Часть самолётов направилась на остров Диксон, а другая должна была опуститься на Чукотке.
Бывает же в жизни такое совпадение! На Чукотку мы прилетели 11 апреля 1954 года. А ровно двадцать лет назад, 11 апреля 1934 года, я впервые прилетел на этот далёкий полуостров.
С великим трудом добравшись тогда до этих мест, я вылетел на льдину, дрейфовавшую в беспокойном Чукотском море, на которой в туманной мгле ждали спасения челюскинцы.
Мне снова удалось заглянуть в арктический посёлок на мысе Шмидта, когда жители его ещё спали. Распорядок дня у них такой же, как на Большой земле. В девять часов начинается рабочий день. В Москве в это время кремлёвские куранты отбивают полночь.
Раньше здесь, на голом каменистом берегу, возвышались всего три маленьких домика полярной станции, а чуть поодаль раскинулось небольшое чукотское селение, насчитывавшее четыре-пять яранг.
Теперь же на мысе Шмидта выросла целая улица хороших двухэтажных домов. Ни одной яранги я здесь не нашёл: чукчи также переселились в новые дома. В каждом доме – по четыре просторные квартиры, со всеми возможными на Севере удобствами. В арктическом посёлке мыса Шмидта есть всё: баня, большой клуб, больница, магазин. В этом чуть ли не самом северном магазине нашей огромной страны я купил пачку московских папирос, шоколадные конфеты фабрики «Красный Октябрь» и свежие лимоны, ярко-жёлтые, без единого пятнышка, пахучие лимоны – плоды солнечного юга! Стоит ли вспоминать о некогда страшной болезни Севера – цинге, когда всюду в арктических посёлках и на уединённых зимовках есть в изобилии лук и чеснок, часто бывают свежие овощи и почти всегда лимоны…
На мысе Шмидта я побывал в школе. Меня окружили чукотские дети. Многие из них приехали сюда за двести–триста километров.
Они живут в хорошо оборудованном интернате, на полном иждивении государства весь учебный год.
Я спросил пионерку Зою Кангалявлэ, ученицу шестого класса, черноволосую, коренастую девочку, почему она и её товарищи по школе не уезжают на время каникул к себе домой. – Я просто не знаю, где искать родителей в тундре, – сказала девочка. – Они – оленеводы из колхоза-миллионера и постоянно перекочёвывают с места на место. Пожалуй, пока их найдёшь, и каникулы кончатся!
Ребята оказались очень любознательными. Каких только вопросов они мне не задавали! И я охотно рассказал им о своих полётах в Арктику, о Москве, о том, как живут и учатся школьники на Большой земле.
На прощание они показали мне свои таланты – весело танцевали, пели, декламировали по-русски и по-чукотски, так что я с ними нисколько не соскучился.
…Хорошо на Дальнем Севере в тихий светлый день! Видимость здесь такая, какой не встретишь, кажется, нигде на земном шаре.
До острова Врангеля было ещё двести километров, а мы уже увидели вдали вершины его гор.
Когда пролетали над островом, мои спутники заметили внизу стада оленей, пасшихся в разных местах. Откуда взялись на острове Врангеля олени, когда и люди стали жить здесь лишь с 1926 года?
Оказалось, что олени эти не простые, а путешественники – их доставили на остров полярные лётчики.
Олени отлично себя чувствовали на новом месте – подножного корма вполне хватало. Они одичали, стада увеличились в несколько раз.
Сейчас на острове Врангеля разрешена даже охота на диких оленей.
…После вылета из Москвы прошло всего пять дней, а полярные лётчики, большие знатоки своего дела, посадили самолёты в заранее намеченные планом точки Северного Ледовитого океана.
Пять дней! В 1937 году на воздушный путь от советской столицы до центра Арктики ушло более двух месяцев. И дело здесь не только в том, что из скоростной машины образца 1937 года можно было «выжать» не свыше ста восьмидесяти километров в час, а современный транспортный самолёт легко делает больше трёхсот километров в час. Мы не столько летали тогда, сколько ждали подходящей погоды. А теперь наши лётчики, пользуясь новой техникой, летают при любой погоде, в любое время года.
…Много часов продолжались воздушные поиски подходящих льдин для основания станции. Четыре самолёта к северу от острова Врангеля по направлению к географическому полюсу искали ровное ледяное поле, пригодное для организации станции «Северный полюс – четыре». Два самолёта были на лыжах, они должны были первыми сесть на лёд. Два других были на колёсах и могли опуститься только на уже подготовленную площадку – машина ведь могла попасть в глубокий снег или налететь на скрытые под снежным покровом ропаки.
Кругом были торосы и частые разводья. Часа три летали – ничего подходящего. Вдруг по радио командир отряда лётчик Титлов сообщает:
– Кружу над подходящей льдиной.
Опытным взглядом пилот и учёные-полярники, бывшие с ним на самолёте, определили с воздуха толщину ледового покрова, выбрали мощную и ровную льдину.
Сесть первым Титлов не мог – он был на колёсах.
Самолёт лётчика Масленникова, на борту которого находился и я, принял сообщение. Штурман настроил радиокомпас. Вскоре мы увидели самолёт Титлова; он шёл бреющим полётом над намеченной льдиной. Масленников сделал круг, сбросил дымовую шашку, чтобы определить направление ветра, и пошёл на посадку.
Признаюсь, я волновался не меньше, чем в ту памятную минуту, когда впервые сажал самолёт на Северный полюс.
Масленников повёл машину на снижение, и торосы, едва приметные сверху, теперь стали огромными. Мы неподвижно сидели на своих местах, но чувствовали первый толчок… Коснувшись ледяной поверхности, самолёт стал скользить всё тише и тише. Потом он остановился, мы открыли дверь кабины, спрыгнули на лёд. Бывший с нами начальник высокоширотной экспедиции контр-адмирал Бурханов и новый «хозяин» льдины Евгений Иванович Толстиков первыми стали осматривать ледяной остров. Здесь ведь Толстикову и его товарищам придётся провести не один месяц. Льдина оказалась прочной, толщиной более двух метров. Мы проверили снежный покров и убедились в том, что и самолёт на колёсах сможет тут сесть. Из чёрного полотна выложили посадочный знак – букву «Т». Титлов сел удачно, а за ним и другие самолёты.
Это произошло на 76° северной широты, примерно за полторы тысячи километров от полюса.
В это время другой лётный отряд нашёл льдину на 86° северной широты, в четырёхстах километрах от полюса, на которой и была организована станция «Северный полюс – три». Её выбрал начальник станции Герой Социалистического Труда Алексей Фёдорович Трешников.
Зачем же сразу создавать на плавающих льдинах две научные станции? Ответить на этот вопрос нетрудно. Для науки очень важно, чтобы велись постоянные исследования Арктика не в одном месте. Это важно и для предсказания погоды не только в Арктике, но и по всему Советскому Союзу и для проведения научных изысканий.
Например, во время работ станций «Северный полюс – три» и «Северный полюс – четыре» удалось получить новые сведения о подводном горном хребте, тянущемся от Новосибирских островов к берегам Гренландии.
Когда летишь над льдами или стоишь рядом с неподвижным самолётом на заснеженной льдине, трудно представить, что на дне океана под толщей воды есть высокие горы. Но они есть. Советские учёные открыли их ещё в 1948–1949 годах. Измеряя глубину в разных точках океана, они обнаружили, что в одном месте лот опускается на три километра, а в другом – только на один километр. Там, где глубина меньше, находится вершина горного хребта, названного именем великого русского учёного М. В. Ломоносова.
Открытие гор имени Ломоносова безусловно одно из самых крупных географических открытий нашего века. Раньше думали, что дно Северного Ледовитого океана подобно гигантской чаше. Теперь мы знаем, что горный хребет делит океан на две части, на два самостоятельных бассейна – западный и восточный. Всё это сказывается на движении вод и льдов в Арктике. И сейчас ещё продолжается изучение подводных гор. Из лагерей научных станций вылетают вертолёты, опускаются на окрестные льдины, научные работники делают лунку, рокочет моторчик лебёдки, и лот опускается на дно. Измерена ещё одна глубина.
Вертолёт – эта замечательная бескрылая стальная птица – хорошо помогает полярникам. В отличие от самолёта, вертолёт не требует площадки для разгона при взлёте. Он отвесно поднимается с любого «пятачка» и так же садится. Были случаи, когда эти замечательные машины спасали и людей и имущество. Во время передвижки льдов поломало «аэродром» лагеря Толстикова. Трещина прошла под стоявшим там одномоторным самолётом «АН-2». Не успели лётчик и механик опомниться, как самолёт одной лыжей провалился в океан. Бросились спасать приборы и груз. В эту минуту вертолёт подлетел к тонущему самолёту, вертикально спустился, остановился в воздухе и взял на борт и людей и имущество. Вертолёт может также легко поднять неразобранную палатку со всем содержимым и даже домик и перенести их на другое место.
