Я помертвел. "Действовать на родителей" было самым любимым занятием Зои и еще трех девочек из нашего звена. Все мальчишки в звене уклонялись от этого дела. Аглая и Зина Брыкина тоже не принимали в нем участия, но я по слабости характера однажды не смог отвертеться и отправился с четырьмя девчонками "действовать" на родителей Петьки Будильникова.
Мы явились, конечно, вечером, когда Петины отец с матерью были дома. Нас пригласили в комнату, предложили сесть, но мы не сели. Стоя перед Петькиными родителями, Зоя вытянула руки по швам, склонила голову набок и заговорила тоненьким, не то чтобы вежливым, а даже каким-то жалобным голоском:
– Здравствуйте! Вы извините нас, пожалуйста, но мы пришли вас просить, чтобы вы поговорили с вашим Петей.
– Понима-а-аете, – простонала Тоня Машукина, – у Пети уже целых две дво-о-ойки по чтению и три по истории, и он каждый день нарушает дисциплину.
– Он все-е-е звено-о тянет назад, – запела третья. Так они высказывались поочередно все четверо. Петькин папа стоял перед ними со стаканом чая в руке, постепенно краснел и свирепо поглядывал то на Петьку, то на его маму. Сам Петька, тоже красный и злой, смотрел, набычившись, куда-то в угол.
Когда девчонки закончили свое выступление, Петькина мама закричала, указывая пальцем на сына:
– Вот! Вот до чего докатился! Свои же товарищи потеряли от него терпение. И не стыдно тебе в глаза-то им смотреть? Олух несчастный!
На следующее утро Будильников снова нарушил дисциплину. Хотя я во время нашего визита молчал как рыба, он девчонок почему-то не тронул, а меня поймал на улице и отлупил. Но я на него даже не обиделся.
Теперь я представил себе, как эти четверо стоят у нас в квартире и "действуют" на мою маму и на моего папу. Меня такая тоска взяла, такое отчаяние, что я стал дергать носом, готовый расплакаться.
И вот тут поднялась Аглая.
– Зойка! – сказала она. – Ты, может быть, очень даже сознательная, а вот чуткости в тебе ни на столечко! Ты сначала спроси человека, почему он стал плохо учиться, а потом уж...
Зоя вытаращила глаза:
– Что-о-о? Я не спрашивала? Я не спрашивала? Граждане, вы слышали?! Я его не спрашивала!!!
– Не кричи, – пробасила Зинаида. – Спросить спросила, а ответить человеку не дала.
– "Не дала"! Его спрашивали, а он молчал...
– Он очень стеснительный, вот и молчал, – сказала Аглая. – И вообще, Зоя, мы с ним в одном дворе живем, и уж нам лучше знать: Тучков не такой человек, чтобы без причины двойку получить.
– Ну факт! – подтвердил Антошка Дудкин. Теперь даже Тоня из Зоиной четверки вступилась за меня:
– Зой! А может, и правда, тут нужно чуткость проявить! Может, у него условия какие-нибудь тяжелые или что-нибудь еще...
Зоя помолчала, глядя на меня, потом спросила уже другим тоном:
– Правда это? У тебя что, условия плохие? Я молча кивнул и стал напряженно думать, какие у меня могут быть плохие условия. Зоя тоже кивнула.
– Ну, так! А что тебе мешает заниматься?
– Шу... Шумка, – прошептал я.
– Что? Шум?..
– Шумка, – повторил я громче.
– Какая Шумка?
– Ну, собаку ихнюю так зовут, – пояснила Аглая, а Зина добавила:
– Ее небось за то и прозвали Шумкой, что от нее шум ужасный!
– Лает очень? – спросила меня Зоя.
Я снова кивнул. Шумка действительно временами тявкала.
– Чего же твои родители смотрят?.. – начала было Зоя, по ее перебила Таня Высокова – очень ехидная девчонка:
– Между прочим, как-то странно! У нас целых две собаки и кошка, а я, между прочим, двоек не получаю. На нее накинулась Зинаида:
– Да ты что, совсем некультурная, да? Ты что, не знаешь – у разных людей нервы разные бывают! Мы вон с Васькой как запустим радиолу на полную силу – и нам хоть бы хны, а сосед сверху прибегает и весь трясется: у него от радиолы давление подпрыгивает.
Вот тут Антошка вскочил, выбежал вперед и закричал:
– А я знаю, почему у Лешки такие нервы никудышные! Вспомните! Вы только вспомните, чего он за лето пережил! С козлом – раз!
– Ой! Правда же! – вскрикнула Аглая. – С Бармалеем – два!
– А с черепом! – подхватила Брыкина. – Зойка, если бы ты такое пережила, ты бы до сих пор в психиатричке сидела.
Все, кто не знал о моих приключениях, попросили рассказать о них. Мои защитники принялись за дело с большим жаром.
– Откуда мы знали, что козел такой злющий! – закончил Дудкин. – Мы-то все пошли обедать, а Лешка полтора часа от него по квартире бегал.
На других этот рассказ тоже произвел сильное впечатление. Наверное, не меньше минуты ребята молчали.
Я не смотрел на них, но чувствовал, что они поглядывают на меня.
– Бледный какой! – тихо заметил кто-то.
Мне стало очень жалко себя, О других приключениях Аглая, Зина и Дудкин не успели рассказать. В класс вошла наша учительница Дина Федоровна, высокая, полная, седая.
– Долго заседаете, – сказала она. – Так что же вы решили относительно Леши Тучкова?
Звеньевая отошла от стола, и учительница села за него.
– Дина Федоровна, мы все выяснили, – взволнованно заговорила Зоя. – У Леши очень тяжелые условия дома.
– А-а-а! – протянула учительница и медленно кивнула.
– И еще знаете что, Дина Федоровна... У Тучкова очень плохая нервная система. Просто ужасная нервная система!
– Ах вот оно что! – Учительница снова медленно кивнула.
Тут звеньевая заявила, что мне не строгость нужна, а товарищеская помощь, и несколько человек вызвались со мной заниматься.
– Ну зачем же! – сказала учительница. – Мы уж попросим Климову. Она, правда, не из вашего звена, зато у нее круглые пятерки по арифметике.
Хотя Зоя и стала под конец на мою сторону, Аглая, Зина и Дудкин бранили ее всю дорогу от школы до дома.
– Зойка всегда так, – говорила Аглая, – сначала накинется на человека, а потом разбирается.
– Ну факт! – сказал Дудкин. – А завтра будет удивляться, почему он опять уроков не сделал. А разве он сможет заниматься после сегодняшнего! Глядите – весь скрюченный! Лешка, ну разве ты сегодня заниматься сможешь?
Я еще больше скрючился и отрицательно помотал головой.
– Выбрали звеньевую на свою голову! – вздохнула Зинаида.
Уж не помню, как я доплелся до своей квартиры. У меня еле хватило сил дотянуться до звонка. Мама открыла дверь, и я предстал перед ней, подогнув коленки, свесив голову. Лямки ранца сползли у меня по рукавам до локтей.
– Что с тобой? – спросила мама. Я молчал.
– Побил кто-нибудь?
Мне хотелось поделиться с мамой, рассказать, как плохие условия и расшатанные нервы привели к тому, что я заработал три двойки. Но, даже находясь на грани безумия, я смекнул, что этого делать не стоит. Я шепнул только:
– Нездоровится.
Мама ввела меня в переднюю, сняла ранец, шубу, шапку, пощупала лоб, забралась рукой мне за пазуху.
– Температуры вроде нет. Может, желудок? Не тошнит? Что ты вообще чувствуешь?
– Что-то с нервами, – тихо ответил я.
Мама рассмеялась и шлепнула меня пониже спины.
– Иди! Полежи немного, отдохни и – обедать! На какое-то время я забыл о своем недуге. С аппетитом поел, потом гонял с ребятами во дворе. Дудкин и прочие тоже не вспоминали, что перед ними несчастный человек. Они так вываляли меня в снегу, что мама устроила мне нагоняй.
– Пей молоко и садись делать уроки, – сказала она, надевая шубу. – Я по магазинам пойду.
Вот тут-то и началось!
Только я открыл арифметику, как в комнату явилась Шумка. Заметив, что я смотрю на нее, она села и стала, в свою очередь, смотреть на меня. Я знал, что, если на нее пристально глядеть, она обязательно тявкнет. И она тявкнула. Я отвернулся, уставился в задачу, которую надо было решить, и стал думать о том, как трудно жить в одной квартире с собакой.
Шумка удалилась. Но заниматься я не мог. Я подозревал, что Шумка ушла в переднюю. А находясь там, она может в любой момент залаять, если услышит, что кто-то идет по лестнице. Я просидел минут пятнадцать затаив дыхание, так и не дождался Шумкиного лая и пошел узнать, где она находится. Она дремала под столом в кухне.
Вернувшись к себе в комнату, я снова сел за учебник и прислушался. Теперь в квартире стояла полная тишина. Хотя нет! Слышно было, как вода капает из крапа в умывальнике. Я ужаснулся: вот до чего у меня сдали нервы! Ведь раньше я никогда не замечал таких пустяков.
Я до отказа завернул кран, закрыл дверь ванной и, снова сев за стол, попытался вникнуть в содержание задачи. Но наверху кто-то стал ходить и двигать стулья...
А потом пришла мама и вернулся с работы папа, и мама стала кормить его на кухне. Невнятные голоса родителей доносились оттуда, и не было никакой возможности сосредоточиться.
Я сказал маме, что сделал уроки, а сам решил положиться на помощь Даши Климовой.
Так как в дневнике моем еще не было маминых подписей, я "забыл" его утром дома. Но Дина Федоровна в тот день не вызвала меня. Только в конце дня она взглянула в мою сторону, потом посмотрела на Климову:
