По широкому неровному ледяному склону, усеянному камнями, вверх вела аккуратно расчищенная дорожка и заканчивалась у скалы, четко обозначившейся на фоне неба. Авроры не было, но звезды горели ярко. Скала казалась черной и узкой, а на ее вершине стояло просторное здание, лившее во все стороны свет — не тусклое, копотное мерцание фитилей, плавающих в жиру, не жесткие белые лучи ан-тарных фар, а теплое кремовое сияние гарных ламп.
О грозном могуществе лорда Азриэла свидетельствовали даже окна. Стекло стоило дорого, большие листы его плохо держали тепло в этом морозном климате; и это говорило о богатстве и влиянии гораздо больше, чем вульгарный дворец Йофура Ракнисона.
Они в последний раз влезли на медведей, и Йорек повел их вверх по склону к дому. Там был двор, заваленный снегом и окруженный низкой стеной, и когда Йорек толкнул ворота, где-то внутри здания послышался звонок.
Лира слезла с медведя. Ноги едва держали ее. Она помогла спуститься Роджеру, и, поддерживая друг друга, в снегу, доходившем до пояса, дети побрели к крыльцу.
Там за дверью — тепло! Там долгожданный отдых!
Она протянула руку к звонку, но не успела тронуть его, как дверь открылась. В маленькой тускло освещенной передней, предназначенной только для того, чтобы не впускать в дом холод, стоял человек, в котором Лира сразу узнала Торольда, слугу лорда Азриэла, и рядом с ним был его деймон, пинчер Анфанг.
Лира устало откинула капюшон.
— Кто… — начал было Торольд, но потом разглядел ее. — Лира? Маленькая Лира? Мне снится?
Он протянул руку назад и открыл внутреннюю дверь.
Холл, в каменном камине пылает уголь; теплый свет ламп, ковры, кожаные кресла, полированное дерево… Лира не видела ничего подобного с тех пор, как покинула Иордан-колледж, и чуть не задохнулась от удивления.
Деймон лорда Азриэла, снежный барс, зарычал.
Отец Лиры стоял тут же; на его властном лице было написано свирепое торжество и нетерпение; но когда он узнал дочь, оно стало белым, черные глаза расширись от ужаса.
— Нет! Нет!
Он попятился и схватился за каминную полку. Лира не могла пошевелиться.
— Уходи! — закричал лорд Азриэл. — Прочь отсюда, уходи, прочь! Я не посылал за тобой!
У Лиры отнялся язык, она открыла рот, еще раз и еще и, наконец, выдавила:
— Нет, нет, я приехала, чтобы…
А отец все не мог опомниться; он тряс головой, махал руками, точно хотел отогнать ее; Лира не понимала его отчаяния.
Она шагнула вперед, чтобы успокоить его, и напуганный Роджер вместе с ней. Их деймоны немного оживились в тепле, а через несколько секунд лорд Азриэл провел рукой по лбу и как будто пришел в себя. Он перевел взгляд с нее на Роджера, и щеки его слегка порозовели.
— Лира? — сказал он. — Это Лира?
— Да, дядя Азриэл, — ответила она, решив, что сейчас не время выяснять их родственные отношения. — Я привезла вам алетиометр от Магистра.
— Да, конечно, — сказал он. — А это кто?
— Роджер Парслоу. Он — кухонный мальчик из Иордан-колледжа. Но…
— Как ты сюда попала?
— Я как раз хотела сказать — там, на дворе, Йорек Бирнисон. Он нас сюда привел. Мы были вместе с самого Троллезунда и перехитрили Йофура…
— Кто такой Йорек Бирнисон?
— Бронированный медведь. Он нас сюда привел.
— Торольд, — крикнул дядя, — сделайте для детей горячую ванну и приготовьте поесть. Потом им надо выспаться. Одежда на них грязная; найдите им что-нибудь. Займитесь сейчас же, пока я разговариваю с этим медведем.
У Лиры кружилась голова. Может быть, от тепла, а может быть, от облегчения. Слуга с поклоном удалился, а лорд Азриэл вышел в прихожую и закрыл за собой дверь. Лира повалилась в ближайшее кресло.
Не прошло, казалось, и минуты, как она услышала над собой голос Торольда:
— Пойдемте со мной, мисс.
Она с трудом поднялась и вместе с Роджером вошла в теплую ванную, где на горячей трубе висели мягкие полотенца и над водой поднимался пар.
— Ты залезай первым, — сказала Лира. — Я посижу рядом, поговорим.
Морщась и пыхтя, Роджер влез в горячую воду и стал мыться. Они часто плавали голыми и шалили с другими ребятами в Айсисе, но теперь все было по-другому.
— Я боюсь твоего дядю, — сказал Роджер через открытую дверь. — То есть твоего отца.
— Пока что зови его дядей. Иногда я его тоже боюсь.
— Когда мы вошли, он меня сперва не увидел. А только тебя. И был страшно испуган, пока не увидел меня. Тогда он сразу успокоился.
— Это просто от неожиданности, — сказала Лира. — Любой опешит, если увидит человека, которого не ждал. Последний раз он видел меня тогда в Комнате Отдыха. Как тут не удивиться?
— Нет, это неспроста. Он смотрел на меня, как волк или кто-то такой.
— Тебе показалось.
— Нет. Честное слово, я его больше боюсь, чем миссис Колтер.
Он окатил себя водой. Лира достала алетиометр.
— Хочешь, я у алетиометра спрошу?
— Не знаю. Есть такое, чего не хочется знать. По-моему, с тех пор, как Жрецы пришли в Оксфорд, я ничего, кроме плохого, не слышал. Больше чем на пять минут ничего хорошего не хватало. Вот сейчас, например, что я вижу? Ванна хорошая, а там вон теплые полотенца, через пять минут буду ими вытираться. А когда высохну, подумаю: поесть бы чего-нибудь вкусного — а дальше неизвестно что. А когда поем, подумаю: хорошо бы сейчас в мягкую постель. А что потом, не знаю, Лира. Мы же страшные вещи видели, правда? И похоже, что-то еще будет такое. Так что лучше о будущем не думать. Что-то есть сейчас, и ладно.
— Да, — устало согласилась Лира. — Иногда у меня такое же чувство.
Она еще немного подержала алетиометр в руках, но скорее для успокоения; головок она не трогала, за длинной стрелкой не следила. Пантелеймон молча наблюдал за ними.
После того как оба вымылись, поели хлеба с сыром и выпили вина с горячей водой, слуга Торольд сказал:
— Мальчик пойдет спать. Я провожу его. А вас, мисс Лира, лорд Азриэл просил зайти к нему в библиотеку.
Лорда Азриэла Лира нашла в комнате с широкими окнами, откуда открывался вид на застывшее море. В камине с широкой полкой горел уголь, фитиль гарной лампы был привернут, и людей в комнате ничто не отвлекало друг от друга и от унылой, освещенной только звездами панорамы внизу. Лорд Азриэл полулежал в глубоком кресле возле камина и жестом предложил ей кресло напротив.
— Твой друг Йорек Бирнисон отдыхает на дворе, — сказал он. — Предпочитает на морозе.
— Он сказал вам о своем поединке с Йофуром Ракнисоном?
— Без подробностей. Но я понял, что он теперь король Свальбарда. Это правда?
— Конечно правда. Йорек никогда не врет.
— Кажется, он взялся быть твоим хранителем.
— Нет. Джон Фаа попросил его позаботиться обо мне — он так и делает. Выполняет приказ Джона Фаа.
— Каким образом тут замешан Джон Фаа?
— Скажу, если вы мне кое-что скажете, — ответила она. — Вы мой отец, верно?
— Да. Ну и что?
— А то, что должны были об этом сказать. Такие вещи от людей не скрывают, потому что, когда это выясняется, человек чувствует себя глупо, и это обидно. Ну, узнала бы я, что вы мой отец, — что в этом плохого? Вы могли давным-давно это сказать. Могли сказать и попросить меня, чтобы я держала это в секрете, и я бы держала, даже маленькая. Никому бы не сказала, если бы вы попросили. Я бы так гордилась, что из меня никакими силами этого не вырвали бы, если бы вы велели держать в секрете. А вы молчали. Другим людям говорили, а мне нет.
— Кто тебе сказал?
— Джон Фаа.
— Он сказал, кто твоя мать?
— Да.
— Тогда мне почти нечего добавить. Я не желаю, чтобы меня допрашивал и упрекал нахальный ребенок. Я желаю знать, что ты увидела и что ты делала по дороге сюда.
— Я привезла вам чертов алетиометр, так? — взорвалась Лира. Она чуть не плакала. — Я тащила его сюда из Иордана, прятала его, берегла, — а с нами чего только не было, — я научилась его понимать, тащила его в эту чертову даль, хотя могла бы плюнуть на него и сидеть себе спокойно, а вы даже не сказали «спасибо», и хоть бы немного обрадовались. Сама не знаю, зачем я это сделала. Но сделала, не отступила, даже у Йофура Ракнисона в вонючем дворце не отступила, одна, среди этих медведей, и подбила его на драку с Йореком, чтобы добраться сюда ради вас… А когда вы меня увидели, вы чуть в обморок не упали, словно я какое-то чудище, — прогоняли меня. Вы не человек, лорд Азриэл. Вы мне не отец. Отец так со мной не обошелся бы. Отцы ведь, кажется, любят своих дочерей? Вы меня не любите, и я вас не люблю, вот что. Я люблю Фардера Корама и люблю Йорека Бирнисона; медведя больше люблю, чем отца. И Йорек, точно, любит меня больше, чем вы.
