — отозвался Кальцифер. — Не вздумай к ней приближаться. Сейчас трогать шкатулку нельзя ни в коем случае. Не знает ли кто-нибудь из вас, где тут можно найти хорошую, прочную каменную плиту, где я мог бы уничтожить эти яйца?

Питер изо всех сил старался не выглядеть как побитый котенок. Чармейн вспомнила, как падала с обрыва и едва не приземлилась на скалы, прежде чем сумела полететь. Она постаралась как можно нагляднее объяснить Кальциферу, где находятся эти утесы.

— Под обрывом. Понятно, — сказал Кальцифер. — Пусть один из вас, если можно, откроет заднюю дверь, а потом уйдет в дом.

Питер кинулся открывать дверь. Чармейн видела, что ему неловко за то, что он сделал со стеклянной шкатулкой. Но это не помешает ему наделать таких же глупостей в другой раз, подумала она. Жалко, что жизнь его ничему не учит!

Кальцифер на миг завис над стеклянной шкатулкой, а потом метнулся к открытой двери. Над порогом он словно бы застрял — дрожал и дергался, а затем весь напрягся, согнулся вдвое, будто большой голубой головастик, распрямился обратно и пулей пролетел поверх многокрасочного белья. Стеклянная шкатулка высвободилась из столешницы — при этом раздался скрежет и стук, словно кто-то разбрасывал деревянные доски, — и метнулась за ним. Она — вместе с яйцами — пронеслась над двором, следуя за маленькой каплевидной фигуркой Кальцифера. Питер и Чармейн подбежали к двери и смотрели, как стеклянная шкатулка, поблескивая, летит вверх по зеленому склону к лужайке лаббока и исчезает из виду.

Ознакомительная версия.