О чём ты с ним говорил? — спросил его Русаков.
Но Мазин был поглощён своими мыслями.
— Так вот оно что… — чему-то удивляясь, снова повторил он.
Лида Зорина избегала смотреть на Васька, она то и дело подходила к Саше и с глубоким сочувствием смотрела на Малютина. У Вали Степановой было строгое лицо, и другие девочки неодобрительно молчали.
Хуже всего было Коле Одинцову. Он то сидел на парте рядом с Васьком, стараясь в чём-то убедить его, то отходил к Саше. И, недовольный своим поведением, думал: «Что это я от одного к другому бегаю!»
Одинцов всё ещё надеялся помирить обоих товарищей.
— Ты бы сказал ему, что виноват, ну и всё! — уговаривал он Трубачёва.
Васёк, разговаривая с Одинцовым, становился прежним Васьком.
— А если по правде, по честности — я виноват, по-твоему? — спрашивал он товарища.
— Виноват! — твёрдо отвечал Коля. — Не попрекай, чем не надо. Ты против Саши барином живёшь.
— А он имел право мелом меня попрекать?
Одинцов пожал плечами:
— Не знаю… Если ты клал этот мел, то куда он делся?
Разговоры не приводили ни к чему. Один раз Трубачёв сказал:
— С Булгаковым я дружил, а теперь он мой враг. И больше о нём не говори. Я к нему первый никогда не подойду. А ты с ним дружи. И со мной дружи.
— Да ведь нас трое было…
— А теперь ты у меня один остался, — решительно сказал Васёк.
К концу дня, видя, что ребята, как будто условившись между собой, не заговаривают о ссоре, Трубачёв успокоился, принял свой прежний вид и даже сказал Малютину:
— Я ведь тебя не хотел вчера…
— Я знаю, я знаю! — поспешно и радостно перебил его Сева. — Дело не во мне, я другое хочу тебе рассказать… Только дай мне честное пионерское, что не рассердишься.
— Я на тебя не рассержусь, говори.
Сева быстро и взволнованно рассказал ему про мальчишку в Сашином дворе, как тот осыпал Сашу насмешками, когда Саша нёс помои.
Васёк стукнул кулаком по парте:
— И ты не выскочил и не дал ему хорошенько? Эх, я бы на твоём месте…
— Я вышел потом… Но это не то, я другое хотел сказать.
Они посмотрели друг другу в глаза.
Васёк потемнел.
— Ты что же… меня к тому хулигану приравнял? — тихо, с угрозой спросил он.
— Тот хулиган не был Сашиным товарищем, — ответил ему Сева.
Глава 23
СТАТЬЯ ОДИНЦОВА
Одинцов писал статью. Он описывал всё происшедшее в классе так, как оно было. Но каждый раз на фамилии Трубачёва он останавливался и долго сидел, опустив голову. Потом снова брал перо.
«А теперь ты у меня один остался», — сказал ему Васёк.
«Но ведь я в глаза говорил ему, что он виноват. И завтра сам скажу, что статью написал. Как пионеру скажу… Он поймёт, что иначе нельзя мне», — волновался Одинцов.
Уже несколько ребят спросили его в классе, какую статью он даст в стенгазету.
— Правду напишешь?
— Как всегда.
Одинцов вспомнил, что, ответив так ребятам, он перестал колебаться, но после этого никак не мог подойти к Трубачёву и ушёл домой, не попрощавшись с ним. И всю дорогу в мыслях его что-то двоилось, путалось. Трубачёв стоял по одну сторону, а он, Коля Одинцов, — по другую. Ребята ждали от Одинцова правды и справедливости.
«Я спрошу его, как бы поступил он на моём месте, — волнуясь, думал Коля. — Он ведь тоже пионер, он не захочет, чтобы я из-за него пионерскую честь свою запятнал».
Одинцов снова брался за перо:
«…Когда Трубачёв выходил, к нему бросился Малютин и сказал: «Трубачёв, ты виноват». Трубачёв схватил Малютина за плечо и сильно толкнул его…»
Подумав, Одинцов зачеркнул слова «схватил» и «сильно». Вышло так: «Трубачёв взял Малютина за плечо и оттолкнул его…»
— Почти одно и то же… — прошептал Одинцов и перешёл к следующему происшествию:
«…А потом Мазин за что-то ударил Русакова, и оба спокойно вышли из класса. Редакция надеется, что Трубачёв, как пионер и товарищ, поймёт, что он сделал нехорошо, и как-нибудь помирится с Булгаковым».
* * *
Васёк притих. Он вдруг понял, что всех обидел: и тётку, и Сашу, и Севу Малютина, — что он перед всеми виноват. От этого на душе у него было тоскливо, и даже приезд отца не обещал ему радости. Случай на Сашином дворе не выходил у него из памяти. Он думал о Саше. Вспоминал, как они с Одинцовым звали его на каток, а он не мог пойти.
«А ведь Сашке, конечно, трудно, а я ещё попрекнул его. Он, верно, сразу того хулигана вспомнил… Такую обиду Саша не простит. Тётка тоже не простит. Она так заботилась обо мне, а я назвал её «ведьмой»… Сева простил. Почему простил Сева — непонятно. Но Малютин вообще непонятный. Может, он трус и не хочет ссориться со мной? Нет, он не трус! Он даже, наоборот, как-то…»
Но как это «наоборот» — Васёк не додумал.
Была суббота. После обеда собиралась редколлегия, вчера ребята давали заметки. Интересно,
