Ознакомительная версия.
– Ты че такой дерзкий? – тут же спросил Як. – Ты что, нас не уважаешь?
– Значит, так… – сказал Ферзь и сделал знак Дрыну.
Тот тут же подскочил к Лешке и сграбастал его за шиворот.
– Значит, так…
«Где же вы? Где же вы все?! – снова взмолился про себя Лешка. – Ну начинайте, вашу мышь!» И опять все внутри у него оборвалось: а вдруг они передумали? Вдруг они испугались? Вдруг они его бросили?! Предали?! Оставили в этом страшном лесу наедине с гопниками?!
– А-а!!! – вдруг сам неожиданно для себя заорал Лешка. – А-а-а!!!
Он барахтался и бился в руках Дрына, пытаясь вспомнить хоть какие-нибудь приемы карате, которые так легко удавались ему на тренировках. Но провести прием удалось его сопернику: как-то неожиданно резко и ловко тот прижал его к валуну, почти придушив. А Ферзь подошел, картинно засучивая рукава, чтобы с наслаждением вдарить по беззащитной жертве.
«Помогите!» – снова про себя взмолился Лешка уже непонятно кому.
И вдруг словно ветер прошел низко вокруг сейда и всколыхнул лапы огромных елей. Послышался гул. Сначала он был похож на гул истребителя, летящего высоко в небе, а потом стал приближаться, как будто опускаясь откуда-то сверху. Рука Дрына дрогнула. Парень обмяк, и Лешка тут же освободился от него – оттолкнул противника подальше, неожиданно легко сбив его с ног.
Ферзь и Як, потеряв всякий интерес к Лешке, смотрели куда-то вверх.
Звук нарастал. Долгий, низкий, вибрирующий. Лешка пытался понять, на что он был похож, но никакое сравнение в голову не приходило. От него пробегала противная дрожь – толпы мурашек сновали по всему телу туда-сюда.
И тут Лешка вдруг осознал, что звук идет не только откуда-то сверху, но и от… сейда. От самого валуна, к которому он по-прежнему стоял спиной. Лешка осторожно прикоснулся к шероховатой, обтянутой серыми лишайниками поверхности – камень едва заметно вибрировал, как вибрируют аудиоколонки, издавая звук.
А вокруг уже все звучало на разные лады. Какофония звуков нарастала, нарастала, нарастала… И можно было не знать ни законов гармонии, ни замысла композитора – уже ясно чувствовалось, что должна быть кульминация, развязка – что-то, ради чего все, собственно, и затевалось.
Едва Лешке пришла эта мысль, как за елями что-то зашумело. Снова послышались то ли шаги, то ли уханье, но теперь во сто крат более громкие, оглушающие. Сами деревья зашумели, и возникло четкое ощущение, что оттуда, из-за них, должен появится кто-то… большой. Если не сказать – огромный.
Лешке тут же вспомнились сказки, которые малознакомая Лера рассказывала у костра. Кроме маленьких гномов она упоминала и норвежских троллей – страшных великанов, живущих в лесу и нападающих на одиноких путников по ночам. Ни гномов, ни троллей, конечно, не существовало, но липкий страх уже перерос в ужас, а ужас грозил обернуться настоящей паникой, когда ты не можешь больше думать, чувствовать, ощущать – можешь только бежать, бежать прочь сломя голову. Лешка уже готов был рвануть подальше отсюда, как ели раздвинулись – наклонились в разные стороны, и из-за них, из серебристо-серого тумана, стала вставать, становясь все четче, фигура человека.
Лешку снова пробил озноб; если секунду назад он готов был бежать без оглядки, то сейчас его ноги одеревенели и приросли к земле. Он смотрел на страшную фигуру во все глаза и не мог оторваться. Кто-то, скорее всего женщина, в изначально светлом, но постепенно темнеющем балахоне, с длинными волосами и закрытыми глазами, поднимаясь, поднимала и руки с необычно длинными пальцами, похожими на когти огромной птицы. Она вставала-вырастала из-за деревьев, и одновременно с нею раскатывались по лесу страшные, непривычные человеческому уху звуки, они нарастали, усиливались, заставляя цепенеть на месте, лишая силы воли бросить все и сбежать.
И тут женщина-призрак раскрыла свои огромные, оказавшиеся белыми, как бельма, глаза. И тут же откуда-то из-под тяжелых век выпрыгнули зрачки. Лешка чуть не вскрикнул от ужаса и не хлопнулся в обморок, как…
… вдруг вспомнил, что это был розыгрыш, прекрасная Сашкина идея, их с Женькой коварный план!
Паника тут же отступила. Лешка смог оторваться от чудовищного видения и посмотреть на гопников. Они стояли белые как мел, вцепившись друг в друга и трясясь.
– Бойтесь… – прошелестело кругом. – Бойтесь… Грядет час расплаты…
– Бойтесь! Грядет час расплаты! – Лешка поставил ногу на камень и принял горделивый вид то ли Юлия Цезаря, то ли Александра Македонского (во всех этих завоевателях он разбирался плохо, а кого из них видел на картинке в учебнике, забыл начисто).
Ферзь, Дрын и Як с ужасом уставились теперь уже на свою недавнюю жертву и… начали пятиться. Они уже были готовы отползать, как и мечтал Лешка, но тут вдруг за их спинами потянуло ветром с болотца, понесло с него рваные клочья тумана. Пролетая мимо, они становились похожи на птиц, только не настоящих, с двумя крыльями, с головой и шеей, а каких-то больных, калечных… Эти страшные ободранные, ненастоящие птицы бились, трепыхались, даже как будто хрипели, проносясь мимо, влекомые каким-то адским потоком, из которого они не могли вырваться…
Хулиганье кинулось к сейду, к Лешке, упивавшемуся ситуацией. «Че это? Че это? Че это?» – как заводная игрушка повторял Як и никак не мог остановиться. У Дрына разом обвисли тугие щеки, и казалось, что он сейчас просто расплачется. С Ферзя слетела вся его надменность и самоуверенность, и он превратился просто в маленького перепуганного до смерти пацана. Лешке до того было приятно наблюдать страх врагов, что он совсем забыл светить на них фонариком.
– Бойтесь… – наводила страх женщина-призрак, продолжая висеть между верхушками елей.
Это она звала-притягивала к себе калечных птиц. Долетев до нее, они ударялись об уже почти черное одеяние и мгновенно растворялись в его черноте белыми каплями. Она поглощала их. Она их пожирала. Птицы становились ею. А она становилась ими. Это страшное движение-поглощение все длилось и длилось, завораживая, заставляя цепенеть и терять рассудок.
А с болота наступали еще призраки. Тоже в балахонах, тоже с непокрытыми головами. Они слонялись между черными стволами мертвых деревьев как слепые, натыкались на них, друг на друга, протягивали вперед тонкие неживые руки. А туман налипал на них, обвивался вокруг, мешал идти. А когда они уже почти достигли тверди, он вдруг кинулся на них – на этих «людей» – и окончательно удушил их, упрятав в белые плотные коконы. Так они и остались стоять там, на болоте, среди черных высохших стволов – белые слепые коконы.
«Похоже на Женькину «Лимбо»[22], – подумал Лешка. И тут же преисполнился гордости. В игре главный герой, мальчик, отправляется в страшный лес, чтобы спасти свою сестренку, – так и он, Лешка, бился сейчас за Женьку, спасал ее от ужасных гопников! В игре-то все горазды побеждать, а он готов был биться за сестру в реале – в настоящем, страшном, полном опасностей лесу! Тот факт, что все страхи и опасности были делом рук самой Женьки и Сашки, Лешка предусмотрительно не учитывал.
– Что, испугались?! – радостно спросил он у Ферзя, Яка и Дрына. – Молите меня о прощении! Поклянитесь, что никогда не тронете меня и моих друзей! И я выведу вас отсюда! – пафосно заверил он.
– Ты это… не… ты… реально четкий пацан… да… ты это… нас… того… – залепетало вразнобой хулиганье.
А Лешка поймал себя на не самом хорошем и достойном желании…
Пользуясь ситуацией, навалять им хорошенько. Ударить по очереди по всем трем ненавистным рожам! А Ферзя уложить последним самым красивым каратистским ударом…
Лешка медлил. Они, трое его врагов, были такие беззащитные перед ним. Были преподнесены ему, что называется, на блюдечке с голубой каемочкой…
Снова где-то возник и пронесся мимо вихрь…
– Э-э… Идем… – взмолился за всех Ферзь и выдавил в конце: – Леха… Пожалуйста…
А Лешка снова вспомнил, что он тут не один: что где-то рядом щелкает затвором Анька. За деревьями стараются, пугают хулиганье Женька с Сашкой. «Ладно, наваляю им потом», – решил Лешка, уже на все сто поверивший в свое могущество.
– Пошли! – скомандовал он гопникам. – Идете туда, вперед, не оборачиваясь, я сзади прикрываю. И хватит трястись, в натуре!
Парни немного помялись, кому идти первым. В конце концов вытолкнули вперед Яка. Тот, опасливо косясь на болото с коконами, покорно юркнул в туман, начав спускаться с горы. Следом пошел Дрын. За ним – Ферзь, стараясь держаться рядом с Лешкой. «Вот, кто самый трус», – решил тот про себя и снова еле удержался, чтобы хотя бы не пнуть главаря гопников под зад.
– А-а-а! МА-МА!!! – вдруг заорал Як.
Лешка рванулся к нему… Сквозь туман он неясно различил человека-кокон, преградившего Яку путь. Потом что-то произошло, и когда Лешка подбежал, все, что он увидел, – это парня, катавшегося по мху, держащегося за ногу и отчаянно воящего.
Ознакомительная версия.
