С такими вот грустными мыслями добивал я речь Стеллы. Она была и на этот раз верна себе, изображая скромные успехи нашего отряда как бесценный вклад в историю цивилизации. Стелла с выдающейся точностью указывала, сколько раз наши тимуровцы разожгли тандыры подшефным бабусям. Сколько голов зазевавшихся беспечных улиток спасено от неминуемой скоропостижной гибели на плахе бетонного тротуара. Не забыла она чирикнуть словечко и о нашей с Андреем победе в конкурсе. Кстати, завершала Стелла, это место вот какой замечательной фразой: «Этот мой доклад, товарищи члены совета дружины, как раз и отпечатан на пишущей машинке, присланной нашим героям буквально сегодня. Он еще теплый! Хочется кричать «Ура!»
На заключительном восклицании мой палец запнулся и, как мне показалось, начал краснеть. Он явно отказывался вслед за Стеллой подхватывать ee зычное «ура».
Наконец-то все было готово. Я извлек листок, положил его на парту и принялся складывать машинку. Едва появившись, она уже успела доставить мне массу хлопот, а главное — ясно намекнула, что намерена не подчиняться, а повелевать.
Чтобы не обиделся Андрей, с которым мы на равных разделяли право на машинку, я поставил ее в шкаф, решив, что домой брать ее не стоит. Да и зачем? Если появится дело, можно воспользоваться машинкой в школе. Лучше ведь, если она всегда будет у нас под рукой.
Когда я осторожно пристраивал футляр с машинкой в шкаф, в класс вбежала взъерошенная Стелла.
— Где мой доклад? — нетерпеливо спросила она. — Мы же, кажется, договорились, что принесешь… Моя очередь выступать, а тебя все нет… Я же волнуюсь… Поручишь один раз — и то… — она была рассержена не на шутку.
— Там доклад… — я показал на свою парту. — Только что закончил печатать и как раз собирался отнести. Думал, еще не время…
Уже не слушая меня, Стелла подлетела к парте, схватила листочек и скрылась — будто унесенная сквозняком.
Сложив в портфель учебники и тетрадки, я отправился домой. Сестра встретила меня недоуменной улыбкой:
— А где сюрприз? Мне твои друзья рассказали, что ты сегодня отхватил! Ну, Володька!..
— В классе оставил, — объяснил я. — Общая будет, отрядная.
Но сестра не унималась:
— Сервер рассказал, что ты сочинение на машинке отгрохал. Это правда?..
— Сервер никогда не врет! — воскликнул я. туго накачав свой ответ гордостью за друга. Как шину велосипеда…
Сестра усмехнулась:
— Поглядим, что тебе поставят за эти художества. Не удивлюсь, если схлопочешь образцово-показательную двойку. Ничего себе — на машинке… Первый раз такое слышу.
— Нормальное сочинение, — заступился я за свое творение. — Можешь сама прочитать, если сомневаешься.
— Поздно уже будет читать. Пока учитель проверит, пока вернет вам…
— Ничего не надо ждать, — возразил я. — У меня есть копия.
— Копия?! — сестра округлила глаза. — Копия сочинения?
— А что особенного? Я через копирку печатал, Два экземпляра.
Пошарив в портфеле, я протянул листок сестре:
— Вот, если не веришь.
Сестра глянула на мое сочинение и вдруг залилась смехом — будто ей показали не плаксивое сочинение по картине «Опять двойка», а юбилейную сотую серию мультфильма «Ну, погоди!»
— Что это у тебя?! — смеясь, спросила сестра,
Я был зол на нее. Вышучивает меня как маленького. К тому же в сочинении не было, по-моему, ни на грамм смешного. Не больше, чем сахара в стручковом перце.
— Ерунда какая-то! — пожала плечами Айгуль — Или ты меня просто разыгрываешь. Гляди, что тут у тебя…
И она, давясь от смеха, прочла; «Товарищи члены совета дружины! Товарищ председатель!..»
Я почувствовал вдруг, что меня мягонько хлопнули поленом по голове, а в ноги вкатили по укольчику из жидкой ваты. Что она читает?.. Откуда эта ерунда?.. Ведь это не сочинение, это… Чувствуя потемнение в глазах, словно фотограф Андрей закрыл в них диафрагму до упора, как делал это на съемках в яркий солнечный день, я вялой рукой взял у Айгуль листок, уже понимая, что случилось непоправимое.
Так и есть — разгоряченная Стелла в спешке перепутала листочки и вместо своего доклада схватила с парты второй, «контрольный» экземпляр моего сочинения по картине «Опять двойка». Что же делать? Я сделал было слабое движение к двери, но замер у порога. Поздно. Пожалуй, уже и заседание у них закрылось — почти час прошел, как я ушел из школы. Я живо представил себе, как, сияя от гордости за красиво оформленный доклад, Стелла разворачивает листочек и торжественно провозглашает, еще не вникая в смысл первой фразы, начало из моего сочинения:
«Картина «Опять двойка» учит нас хорошо готовить уроки и не рассчитывать на подсказку…»
Оставалось надеяться, что, споткнувшись о холодный ушат столь неожиданного начала. Стелла не потеряет ни сознания, ни самообладания, а живо сообразит, что захватила копию моего сочинения по картине, а вовсе не свой доклад, и спокойненько довершит дело без бумажки — привычно легко макая язык в собственную золотую память. Скорее всего, так оно и случилось. Но все равно я с ужасом представлял, какими глазами встретит она меня завтра. Видимо, я надолго отбил у нее охоту к заготавливанию впрок текстов выступлений на машинке. Если так, то еще ничего. Хоть какая-нибудь польза будет от невольного конфуза…
Ночью я проснулся, разбуженный непривычно громкими голосами из родительской спальни. Дверь была приоткрыта, и я без особого напряжения мог слышать их диалог.
— … А ты почему не пригрозила ему, что напишешь заявление в милицию? — жестко спрашивал папа.
Мама мягко возражала:
— Ну зачем же так? Может, ничего плохого он и не помышлял… Может, человек от чистого сердца. Довольно и того, что я просила больше не делать этого.
— Ну и ну! — папа явно сердился за что-то на маму. — Дача взятки, дорогая, карается по закону. А это — самая настоящая взятка, — папа взвинтил голос, едва не кричал.
— Тише! — испуганно сказала мама. — Детей разбудим… Ты не волнуйся, я ему хорошо ответила. Больше это не повторится, я уверена. Он и сам, по-моему, был напуган больше моего. Если бы ты видел, как поспешно он спрятал все обратно в свой дипломат и вылетел из класса. Как дым в трубу…
— Напугаешь такого! — с сомнением протянул папа, — Он сам кого хочешь напугает. Ишь, что придумал, прощелыга — учительнице деликатесы принес. Кушайте, мол, товарищ учительница, на здоровье, но уж к моим деткам будьте поснисходительнее. Ну и жулик. А я бы на твоем месте в милицию сообщил…
— Не надо, — мягко остановила мама. — Он больше не станет. Сам посуди. Может, он это от отчаяния Может, мечтает человек, чтобы дети хорошие отметки имели… Вот и пошел на глупость… С горя…
— Вот-вот! — подхватил папа. — Заметь, как ты сказала: чтобы имели хорошие отметки, а не хорошие знания. Все верно — знания за банки икры и сервелат не купишь. Что бы ты мне ни говорила, больше я о нем не желаю слушать. Поверь — не станет выращивать редиску тот, кому дешевле купить ее на базаре. Ишь, что придумал, мошенник! Припрятал, видать, весь дефицит в своей вотчине и распоряжается им по собственному усмотрению. Вот так трюк — попытаться купить учительницу сервелатом и икрой, чтобы в обмен она осыпала его отпрысков пятерками! И не пытайся оправдывать его, он прекрасно знал, что делает. Это — взятка, не иначе. Учти, твоя мягкость до добра не доведет. И говорю тебе: если узнаю, что он еще раз намекнет о чем-нибудь таком — сам пойду к лейтенанту Барханову. И прошу держать меня в курсе. Обещаешь?
— Обещаю, милый, обещаю. Не волнуйся, я ведь не маленькая…
Голос отца впервые потеплел:
— Да уж… Хорошо, что напомнила. Я ведь чуть не забыл, что ты у меня уже и школу закончила.
Это он так шутит…
Родители умолкли, а я долго не мог уснуть, размышляя над странным их разговором. Что же это. Выходит, кто-то хотел дать маме взятку? Купить у нее пятерку по математике, которую она у нас преподает? Вот так новость. Но кто бы это мог быть? Отец Васьки Кулакова? Конечно, нет. Отец Васьки, Николай Степанович, был столяром. А папа ясно сказал, что тот, который обидел маму, лакомым дефицитом командует. Васькин же отец командует не сервелатом, а пахучими досками. Мастер он замечательный.
Думаю, если надо, он и из сервелата дворец сколотит. Да еще и с фигурной резьбой. Только кому съедобный дворец нужен? Опасно такой без присмотра оставлять — вмиг прохожие разберут, собаки дожуют, куры и воробьи доклюют. Нет, дворец из cepвелата — это все равно, что колбаса из картона или пенопласта. Похожа на настоящую, но ведь ее только на сцене и можно класть на стол. Если надо, чтобы ломился он от всего такого, потрясая зрителя… Не станешь ведь в театре держать настоящую колбасу вместо бутафорской. Не пойдет! В театре колбаса из картона в сто раз красивее, свежее и долговечнее даже той, что прямиком с мясокомбината. Ей холодильник не нужен. Так что закоренелый враг математики и дисциплины Васька Кулаков отпадал начисто. Чей же папа работает на фронте колбасы? И из какого класса? Ведь моя мама ведет математику во многих… Можно, конечно, утречком спросить у нее самой, но неловко. Получается, сам признаюсь, что подслушивал, как они с папой беседовали.
