— «Ребята не подведут!» — повторил Шани Шефчик и тоже согнул указательный палец.
— «Ребята не подведут!» — пропищал и Дюрика.
Но на сей раз ребята ошиблись. Большие вопросы решались не детьми. Потому что ранним вечером, когда во всех квартирах громко звенела посуда, когда из каждой кухни доносились манящие запахи, когда на всех столах появились праздничные, припасенные заранее белоснежные скатерти, вдруг с оглушительным треском и грохотом разверзлось небо.
Забухали орудия, беспорядочно затрещали автоматы, зловеще засвистели снаряды. Затем с ревом пронеслись самолеты, сотрясая воздух взрывами бомб, завизжали мины. Все вокруг хлопало, трещало, гудело, грохотало, ревело. Доктор Шербан, прижимаясь к стене, прибежал домой и сказал, что вокруг Будапешта повсюду пылают пожары, а орудия бьют со стороны Уйпешта, Кёбани, Обуды — наверно, русские полностью окружили Будапешт.
Вполне понятно, что в этом кромешном аду не слышно ни единого завывания сирены — все равно их никто бы не расслышал.
Тем не менее Габи и его друзья ждали воя сирены или хотя бы относительного наступления тишины. Но ждали они напрасно: грохот не прекращался, наоборот, где-то рядом раздался оглушительный взрыв. Тогда мама положила в кошелку рождественский ужин, отец схватил скатерть и тарелки, а Габи, разумеется, позаботился о подарках, ибо, несмотря ни на что, ему не терпелось узнать, какой рождественский подарок он получит. Потом они бегом пересекли двор и спустились в подвал. Едва успели устроиться, как прибежали Денеш, Дюри и Шефчики, которые даже захватили с собой стол. Стол накрыли и разложили на нем рождественские лакомства. А на скамейки выложили крохотные подарки.
С лестницы снова донесся шум шагов, и вошла тетя Чобан.
— Как раз вовремя! — засмеялся отец. — Проходите, подсаживайтесь к нам, тетя Чобан, теперь вы можете побыть вместе с теми, кто пригласил вас на рождественский ужин.
Глава восьмая ОБИТАТЕЛИ КОНСПИРАТИВНОЙ КВАРТИРЫ
Денеш услышал, как кто-то вошел в подвал.
Разглядеть, конечно, ничего нельзя было, потому что коптилка — изобретение дяди Шефчика — отбрасывала лишь на стены большие черные тени, а свету давала мало. Эти тени молча покачивались, добирались до низкого потолка, заползали в мрачные углы и склонялись над спящими. Такой призрачный мир воцарился в подвале с той поры, как электрическая лампочка, несколько раз беспомощно мигнув, окончательно погасла. Вот с этого-то дня и жили они в полумраке.
В первые дни жизнь в подвале считали чем-то временным. Если же обстрел или бомбежка были очень уж сильны, то спускались вниз на полчаса или час, особенно жильцы первого этажа. Просидев на скамейках и переждав осадный шквал, они спешили обратно домой в привычную уютную постель. Так продолжалось до тех пор, пока какой-то солдат, которого загнал в подвал град бомб, не рассказал им, что в третьем доме от них произошло несчастье. Во дворе разорвалась мина и многих ранило, а двоих даже убило…
Случилось это на третий день рождества.
И тогда началось переселение.
Первыми прибыли Шефчики вместе со своим столом, а потом притащили кровати, принесли в ящиках белье, одежду, еду.
Кое-кто посмеивался над ними, но в тот же вечер ураганный огонь загнал в бомбоубежище всех остальных. Кто примостился на ящике, кто на старой раскладушке. Только Шефчики спали впятером на двух кроватях с полным комфортом.
На следующий день погас свет. Правда, позже он опять загорелся примерно на час, но после нескольких ослепительных вспышек погас окончательно. Переселение продолжалось уже при свечах. Нового старшего по дому — зеленорубашечника как раз не было, — зажав под мышкой автомат, он обычно в это время убегал из дому, якобы для того, чтобы героически сражаться с оружием в руках. Но благодаря счастливой случайности он всякий раз возвращался «с поля боя» с какой-нибудь ценной вещью: серебряным подносом, пишущей машинкой или меховой шубой. Дядя Шефчик не преминул заметить, что нынче подлинных героев награждают сразу же на поле брани, причем не серебряной медалью, а серебряным подносом…
В отсутствие старшего по дому переселение проходило, в общем-то, спокойно. Тащили кровати, столы, стулья, продукты. Рядом с мешками картошки, бобов и гороха стояли скромные кулечки с жиром, мукой и сахаром. Всю эту провизию складывали пока в одну кучу, а потом, усталые, рассаживались где придется, потому что разместить все свое добро и разместиться самим в таком беспорядке и суматохе было просто невозможно.
Когда первый приступ страха прошел, принялись спорить, сколько кому полагается отвести места. Теребеши, например, потребовали предоставить им вдвое больше места, чем другим, потому что у них большая квартира, да и платят они за нее немалые деньги. При тускло мерцающем свете свечей то и дело вспыхивали шумные споры. Они проспорили бы, пожалуй, до снятия осады Будапешта, если бы отец не попросил тишины и не предложил бы избрать вместо загулявшего зеленорубашечника другого старшего по дому, который бы и уладил наконец вопрос о размещении.
Начались новые споры: кому же быть старшим? В спорах этих не участвовал только доктор Шербан. Он спокойно сидел на пустом бидоне от жира и при свете приклеенной к стене свечи читал, не замечая, как капли воска падают ему на шляпу.
Разумеется, вопреки всем протестам Теребешей, он и стал старшим. Доктор Шербан сунул книгу в карман и согласился принять на себя этот пост. Но ему нужны были помощники. Кто же ему поможет разместить людей?
— Ребята, конечно, — предложил дядя Шефчик.
— Хорошо, пусть помогают ребята, — согласился доктор Шербан.
И размещение началось. Дело это оказалось не таким уж трудным, как думалось. С помощью ребят доктор обмерил все помещение в подвале. А между тем Шефчик-старший подошел к Габи и спросил, не сказать ли о конспиративной квартире: ведь если ее открыть, прибавится еще немного места. Габи, и сам не зная точно почему (может, только потому, чтобы не лишиться своего тайного убежища), не разрешил. По счастью, кладовка, из которой можно было попасть в конспиративную квартиру, была настолько крохотной, что доктор Шербан даже и не стал брать ее на учет как непригодную под жилье, а просто сказал, что в кладовке можно бы устроить продовольственный склад. Это было на руку ребятам, потому что мешки и ящики еще надежнее забаррикадируют вход в конспиративную квартиру.
Обмерив подвал, доктор начал размещать людей. Каждая семья получила свое место, причем не по количеству комнат, а по числу членов семьи. Такое решение крайне возмутило Теребешей, но им оставалось только ворчать.
Ребята ловко пробирались в полутьме среди громоздившихся баулов, вытянутых ног, перевернутых столов и прочих предметов, объясняли, где кому отведено место, и тут же помогали перебраться.
Тетя Чобан недолго думая пристроилась прямо па плите бывшей прачечной. Когда ей выделили место, она не пожелала слезть с плиты, заупрямилась и все твердила, что ею так не помыкали бы, если бы был дома ее муж. Доктор Шербан спокойно и терпеливо разъяснил, что на плите придется варить пищу. В конце концов тетя Чобан уступила, и теперь все уже заняли свои места, разложили вещи, поставили кровати, раскладушки или просто сдвинули два старых кресла. Словом, все устроились. На это ушло полдня. А тем временем наверху грохотали разрывы бомб, ухали орудия, строчили пулеметы.
— А теперь, пожалуй, обед пора готовить, — объявила тетя Шефчик.
Если бы она знала, какую бурю вызовет ее фраза, она скорее бы прикусила язык, чем промолвила хоть слово. Сразу всем понадобилось готовить обед, и именно сейчас, а не минутой позже. Страсти разгорелись до предела: ведь на одной плите, пусть даже большой, нельзя приготовить сразу тридцать обедов.
Спорили так громко, что заглушили даже канонаду и разрывы бомб. Тогда тетя Шефчик отыскала маму и сказала ей, что они могли бы приготовить что-нибудь сообща. Эта мысль маме понравилась. В полумраке она разыскала тетю Чобан, потом родителей Денеша, и они договорились приготовить общий обед. Мама Дюрики, услышав разговор, сказала, что и она не прочь примкнуть к ним. Ведь так гораздо легче, лучше и быстрее. Затем к коллективу присоединилась тетя Варьяш. И они, не откладывая этого дела в долгий ящик, собирались уже приступить к стряпне…
Смысл предложения тети Шефчик состоял в том, чтобы для всех обитателей подвала учредить общественную кухню: сдать все продукты в общий котел, и каждый поочередно будет готовить для всех.
— Как бы не так! — вполголоса возразила мама. — Я не стану есть стряпню Секулесне!
— Я тоже не согласна! — воспротивилась тетя Чобан. — Я одна, а вас, Шевчиков, пятеро.
— Еще чего! Готовить совместно! — ворчала тетя Варьяш. — Чтобы я сдала в общий котел свой натуральный мясной экстракт! Нет уж, спасибо!
