и кино, и школ много! — зашумели ребята.
— Расскажите про нашу школу! — неожиданно попросил учителя Мазин.
— Ну что же я буду рассказывать! Вы сами про свою школу расскажите.
Ребята зашевелились, зашептались:
— Одинцов! Одинцов! Нет, Зорина! Лида! Зорина! Расскажи!
Лида Зорина встала.
— У нас очень хорошая школа… — бойко начала она.
— Самая лучшая!.. Замечательная школа!.. У нас все учителя хорошие и директор хороший! — перебивая Зорину, закричали ребята.
Мазин подбросил в костёр ветку и встал:
— Наша школа на весь Советский Союз, может быть, одна… У нас знаете как учат — ого! Чего не знаешь, так хоть в класс не ходи! Например, географию…
— Из нашей школы уже герои вышли! — крикнула Синицына.
— У нас второгодников почти нет!
Учительница Марина Ивановна крепко пожала руку Сергею Николаевичу, глаза её при ярком свете костра влажно блестели:
— Школа, которую так любят ребята, — хорошая школа, нам всем это очень радостно слышать!
Игнат Тарасюк сдвинул набок кубанку и встал:
— Оно, конечно, каждому своё… Я скажу, что наша школа лучше, а вы будете говорить, что ваша лучше… Ну, так это может и ссора получиться. А так как вы у нас гости, то всё ж таки неудобно будет…
Ребята всполошились, приготовились к отпору, но Митя предложил Тарасюку и Трубачёву рассказать о работе их отрядов. Игнат, не спеша и не волнуясь, рассказал, как работал его отряд в школе, как помогает он в колхозе. Колхозники с удовольствием подтверждали его слова короткими замечаниями. Потом выступил Васёк. Спокойствие Игната передалось и ему. Он рассказывал не торопясь и зорко следил за тем, чтоб не перехвалиться. Под конец сказал:
— А теперь мы будем вместе работать в вашем колхозе!
— Вместе — это хорошо! — одобрительно кивнул Игнат.
Жорка, задремавший было на коленях матери, вдруг вскочил:
— Гармонь! Гармонь идёт!
Все зашевелились, раздвинулись. Мазин и. Саша подбросили в костёр сухих веток. В отблесках пламени нежно зарумянились берёзы, высоко взлетевшие искры осветили кудрявую листву дуба.
Из темноты вышла баба Ивга и подала Степану Ильичу гармонь:
— Играй, Стёпа! Нехай гости нашу музыку послушают.
Степан Ильич встал, широко развернул гармонь, склонил набок голову и пробежал пальцами по жёлтым, истёртым ладам.
Гармонь тихо, протяжно вздохнула, запела что-то грустное и нежное… Пела для всех, а слышалось каждому, что поёт она только для него. Вспоминалось что-то хорошее, дорогое, своё…
Лида Зорина молча прижималась к плечу новой подружки. Васёк вспомнил вдруг отцовский галстук, съезжавший на сторону, тёплые большие руки отца… Сева Малютин, глядя в пламя костра, откуда-то издалека услышал голос матери, как будто не гармонь, а она пела что-то своему сыну. Саша, посадив на колени толстого хлопчика, гладил его по голове и шептал ему на ухо, пытаясь говорить по-украински:
— А у меня дома такие, як ты, людыны тоже есть.
В глубокой, тёмной вышине ярко светились звёзды. В ответ на гармонь в лесу тихо защёлкали соловьи, и по овсу, словно на цыпочках, прошёл ветер.
Степан Ильич взглянул на лица, освещённые пламенем костра, усмехнулся и заиграл гопак.
Молоденькая учительница встала, приглашая девчат и хлопцев.
Плясали попарно и в одиночку; один танцор сменялся другим.
— Татьяна! Татьяна! — вызывали развеселившиеся колхозники.
— Да не буду я! Нехай кто другой спляшет! — смеясь, упиралась Татьяна.
Степан Ильич, крепко прижимая к себе гармонь, кивнул головой жене:
— Выходи, Татьянка!
Татьяна вдруг сорвалась с места, ударила в ладоши и пошла в пляс. Отсвет от костра играл на её оживлённом лице, под чёрными круглыми бровями задорно блестели глаза.
— «Гоп, кума, не журися, туды-сюды повернися!» — подпевала она в такт музыке.
Татьяне хлопали долго, вызывали её ещё, но она, смеясь, схватила на руки сына и спрятала за ним разгоревшееся лицо.
— Она больше не будет плясать, — обнимая мать, объявил Жорка. — Ось я за́раз! — Он вырвался из рук матери и под бойкий плясовой мотив, кувыркнувшись в траве, болтнул в воздухе босыми пятками. — Эй, московские! Дывиться! От як я мо́жу! Гоп, гоп, гоп! — Он высоко подпрыгнул и упал на траву. — Эй, московские!
Кто-то из женщин дал ему легонько шлепка. Ребята хохотали до слёз. Потом девочки сплясали русскую, Одинцов смешил рассказами, Белкин показывал фокусы.
Учительница Марина Ивановна подсела поближе к костру, протянула над огнём руки и задушевно, тихо запела:
…Полюшко-поле, Полюшко, широко поле…
Ребята дружно подхватили припев знакомой песни:
Ехали да по полю герои, Эх, да Красной Армии герои…
Наконец, усталые и довольные, все разошлись.
В ушах у ребят долго ещё звучали песни, музыка и бойкий голос хлопчика: «Эй, московские!.. От як я мо́жу! Гоп, гоп, гоп!»
Глава 4
ДНЕВНИК ОДИНЦОВА
Жизнь нашего отряда
19 июня 1941 г.
Засекаю время — 21 ч. 05
