Рыжик потянул первым.
– Ой… Я…
– Везет некоторым, – со старательной завистью сказал Мастер и Маргарита.
Рыжик, смущенно улыбаясь, спрятал в нагрудный кармашек бумажку со своим именем. Наверно, на память. Остальные бумажки, уже не нужные, Игорь Нессонов бросил в огонь под закипающей для ужина водой. Они были туго свернуты. И это хорошо. Иначе бы, чего доброго, кто-нибудь мог прочитать, что на всех бумажных квадратиках – одно и то же: "Рыжик. Рыжик. Рыжик…"
Он сразу надел барабан. И тихонько застучал что-то неразборчивое, свое. Может быть, благодарность судьбе за хотя и маленькое, но все-таки чудо…
Но конечно это было не чудо. Настоящее чудо случилось позднее, через полчаса, и уже не для Рыжика, а для Словко. Вернее, для всех. Негромко стуча, подошла к берегу знакомая моторка с Федей. И не только с ним! Подобрав подол, ступила на берег Соснового мыса ни кто-нибудь, а Толкунова Аида Матвеевна. Собственной персоной. Но в этом, не было еще ничего чудесного. Так же, как и в том, что впереди нее выпрыгнул на песок мальчишка в отрядной форме. Что особенного, взяла кого-то в попутчики… Вот только кого?
Кого же? Не поймешь издалека…
Боже мой…
– Же-е-ек!!
Они ухватили друг друга за локти. Всё, что было вокруг, отодвинулось. А они так вот – глаза в глаза, улыбка в улыбку…
– Ты откуда свалился?
– А… тут такая история…
– Ты потому и не писал? Потому что ехал?
– Ну да! В поезде – как? А дома у нас давно уже все было выключено. Потому что… Словко, но я все равно все твое прочитал, сегодня. Прибежал к тебе, у вас дома никого нет, я – к нашим старым знакомым, у них компьютер. Я сразу открыл все твои письма… Там написано в конце: "Уезжаем в лагерь"! Я решил, что как раньше, в Скальную гряду! Отпросился у мамы, тот же знакомый увез меня туда… Там я узнал, что вы тут… Аида Матвеевна говорит: "Поехали, мне тоже надо к ним"! Мы обратно на машине – сперва на базу, потом на моторке сюда…
Словко помотал головой:
– Нет, я не верю, что это ты… Так не бывает… Чтобы раз – и как в сказке…
Но и появление Жека было еще не полное чудо. Полное случилось через полминуты. Когда Словко, чуть отдышавшись от сказки, выговорил:
– А ты надолго? До сентября?
И вот тогда:
– Я не до сентября. Я насовсем…
– Папу перевели обратно, – рассказывал Жек. – Заместителем начальника по учебной части. В то же артиллерийское училище. Дали звание полковника и вот, сюда. И даже квартиру обещают прежнюю. И… все как раньше. Наверно, в тот же класс пойду, если возьмут…
– Пусть попробуют не взять!.. Жек, я все еще не верю…
– Словко, я тоже сперва не верил, когда папа сказал. А потом все боялся: вдруг что-нибудь переменится. До самого вокзала боялся… Там, в Калининграде, хорошо, море рядом, но… все равно…
– Ты все такой же, – сказал Словко. – Даже форма та самая.
– Конечно. Только рукава стали покороче. Мама их наставляла… А ты тоже такой же. Только чуть удлиннился…
Словко счастливо поморгал… и вдруг увидел Рыжика. Тот стоял неподалеку, сам по себе, и внимательно рассматривал свой значок с "Крузенштерном".
Словко вдохнул, выдохнул, помолчал секунду.
– Рыжик, иди сюда.
Тот сразу подошел, но стоял с опущенным лицом, все теребил значок.
– Рыжик, это Жек, – сказал Словко. – Жек, это Рыжик…
Ничего не изменилось в лице Жека. Только улыбка стала еще лучше.
– Привет, Рыжик. Я про тебя знаю. Словко писал… – Он положил свои ладони на плечи Рыжика, повернул его спиной к себе и к Словко. Притянул. Тот оказался прислоненным к ним к обоим лопатками, стоял посередине и чуть впереди, словно так было много-много раз. То есть одним движением Жек сделал то, что разом избавило Словко от всяких сомнений. И Рыжика, видимо, тоже…
Ну да. Раньше были Словко и Жек. Потом были Словко и Рыжик. А теперь они были втроем. Проще простого…
И они стояли так лицом к озеру, над которым носились чайки. Совсем как над морем…
А потом Словко и Рыжик взяли Жека за руки и повели к ребятам.
Их обступили. Жека хлопали по спине, говорили "давно бы так, нечего там болтаться на этой мелководной Балтике, то ли дело у нас". Кирилл Инаков сделал свирепое лицо и предложил "разжаловать беглеца за годовой прогул из штурманов в подшкиперы". Было решено разжаловать, но тут же амнистировать, если пообещает больше не исчезать. Жек радостно обещал.
Подошел Корнеич.
– Глазам не верю! Олег Тюменцев! С каких небес ты свалился?
– Он с балтийских, – гордо сообщил Словко. – Насовсем. Теперь он будет в моем экипаже, пока не сдаст на права…
– Я вообще-то сдал. В Калининграде. Но только на "юного рулевого", на "Кадете". Это, конечно, не то.
Жека наперебой заверили, что "очень скоро будет то "…
Аида топталась в сторонке. В отличие от Жека, она никого не интересовала. Но все же Корнеич наконец оглянулся на гостью и сказал:
– Ребята, в круг. Есть вопрос…
Вопрос был напрямую связан с визитом Аиды. Конечно, она приехала не затем, чтобы доставить Жека (это так, по пути). Она появилась, чтобы звать всю "отколовшуюся группу" в Скальную Гряду.
– Потому как в этой самой Гряде полный кавардак, – равнодушным тоном, но с тайным удовольствием сообщил Корнеич. – То есть происходит то, чего следовало ожидать…
Происходило следующее. "Рейтинг" флотилии в глазах съехавшихся отрядов стремительно падал. Без барабанщиков "Эспада" – не "Эспада". И дело даже не в том, что некому было играть на общих линейках и праздниках, создавая торжественный и веселый настрой. Внутри отряда поселилась растерянность, сиротливость какая-то. Шли споры-разговоры, кто-то собрался домой. И наконец общий сбор единодушно решил: "Или они будут с нами, или нас не будет здесь…"
Каховский и Салазкин стояли рядом. Слушали молча, но внимательно.
– Вот такая обстановка, братцы, – завершил рассказ Корнеич. – Говорят, Ольга Шагалова там ревет не переставая.
– Сама виновата, – непреклонно заявил Мастер и Маргарита.
– Знаете, люди, сейчас надо не виноватых искать, – сказал Корнеич. – В спорах это последнее дело. Из-за этого по всей Земле великая грызня, планета аж содрогается… Надо решать, как быть дальше. Ехать в Гряду или нет?
– Вообще-то, наверно надо, – хмуро проговорил Инаков. – Здесь, конечно, хорошо… но все-таки…
– Там же наши ребята… – строго сказала Полинка.
– Только пусть Аида извинится перед барабанщиками, – угрюмо потребовал Игорь.
Ксеня толкнула брата локтем в бок:
– Да ладно тебе. Раз приехала, это значит, что уже извиняется…
Словко тоже понимал, что ехать надо. Потому что единство "Эспады" – важнее всех обид. Несмотря на всяких там аид, феликсов и аллочек смугиных (а Ольга Шагалова просто дура; может, поумнеет еще…). Но… так не хотелось покидать крохотный лагерь на Сосновом мысу. Здесь тоже было что-то родное. За один день на этом берегу случилось так много хорошего…
– Давайте не сегодня. Давайте останемся хотя бы до завтра, – просительно сказал он. И почему-то застеснялся. Его стеснения не заметили, а предложение одобрили. В самом деле, чего сразу срываться с места, на котором так славно обосновались!
– Давайте решим все завтра. Утро вечера мудренее, – предложил рассудительный Мультик.
И все согласились, что это – самое правильное.
– Тем более, что ночью ожидается одно интересное явление… – вставил свое слово Сергей Владимирович Каховский.
Корнеич обернулся.
– Аида Матвеевна, будьте любезны, подойдите к нам…
Она подошла. С поджатыми губами на нерешительном лице.
– Аида Матвеевна, мы решили, что обсудим все вопросы завтра, – сообщил Корнеич. – Сегодня не до того. Скоро ужин, потом спуск флага, а после спуска вообще не принято касаться важных дел. Завтра до обеда я вам позвоню…
– Да, но… ну, хорошо. Но все-таки что ответить ребятам? И присылать ли завтра за вами автобус?
– Завтра я позвоню, – повторил Корнеич. А Ксеня вдруг добавила:
– Ребятам скажите, что мы их любим…
Это неожиданное заявление все встретили молчаливо и одобрительно.
– Ну… хорошо, – опять сказала Аида. – Мы будем ждать… До свиданья…
Ей вразнобой ответили "до свиданья, а кто-то даже "до свиданья, Аида Матвеевна". Кинтель галантно проводил ее до моторки. Моторист Федя не менее галантно помог ей сесть. Моторка зафырчала и отошла. Аида оглянулась и нерешительно помахала растопыренными пальцами. Несколько человек помахали ей вслед. Правда, без большого чувства.
– Люди, не расходитесь, – попросил Корнеич. – Есть еще вопрос. – Он подождал, когда вернется Кинтель, посмотрел на каждого. – Вопрос о Нессоновых…
