Александр Романов - Большая медведица смотрит на город

Мы все замолчали. И неизвестно, сколько бы тянулось это странное молчание, если бы его не прервал Бук.

— Флакса-плакса, флакса-клякса, флакс-клякс, — сказал он, удобно привалившись спиной к подушке.

— Ура! — вдруг крикнул он. — Чур, я первый придумал! Когда робот будет ходить, мы, вместо того чтобы командовать по старинке «раз-два, раз-два», можем командовать так: «флакс-клякс, флакс-клякс…» Здорово?

— Пррравильно! — обрадовалась Сорока и от восторга даже клюнула половицу. — Мы будем очень интересно играть в это флакс-клякс!

— Не смейте обижать нашего нового друга! — предупредил Бориска. — Я никому не разрешу дразнить его, запомните.

Бориска так рассердился, что даже топнул ногой.

Бук обиженно отвернулся, всем своим видом показывая, что ему не нравится, как Бориска отнесся к роботу.

А мне показалось, что у робота на мгновенье благодарно вспыхнули глаза зеленоватым светом.

— Хм, — произнесла Сорока, — подумаешь, какой фон-барон выискался. Никто и не собирается его обижать. Повеселиться нельзя. Вот тебе и два праздника в одном дне! Если дальше так пойдет — все мы быстренько умрем от скуки…

— Вряд ли, — сказал я. — Во всяком случае, тебе это не грозит. Тем более, что у меня есть и еще подарок. Кому он предназначается, как ты думаешь?

— Мне, только мне! — встрепенулась Сорока и даже взъерошилась от любопытства.

— Угадала, — сказал я и достал из кармана цепочку с блестящим кругляшком.

— Пррекрасная дррагоценность, какая пррекрасная дррагоценность! — воскликнула Сорока. И набросив цепочку на шею, спросила: — Есть в этом доме зеркало? Почему я нигде не вижу зеркала? Мне срочно надо посмотреться в него!

— Зеркало в коридоре, — сказал Бук. — Оно висит на стене и ждет не дождется, пока ты в него посмотришься.

Бук произнес это так мрачно, что сразу стало понятно: он очень недоволен. Он тоже хотел бы получить подарок. Я высыпал на покрывало, рядом с подушкой, орехи.

— Вот, — сказал я. — Ты, наверное, думал, будто о тебе забыли?

— Спасибо, — вежливо и с достоинством ответил Бук. И скосил один глаз на орехи, что-то соображая. Вдруг он вскочил.

— Мне нужен заплечный мешок, куда бы я мог сложить эти орехи. Мои защечные мешки слишком малы. Ты мне дашь большой мешок? — спросил он у Бориски.

— Надо спросить у мамы, — сказал Бориска. — Мама! — крикнул он. — Сшей Буку заплечный мешок для кедровых орехов. С лямочками. Чтобы он мог носить его на спине!

— Да, — попросил Бук, — пусть он обязательно будет с удобными лямочками.

— Позже, позже, — сказала мама. — Видишь, сколько у меня сегодня забот: надо накрыть на стол, не опоздать бы вынуть из духовки пирог…

— Пирог может подождать. И стол тоже. Ну как вы не понимаете, что мне срочно необходим небольшой заплечный мешок для орехов, — почти простонал Бук.

Маме пришлось выполнить его настойчивую просьбу. Иначе он не отцепился бы. Мама уже знала, что Бук, если ему что-нибудь очень нужно, не только просит — это она еще могла бы выдержать и не уступить, — а вспрыгивает на плечо, может пробежать даже по спине.

Вспрыгиваний мама терпеть не могла. Она боялась, что коготки Бука порвут платье.

Поэтому через пятнадцать минут Буку уже не надо было повторять просьбу. Мама сшила ему заплечный мешок с синими лямочками из кусочка завалявшейся в комоде парусины.

Бук примерил, легко ли заплечный мешок снимается и надевается. И только после этого сложил в него орехи.

— Как я не додумался до этого раньше, — сказал он сам себе. — Такое удобство! Теперь можно будет всегда иметь при себе запас орехов…

Бук не расстался с мешком даже тогда, когда Борискин папа пригласил всех к столу — так и сел, не снимая его с плеч, около Борискиной тарелки.

И сразу же начал вертеться.

Он то заглядывал в салатницу, то ему надо было попробовать яблоки и груши.

Бук тянулся решительно ко всему на столе, задевая мешком тарелки и вазочки.

Если бы не Борискин день рождения, папа ни за что не потерпел бы такого безобразия. Но в этот день у папы и мамы было прекрасное настроение. И папа, посматривая на подаренный сыну фотоаппарат, стал вспоминать о том времени, когда сам ходил в школу.

— Вот когда я был маленьким… — начал папа, поддевая специальной лопаточкой с блюда кусок пирога.

— Когда ты был маленьким… — подхватил Бориска и чуть заметно улыбнулся, — тогда не пекли таких вкусных пирогов и не дарили мальчикам дорогих фотоаппаратов. Ты об этом хочешь напомнить?

— Не насмешничай, — сказал папа, укладывая пирог на тарелку. — Ты еще многого не понимаешь. Тогда я был чуть постарше тебя, но мне уже приходилось работать, спасать урожаи.

— А мы… — вмешалась Сорока, — мы солнце спасли.

— Да! — подтвердил Бук, поворачиваясь к папе. — Сорока правильно заметила. Мы — я, Бориска, Сорока и Машенька — спасли даже солнце. Лохматая туча, которая гналась за ним, так и осталась ни с чем. Мы отманили тучу на себя.

— А помнишь, как туча хотела сбить нас с дерева молнией и ударить громом? — стал вспоминать Бориска. — Машенька так испугалась, что готова была залезть ко мне в карман.

— Точно. Машенька очень хотела залезть в Борискин карман, — подтвердила Сорока. — Это я посоветовала ей не залезать, предупредила, что трудно будет вылезать из кармана. Ах, как нам тогда было страшно и весело!..

— Вот видишь, папа, — сказал Бориска, — и мы совсем не такие бессильные, как тебе иногда кажется.

— Не спорьте, — улыбнулась мама. — Все любят говорить о тех хороших делах, которые они совершили. Ведь не только папа вспоминает. Ты и твои друзья — вы тоже сейчас рассказали о том, как спасли солнце. Разве это плохо? Важно, чтобы побольше было таких хороших дел, о которых не стыдно вспоминать.

— Правильно. Это совершенно правильно, — согласилась Сорока. — И поэтому я хочу сообщить вам, что, пока вы говорили, я уже совершила хорошее дело — сочинила песенку и непременно спою вам ее, если вы не станете возражать.

— Просим! — сказал папа.

— Что за песенку ты сочинила? — спросила мама.

— Быстро же ты успела… — недоверчиво сказал Бук.

— А я все хорошее делаю очень быстро, — заметила Сорока. — Одну минуточку… Перед тем, как петь, мне просто необходимо прополоскать горло.

И она сунула клюв в Борискину чашку с чаем.

— Теперь я готова! — заявила Сорока, вытерев клюв о скатерть.

После этого она слегка напыжилась, набрала полную грудь воздуха и объявила:

— Сейчас будет исполнена песенка о хороших делах и дружбе. Слова Сороки. Музыка народная. Исполнительница не совсем еще здорова и поэтому просит тишины и исключительного внимания.

Объявив свое выступление, Сорока вышагнула на середину стола, распахнула здоровое крыло и запела:

Спев это, Сорока сделала паузу.

Папа хлопнул было в ладоши и хотел крикнуть «Браво!», но Сорока замахала крылом: погодите, мол, еще не все!

— Валяй дальше, — сказал Бук.

— Ииэх! — крикнула Сорока и, притопнув ногой, пошла кружиться, опрокидывая чашки и припевая:

— Пошла выхваляться! — сказал Бук. — Орехи пощелкать, что ли?

И он снял со спины мешок.

А Сорока в это время раскланивалась направо и налево, налево и направо. Она была довольна. Папа с мамой смеялись и громко хлопали ей.

— Спасибо, спасибо за внимание, — повторяла Сорока, шаркая лапкой по скатерти. — Теперь надо сфотографироваться на память! — заявила она, откланявшись. — Пусть новый Борискин фотоаппарат сфотографирует нас.

— Что ж, — сказал папа, — я не возражаю. Давайте только выберем место, где получше освещение.

Место выбирали долго. Передвигали, раздвигали и сдвигали стулья. Наконец уселись.

— Сядьте еще теснее, — сказал Бориска, заглядывая в видоискатель.

— А ты чего? — спросил он Бука, который, не принимая участия во всеобщей суматохе, по-прежнему сидел на столе и щелкал орехи, бросая скорлупки на тарелку.

— Иду, — неохотно сказал Бук и, подхватив мешок, заковылял к группе фотографирующихся.