– Это пока никому не понятно, – слегка виновато объяснил Игорь. – Потому что время еще не пришло…
Помолчали опять. И Словко ощутил, что у него родилась идея, просится наружу:
– Люди, у меня предложение! Отныне пусть Сосновый мыс называется мысом Дракуэль!.. Для других, он конечно, останется Сосновым, а мы на нашей карте напишем новое название! А? Называем же мы Шаманом остров, который для всех "Каменный"! Вот и тут…
– Идея – блеск! – тут же откликнулся Игорь и сел. – Кто "за"?
Все, конечно, были "за"! Крикнули "ура!", вскинули руки. Только Мастер и Маргарита с Лешкой Яновым завалились на спину и вместо рук подняли правые ноги, но это все равно считалось.
А потом все стояли на берегу и смотрели, как из-за черного зубчатого леса выползает горбушка рыжей Луны. Она выползала долго, становилась все больше, даже страшновато сделалось: какая громадная! И когда она выбралась в серовато-синее небо наполовину, показалось, будто светящаяся круглая гора выросла над колючими еловыми макушками…
А потом над лесом повис полный красноватый диск. Да нет, не диск, а шар очень близкой планеты! На нем отчетливо были различимы темные пятна равнин и светлые цепи хребтов.
Какое там "больше в полтора раза"! Луна казалась крупнее обычной в десять раз! От нее веяло космосом, тайнами, теплом разогретых скал.
– Я вижу кратеры, – сказал Ваня Лавочкин. И никто не заспорил с ним. Возможно, и в самом деле видит, у художников особое зрение…
– Рома, а она не свалится на нас? – тихонько, но слышно для каждого, спросил Орешек.
– Может, и свалится, – "утешил" Ромка. – Ну и что? Мы ее встретим на подлете, отпихнем руками и ногами обратно на орбиту. Нас вон сколько… А на всей Земле еще больше…
Черная точка в медленном полете прошла поперек лунного шара. Видимо, ночная птица. Но Жек шепнул Словко и Рыжику:
– Это космический челнок в пути на Дракуэль…
Рыжик поправил на себе барабан (с которым не расставался), сделал шаг вперед и заиграл. Это был не марш, не торжественный сигнал, а разговор барабанщика с удивительной Луной, со сказочной ночью, с друзьями. Вообще с жизнью… Никто, кроме Рыжика, не знал слов, которые выговаривали палочки. И все же его негромкая токката была понятна всем. Рыжик играл долго, ласковый ритм барабана вплетался в ткань лунной сказки, сделался частью удивительной ночи на мысе Дракуэль…
Наконец вернулись к костру. Луна была видна и отсюда. Она заметно приподнялась над горизонтам, стала чуть поменьше, но все равно оставалась большущей. На нее продолжали посматривать…
Никому не хотелось укладываться в спальниках под навесами. Одни притащили спальники сюда, на костровую площадку, другие сидели просто так, прислонившись плечами друг к другу. Орешек уснул, положив голову Ромке на колени. Полинка задремала под боком у Ксени.
Словко спросил:
– Сергей Владимирович, а это вот… такая луна… она тоже предсказана календарями? – Он слышал про хитрости календарей от Салазкина.
– Разумеется! – оживился Каховский. – Ими предсказано много всего. Кстати, немало хорошего… Даня, вы не прихватили гитару?
– Забыли, – с досадой отозвался Корнеич. – Ладно, прихватим в Скальную Гряду. Ты ведь заглянешь туда?
– Обязательно, – сказал Каховский.
– Корнеич, а ты разве поедешь? – удивился Кинтель. – Говорил, что отпуск кончается…
– Это была версия для Аиды. А вообще-то неделя еще есть. Тем более, что музейный совет сумел отстоять перед "Комкулем" и епархией наш особняк на Княжеской. Одной проблемой меньше…– И Корнеич беззаботно лег навзничь.
К нему, волоча барабан, подполз на четвереньках Рыжик.
– Корнеич, можно я пойду на берег, побарабаню еще? Я тихонько…
– Иди, конечно, Рыжик. Только не исчезай из вида.
– Нет, я недалеко, вон там…
Он ушел шагов за тридцать, к отливающей перламутром воде. От луны раскаталась по озеру широкая медная дорожка, и Рыжик оказался как раз на фоне этого рассыпчатого света. Наклонил к плечу голову, развел остро торчащие локти и заиграл. Опять это был разговор барабанщика с обнимающей душу сказочной ночью…
Каховский придвинулся к лежащему Корнеичу. Сказал и ему, и всем, кто был рядом:
– Я вспомнил книжку про Винни-Пуха, любимая была в детстве. Ее финал… В точности не помню, но смысл такой: "Сколько бы лет ни прошло, что бы там ни случилось в жизни, а в этом лесу маленький мальчик всегда будет играть со своим плюшевым медведем…" И сейчас подумалось в тональности этой сказки: "Пусть проходит время и трясут планету всякие события, а на мысе Дракуэль мальчик Рыжик лунными летними ночами всегда будет играть на своем барабане…"
И Даниил Корнеевич Вострецов сказал:
– Да будет так.
* * *
А далеко от мыса Дракуэль, в темном закутке между кирпичной и бревенчатой стенами вертелось большое колесо. Вертелось бесшумно, потому что перед отъездом Рыжик хорошо смазал подшипники. Оно вертелось, хотя прошло много часов с момента, когда Рыжик раскрутил его. И на нем светились загоревшиеся сами собой фонарики. Трудно поверить, но было именно так.
По крайней мере , барабанщик Рыжик в это верил твердо.
Есть необходимость приписать ("пристегнуть", как говорят на корреспондентских занятиях в "Эспаде") еще одну главку. Она не имеет прямого отношения к тому, что рассказано прежде, но… кое-какое все же имеет. Это эпилог сказки Игоря Нессонова. В альманахе "Лиловая клякса" он не был напечатан, Игорь придумал его позднее…
Когда-нибудь, сделавшись взрослее, Игорь напишет заново, доработает, отредактирует "Историю принцессы Прошки и планеты Дракуэль" и пошлет ее на вступительный конкурс в Литературный институт. Тогда-то, возможно, и пригодится Эпилог. А пока вот, черновик…
"На краю большого города был старый двухэтажный поселок. Рядом с ним днем и ночью дымил завод. На улицах морщились от дождя лужи.
Холодным ноябрьским утром пятиклассница Прошка Тимкина вышла на крыльцо. Было еще темно, только все равно пора идти в школу. И она пошла, хлюпая зелеными резиновыми сапожками по слякоти.
Тетка Зина крикнула ей вслед, из двери:
– Прасковья! После школы зайди в магазин, соли купи да луку!
Это была вредная тетка, она жила в Прошкиной семье и ведала хозяйством. С такой не поспоришь.
– Да знаю я, – сказала Прошка не оглянувшись
В школе было теплее, но охранник дядя Миша посмотрел неласково. Он словно хотел спросить: "А ты исправила сочинение, как тебе вчера велела Эльза Стасовна?" Прошка поежилась: ничего она не исправила.
На уроке литературы Эльза Стасовна первым делом спросила:
– Ну, Тимкина, ты принесла сочинение?
Прошка молча отдала ей тетрадь.
Эльза Стасовна полистала. Подняла от тетрадки глаза (это были глаза невыспавшегося человека):
– В чем дело, Тимкина? Ты же не изменила ни единого слова! Как это понимать?
– Потому что… я не знаю, что изменять, – сбивчиво проговорила Прошка, стоя за партой. Хотелось заплакать, но она не плакала, а просто смотрела за окно, там были сырые сумерки.
– Как это не знаешь! Я вчера тебе втолковывала… Почему у тебя такие глупые ошибки?!
– Какие? – прошептала Прошка. Класс хихикал.
– Ты пишешь: "На планете Дракуэль было много цветов, и над ними везде летали крылатые дракозы…"
– Ну и что?
– Не дракозы, а драконы!
– Нет, дракозы. Это такая помесь маленьких драконов и белых коз…
– Чушь какая! Так не может быть!
Прошка взглянула на учительницу Эльзу Стасовну по фамилии Макаронина. И сказала погромче:
– Но вы же сами велели написать сказку!
– Сказки тоже надо сочинять по правилам!.. Садись. Тройка… так и быть, с плюсом. Плюс за то, что грамматических ошибок нет… Возьми тетрадь
Прошка взяла и села. "Хорошо хоть, что не двойка…"
Ее сосед Юрик Восьмушкин (который был совсем не вредный, он играл в школьном оркестре на флейте) шепотом попросил:
– Тимкина, дай почитать…
– А смеяться не будешь?
– Да ты что…
– Возьми, – чуть-чуть улыбнулась Прошка. И снова стала смотреть в окно. Вернее, за окно. В сумерки, которые постепенно делались прозрачными, светло-синими…
В этих сумерках выбрался из-под крыльца котенок Мявкус, которого тетка Зинаида никак не пускала в дом. Он вздрагивал.
Из низких облетевших кустов появился дракозленок Гриша. Он стряхивал с растопыренных крыльев капли.
– Привет. Опять выгнала? – сказал он.
– Теперь придется Прошку на улице ждать. Половину дня…
– Давай слетаем на Дракуэль, – сказал Гриша. – Я тебя столько раз уже звал, а ты…
– Я боюсь… Ты лучше бы Прошку свозил, она храбрая.
– Свожу, когда сделаюсь взрослый. А пока мне ее не поднять… Полетели!
