Красные сидящие грибы придвигались один к другому. Белые шляпы таинственно наклонялись одна к другой. Сидевший в центре круга, не глядя, протянул руку назад. Ему подобострастно положили на ладонь плоский рожок. Он взял щепотку табака под язык и, так же, не глядя, не благодаря, протянул руку назад. Рожах исчез так же, как появился.
«Манан», — с неудовольствием подумал Феофан.
— Как у вас дела? — обратился он к сидящему за столом.
— Феофан Иваныч, одолели с глупостями.
— А что?
— Требуют разрешения на неизвестные, незаконные посевы. И даже не хотят сказать, где они есть.
Феофан зашел с другой стороны и попытался заглянуть в лицо сидевшего в середине круга.
— Странно, — пробормотал он, — неужели это Байзак?
Он хотел заговорить с незнакомцем, но на улице зашумела толпа. Потом по всей конторе пошел гул.
— Кок-Ару! Кок-Ару!
Прежде чем Феофан успел разглядеть, весь кружок сидящих рассыпался по другим комнатам. Кондратий в зеленой гимнастерке вошел в контору. Сзади него шел Джанмурчи.
— Не бойся, мы еще не опоздали, — и проводник достал из рукава бумагу, покрытую мусульманскими иероглифами. — Вот, командир, зубы моих шакалов, — сказал он, пробегая глазами список.
— А-эх! — закричал кто-то у барьера.
Растолкав толпу, чьи-то руки протянули банку опия.
— Атын нема?[2] — устало прокричал приемщик.
— Арсланбек.
Рука с блестящим алюминиевым кольцом протянула расписку.
Джанмурчи быстро повел пальцем по бумаге и, повернувшись к Осе, сказал:
— Дробь!
Пограничник быстро запустил в банку с опием левую руку и вытащил горсть мелкой ружейной дроби.
— Стой!
Арсланбек попятился, чтобы скрыться в толпе, но на него в упор глядело дуло револьвера.
— Атын нема? — грозно переспросил Кондратий.
— Юсуп, Юсуп, — с хохотом отвечала вея толпа.
Кондратий улыбнулся от удовольствия. Земледельцы явно не сочувствовали контрабандистам. Неизвестно откуда взявшийся милиционер увел мнимого Арсланбека. Приемка на всех столах продолжалась.
— Джанвай, — сказал за другим столом приемщик, — отчего у тебя так мало? У тебя ведь два гектара.
— Все мое тесто смыло дождем.
Джанмурчи улыбался и смотрел в свой список, Джанвай со страхом следил за его пальцем.
— Ты врешь, — сказал приемщик. — Дождя не было.
— Ну, значит, был только ветер. Головки мака стучали, и все тесто упало на землю. У меня есть бумага. Многие люди видели этот ветер. Вот здесь они приложили палец.
— Куда поехал твой ветер с твоим опием, Джанвай? — спросил Джанмурчи.
Ответа не последовало. Джанмурчи что-то сказал Осе. Снова раздался свисток, и снова появился милиционер.
— А вот я их обоих сюда запишу, голубчиков, — угрожающе сказал приемщик. — В будущем году не получат разрешения на посев. — Потом он положил книгу, вытер пот со лба и обратился к Кондратию:
— Сегодня чертовский день. Приводили барана в подарок. Не успел прогнать, притащили кумыс. Никогда этого не было.
— Надеялись, что при скандале засуетитесь и примете опий с дробью.
— А почему вы нагрянули именно сегодня? — спросил Феофан, пожимая руку Кондратия.
— Потому что именно сегодня пытаются рассовать все, оставшееся от курильни.
Они отошли в сторону и о чем-то быстро стали говорить вполголоса.
— Невозможно, совершенно невозможно, — густым басом говорил Феофан. — Для этого надо десяток рабочих. Это, конечно, надо сделать. Но людей у меня нет. Они заняты в сушильне.
Джанмурчи подошел и вмешался в разговор:
— Командир, я долго думал. Возьми большую палку.
Секунду Кондратий напряженно, с недоумением глядел на Джанмурчи. Потом улыбнулся и быстро проговорил:
— Недурно! — Обратившись к Феофану, он добавил: — Мы обойдемся. Вот список фальшивых доверенностей. Придут на днях.
Он подал список, бывший у Джанмурчи. Оба вышли и сели на лошадей. Они заехали в казарму. Оса приказал захватить побольше веревок и длинный шест. Когда они проехали один квартал, к ним присоединился человек в очках. Пятеро всадников бешеным карьером понеслись за город. Один из красноармейцев вез длиннейший шест. Они мчались около двух часов. Лошади были в мыле. Неожиданно человек в очках повернул за утес и показал рукой:
— Здесь!
Большие атласные цветы мака, в чайную чашку величиной, горели цветными огнями под жгучим солнцем. Белое и красное пламя, казалось, струилось по маленькой долине. Длинное поле приютилось среди утесов, и его совершенно не было видно. Кондратий осмотрел поле в бинокль. Столбов с надписями владельцев не было. Посев был анонимный.
— Сколько здесь?
— Три десятины, — отвечал человек в очках.
Оса подошел к краю поля. Местами мак был готов. Только что здесь вели работу. Созревшие головки были уже надрезаны. Молоко выступило густыми белыми каплями.
— Отец контрабанды очень торопится, — задумчиво сказал Джанмурчи. — К утру молоко уже потемнело бы и засохло. Завтра он собрал бы все тесто. Нам осталась бы одна трава.
— Остальные покажешь? — спросил Кондратий.
— Хорошо, еще семь десятин, — отвечал человек в очках.
— Косить, — коротко бросил Кондратий и пошел к лошади.
— Люди сколько работали, труда сколько положили, собирать ведь его по капельке. А теперь топтать жалко!
— Ничего не жалко. Ни черта прока от него не будет. Все равно в контрабанду уйдет. Сказано: косить — и коей. Ну, вы там, Скоро кончите разговоры! — закричал Кондратий красноармейцам. — Поторапливайтесь!
— Чиво? — недоумевающе спросил молодой красноармеец.
— Дурак, — заорал другой. — На веревку! Запрягай лошадь. Опять не понимаешь? Это же дуб, а не человек! Сделай постромку! Привяжи к концу шеста. Вот, а я Привяжу к другому концу.
— Золотая голова у тебя, Саламатин! — сказал Кондратий.
— Еще спрашиваете? Гони!
Кони с места взяли вскачь.
Длинный шест широкой полосой уничтожал посев. Хрупкие высокие цветы ломались и стлались к самой земле. Сильный одуряющий запах, наполненный парами морфия, тянул с поля.
— Командир! — сказал Джанмурчи.
— Чего тебе?
— Почему ты позволил на ярмарке, чтобы китайские купцы давали ткань в задаток контрабандистам? Почему ты не арестовал всех?
Оса задумчиво улыбался. Ему представилось лицо Будая в тот несчастный вечер. Теперь он сам мог дать урок Джанмурчи.
— Джанмурчи, как выливается вино из сосуда? — спросил он.
— Через горло, — с живостью ответил проводник.
— А где течет опий в Китай?
— Через перевалы.
— Правильно. Здесь Байзак может его спрятать, и мы его не найдем. На перевалах мы подставили кружку под вино, которое польется со всех этих полей. Понятно?
— Ой-бо-бо, шайтан! — с восхищением прошептал ошеломленный Джанмурчи.
Поезжай косить дальше, у меня и так много дела, — проговорил маленький кавалерист.
Он сел на коня и повернул к Караколу[3].
— Байзак! — проговорил Джанмурчи. — Клянусь тебе, что когда-нибудь Зеленая Оса укусит тебя прямо в сердце и ты умрешь!
На берегу Иссык-Куля, в верстах двадцати от города, находился летний поселок. Это был целый городок из юрт. Издали юрты похожи были на семью грибов. Они росли и исчезали так же быстро, как маслята. Осенью приезжали верховые, и городок исчезал. Шум, крики, сплетни, пестрота лиц и костюмов. Сзади желтый песок, заросший колючками, впереди синь озера. Вдалеке от пляжа, почти у самой воды, стояла одинокая юрта. Сюда привезла Марианна Будая, чтобы он отдохнул и забылся.
Лодка плыла по синей воде. Озеро расстилалось бесконечным темно-синим пространством. Впереди местами выступали желтые песчаные отмели. Вправо и влево далеко были видны горы. Берегов не было видно. Горы как будто поднимались из воды. Тяжелая и неуклюжая рыбачья лодка двигалась медленно. Юрта позади белела на сером песке. Будай медленно греб и с удовольствием слушал скрип весел. Вода стекала прозрачными каплями. Когда он смотрел за борт, были видны камни на дне. Вода была такая прозрачная, что казалось — дно поднимается и опускается при каждой легкой волне.
Впереди черной полосой начиналась глубина. Будай забыл про удочку. Он все продолжал грести. Оглянувшись, увидел, что берега с юртой почти не видно. Холодной черно-синей пропастью стала вода за бортом. Теперь было недалеко до того места, которое он посещал ежедневно. Впереди туман поднялся из воды. Там, где было серо и мглисто, по озеру протянулись полосы, сверкающие, как сталь. В небе плыли круглые летние облака. Их тени изменяли цвет воды. Вдали под солнцем все водное пространство засияло ослепительным зеркалом. Далеко у берегов вода была зеленая, как морская, и отливала в синее.
