Баронесса повернула перстень. Камень сдвинулся, под ним оказался выпуклый острогранный металлический ромб с глубоко вырезанной немецкой готической буквой «Л». Это был фамильный перстень Лорингеров. Она приставила перстень к рукоятке меча. Ромбик мягко утонул в скважине. Инициалы плотно вошли в металл. Раздался щелчок. Тихий, глухой звук медленно уплыл на дно колодца. Дверь с гербом распахнулась, образовав овальное отверстие.
В узком высоком застенке — мрак и мороз. Стены из грубых плитняковых глыб обросли густым снежным ворсом.
На каменном потрескавшемся полу поблескивали старинные сабли, канделябры, серебряные кубки с гербами, хранящиеся, возможно, еще со времени Людвига.
Через искусно скрытую в каменной стене дверцу баронесса провела доктора дальше, в сводчатую, с мозаичным паркетом комнату, стены и низкий потолок которой были расписаны жуткими картинами. Отвратительные чудовища с перекошенными человеческими лицами, черти, висельники и мученики в кипящих котлах смотрели из темноты на пришельцев со всех сторон.
Вдоль стен с немецкой аккуратностью были сложены десятки больших и маленьких ящиков, обитых железом, коробки с хрусталем, картины в чехлах, бронзовые статуэтки, вазы и несколько узких брезентовых мешочков.
— Здесь золото! — Баронесса показала доктору на брезентовые мешки. — Мы возьмем его с собой за границу… все остальное уничтожим.
Подняв валявшийся на полу нож, она небрежным жестом распорола первый попавшийся мешок и запустила в него руки.
На пол посыпались золотые цепи, браслеты, старинные броши, драгоценные ювелирные сувениры и мелкие золотые монеты старинной чеканки.
В полутьме золотые вещи, казалось, ожили. Они ползли, извивались, тупо тыкались холодными носами в отяжелевшие пальцы баронессы…
Вслед за Ребане и Руммо в сокровищницу с трудом протиснулся Альберт… Глаза его лихорадочно блестели, большие белые руки от волнения судорожно сжимались и разжимались. Ему было мучительно больно держаться на ногах. Пошатываясь, он добрел до распоротого мешка и опустился на колени.
— Золото… это чистое золото! Я перепрячу его здесь в подземелье замка, — бормотал он, жадно погружая руки в золото. — Я скорее соглашусь снять с себя голову, чем позволю увезти его! — рыдающим голосом стал выкрикивать он, озверело оглядываясь на доктора и баронессу… — Я скорее сообщу о нем пограничникам, чем позволю вам тронуть его хотя бы пальцем! Оно принадлежит мне! Только мне!
— Будь мужчиной, Альберт! — с ненавистью бросила ему баронесса. Сейчас же спустись и передай «Национальному комитету», что высадка эмиссара невозможна. Мы ждали его вчера. Вероятно, этой ночью «Человек с Белого корабля» прибудет…
— Я выйду следом за вами! — отрезал Альберт. Баронесса, доктор и Альберт молча вернулись в гостиную.
— Иди! Мы будем ждать тебя, — холодно повторила она. Трясущимися руками Альберт стал рвать на себе ворот сюртука.
Ребане принесла из своей комнаты открытую бутылку вина и наполнила стакан.
— Выпей, вино освежит тебя, — более ласково проговорила она.
Альберт жадно проглотил вино и, вытащив из шкафа костыли, покорно поплелся к потайной лестнице. Ребане и Руммо стали обсуждать план бегства.
— Извините, дорогая баронесса, — вежливо сказал. Руммо, — но мне придется поставить машину в парке, чтобы не вызвать лишних подозрений…
— О да, да! Вы правы. Скорей, скорей, доктор, прошу вас! — С этими словами она бросилась собирать вещи.
Посмотрев ей вслед, Руммо повернул в комнату Курта и быстро спустился следом за Альбертом в подземелье. Освещая себе путь узким, как игла, зеленым лучом электрического фонаря, уверенно пошел по лабиринту тесных подвальных коридоров.
В одном из каменных закоулков он остановился и резко толкнул вделанную в каменную стену железную дверь.
В чистом светлом бункере с мощной немецкой радиоустановкой за передатчиком с наушниками в руках сидел Альберт.
— Господин Вальтер, — тихо позвал доктор.
Альберт не отвечал.
Внимательно присмотревшись к нему, доктор побелел и нагнулся в бункер.
Голова Альберта безжизненно упала на грудь.
— Отравила!.. — с яростью прошептал доктор.
Минутой позже Руммо в сопровождении майора Лаура входил в гостиную Ребане. Баронесса торопливо собирала чемоданы. Увидев майора, она в ужасе отшатнулась и тихо опустилась в кресло.
— Разрешите приступить к обыску, товарищ Томбу? — спросил у доктора Лаур.
— Да… зовите людей!
Повернувшись к баронессе, доктор жестко сказал:
— Машина ждет, госпожа Сова, прошу вас…
Глава 31. «Человек с Белого корабля»
В минувшую ночь капитану Карму не спалось. Он долго ворочался с боку на бок, проклиная старые кости. Странное гнетущее чувство еще с вечера не покидало его ни на минуту. Ледяной холод окутывал сердце.
Так бывает, когда ждешь большую беду. Поняв, что заснуть не удастся, капитан встал, накинул на себя халат и зажег свечу.
Тяжелые дубовые кресла, огромный из красного дерева шкаф, за хрустальным стеклом которого тускло поблескивали перламутром диковинные морские раковины, высокие портреты в витом овале дорогих массивных рам, прекрасный аквариум, парусный корабль над громадным письменным столом — все сейчас смотрело на своего хозяина с глубокой грустью и тревогой.
Карм, словно прощаясь, окинул взглядом свой кабинет.
«Старые и единственные друзья! Только вы еще греете сердце седого капитана далекими волнующими воспоминаниями».
Старик взял свечу и, сгорбившись, медленно побрел в дальний конец кабинета.
Здесь, между двумя старинными китайскими вазами в человеческий рост, краснела тяжелая занавесь. Карм с глубоким вздохом потянул за шнурок.
Открылся портрет в траурной раме.
Красивый белокурый юноша в непринужденной позе, с игривой полунасмешливой улыбкой глядел на него со стены. С трудом напрягая больные глаза, Карм долго всматривался в родные черты.
«Сын! Много раз приходил я сюда оплакивать твою гибель. И вот наконец из рук презренного пастора я получаю весть о том, что ты жив. Эту грязную, запачканную вином бумажку ты сочинял в кабаке. Я понял твое письмо. Ты стал предателем, Тоомас! Но ты слишком плохо знаешь своего отца, мальчик! Старый Карм честно прожил жизнь и честно кончит ее».
Огромный дом, неуютный, тоскливый, осиротелый, показался сейчас капитану Карму склепом. В его гулкой тишине он вдруг услышал приближающиеся осторожные шаги.
Старик покачнулся и, схватившись за сердце, прошептал:
— Он идет!
Капитан поставил свечу на плиту камина.
Дверь тихо скрипнула и открылась. Луч фонарика прорезал бледное сияние свечи. Показалась уродливая шарообразная фигура человека в мокрой резиновой одежде, напоминавшей скафандр. Нащупав старика, фонарик погас. Человек сделал несколько шагов и остановился.
Карм увидел худое лицо, горбатый нос, маленькие острые глаза.
— Капитан Карм? — негромко спросил гость. — Надеюсь, вы ждете меня. Я привез вам привет от Тоомаса.
— Зачем вы пришли сюда?
Гость удивленно вскинул на хозяина глаза и недовольно проговорил:
— Повторяю, привет от Тоомаса! Я привез вам привет от вашего сына. — Мне нужно остановиться у вас на пару деньков. Разумеется, об этом не должна знать ни одна душа. Впрочем, — продолжал гость более дружелюбным тоном, — я не сомневаюсь в ваших патриотических чувствах.
— Уходите! Немедленно оставьте этот дом! — раздался в тишине громкий голос капитана Карма.
В руках у гостя молниеносно сверкнул пистолет.
— Молчать! Старый осел! Если вам не жаль себя, пощадите сына…
— У меня нет сына… вы отняли моего мальчика… Убирайтесь! — глухо повторил Карм. — Сейчас же уходите… — схватившись за грудь, капитан покачнулся, сделал шаг к креслу и упал в него.
Гость стал угрожающе размахивать пистолетом.
— Опомнись! Сумасшедший старик! Ты хочешь стать убийцей родного сына? Если ты думаешь, — шипел он, — что я шучу, ты жестоко ошибаешься. Клянусь тебе!
Карм не ответил.
— Хорошо, — со злостью выдохнул неизвестный, — если вы трусите, черт с вами! Скажите, как безопаснее пробраться к Мустамяэскому замку, это все. Надеюсь, такая безобидная просьба вас не затруднит? Отвечайте! Соглашайтесь, и я сейчас же уйду. Ну?
Капитан Карм молчал.
— Вот как! — забыв об осторожности, бешено заревел гость, замахиваясь на старика рукоятью пистолета.
— Ральф Петерсон! — резко прозвучало из темноты, — руки!
Гость дернулся. Увидев в полумраке распахнутых дверей дула карабинов, он с проклятием поднял руки.
Два пограничника обезоружили его.
Придя в себя, Петерсон с изумлением стал всматриваться в высокого человека в штатском, быстро подошедшего к креслу капитана Карма.