Письмо было датировано серединой мая. Что ж, еще один повод пересечь Шестидесятимильный пролив — подумал капканщик, поднося спичку к скомканным бумагам в пепельнице. Настало время простых решений; хоть это славно.
— Между прочим, я заметил в тайнике некий ларь, что это? — поинтересовался он на прощанье у хозяина.
— Адская машина, — спокойно ответил тот.
Ежели пол в прихожей попытается вскрыть кто-то, кроме меня…
— Понятно.
— Куда мы идем теперь? — тихонько спросила у отца Кларисса, когда они очутились на улице.
— На вокзал. Мы с тобой уезжаем на юг, дочка, — ближайшим поездом.
— Ой, правда? К морю? — обрадовалась девочка.
— Да, к морю, и… Еще дальше, — капканщик озабоченно нахмурился. Вокзал — отнюдь не то место, где стоит появляться, если на тебя объявлена охота; но железная дорога, пожалуй, самый быстрый и удобный способ оказаться на побережье.
Народу возле билетных касс толпилось множество; и Атаназиус отвел дочь в сторонку, к одной из колонн, поддерживающих своды зала.
— Постой покуда здесь, я возьму нам билеты…
Ожидание затянулось. Некоторое время Кларисса наблюдала за медленным продвижением очередей, но это показалось ей скучным. Тогда она придумала для себя новую игру: закрыв глаза, девочка старалась вычленить в вокзальной шумихе чей-то отдельный голос и разобрать, о чем идет речь. Получалось плохо: калейдоскоп слов затягивал, навевал дремоту — как вдруг Кларисса услышала нечто, разом согнавшее с нее сон. Звуки этого голоса, легкую вальяжность и вкрадчивый, бархатистый тембр она не спутала бы ни с чем — но… Как такое может быть?! Он же умер, умер, умер!!!
«Но разве ты видела его мертвым?» — тихонько поинтересовалась ее другая, умудренная жизненным опытом половинка. Затаив дыхание, девочка осторожно выглянула из-за колонны. Да, сомнений быть не могло: в каких-то пяти шагах от нее, облаченный в элегантный, песочного цвета дорожный плащ, стоял господин Франто Эгре — богач, филантроп и ее несостоявшийся убийца. Высокий лоб маньяка перечеркивал наискось розовый шрам; должно быть, след того самого рокового дня — а рядом, доверчиво держа его за руку, переминалась с ноги на ногу прелестная девчушка лет шести. Лицо Клариссы в этот миг, должно быть, выразило целую бурю эмоций; во всяком случае, некая пожилая дама, проходя мимо, бросила на нее встревоженный взгляд. Это привело девочку в чувство; спрятавшись за колонной, она вся обратилась в слух.
— Я вижу, ты немного устала, Лотта — но потерпи еще чуть-чуть, пожалуйста, — говорил господин Эгре своей маленькой спутнице. — А когда мы с тобой вернемся в «Республиканский палас», ты получишь награду за свое терпение.
— Правда? А какую?
— Ну-у… — в притворной задумчивости протянул господин Эгре. — Как ты относишься к порции лимонного мороженого, политого мятным сиропом?
— Не знаю… — В голосе девчушки сквозила растерянность. — Бабушка никогда не покупала такого… А тех денег, что после нее остались, хватало только на хлеб, и то недолго…
— Значит, у тебя будет превосходная возможность насладиться этим маленьким чудом впервые… — Эгре говорил еще что-то, но Кларисса уже не слушала, выискивая взглядом отца. Тот, как на грех, затерялся среди толпы; а очередь господина Эгре продвигалась возмутительно быстро — окошко этой кассы открылось совсем недавно. В конце концов девочка не выдержала и бросилась в густую толчею; но в тот момент, когда она наконец-то отыскала капканщика, где-то неподалеку гулко ухнуло. Задребезжали стекла, толпа качнулась к окнам и разом загомонила. Побледневший Атаназиус уставился поверх голов: столб жирного черного дыма неспешно вздымался к небу за несколько кварталов от вокзала — в той стороне, откуда они пришли…
— Эти мерзавцы дышат мне в затылок! — чуть слышно прошептал капканщик; но тут подбежавшая Кларисса принялась тянуть его за руку, пытаясь рассказать одновременно о множестве вещей. Вполне естественно, что Атаназиус не понял ни слова… Лишь на улице девочка успокоилась достаточно, чтобы связно поведать обо всем. Атаназиус замедлил шаг, до боли стиснув ладонь на рукоятке пистолета. Он почти готов был повернуть назад, найти среди тысячной толпы одного-единственного человека — и прижав ствол к его груди, спустить курок… Почти готов.
— Клянусь всем, что у меня есть, с каким наслаждением я пришил бы этого негодяя! — прорычал он сквозь стиснутые зубы. — Но я не могу этого сделать. Не сейчас! — Он вновь стремительно зашагал по улице, рассекая людской поток.
— Ты не понимаешь, папа! Он же… Он же убьет ее! — задыхалась Кларисса, еле поспевая за отцом. — Мы непременно должны спасти эту девочку…
— Я не могу выручать из беды каждую побродяжку! Пойми — на мне сейчас лежит такая ответственность, что ты и представить себе не можешь! Если мы не сядем на этот поезд — могут погибнуть сотни, если не тысячи людей!
— Но… — всхлипнула девочка.
— Никаких «но»! — отрубил капканных дел мастер. — Будешь делать то, что я тебе скажу, и не спорь — ты мешаешь мне сосредоточиться… Помолчи пока.
В гостинице Кларисса вновь сделала попытку заговорить с отцом — но тот лишь раздраженно цыкнул на нее, перебирая пожитки.
— Мне надо кое-что закупить в дорогу, сиди здесь и не вздумай никуда выходить! Я скоро вернусь… Да, если будут стучать — веди себя тихо, будто в номере никого нет.
Дверь захлопнулась, в замке щелкнул ключ — очевидно, Атаназиус не вполне доверял благоразумию дочери. Кларисса осталась одна. Уткнувшись лицом в колючее гостиничное одеяло, девочка горько зарыдала.
— Правильно, поплачь-поплачь… Это ведь не тебе перережет горло господин Эгре, вдоволь наигравшись с новой «дочкой»!
Кларисса-вторая, та, что впервые заговорила с ней в итанском парке, сидела на отцовской кровати и сердито щурила свои розовые глаза.
— Ну что же ты, плачь! Ведь кроме тебя, по этой девочке никто не проронит и слезинки. Ты сама слышала: ее бабушка умерла, больше у маленькой Лотты никого нет — иначе как она попала бы в лапы Эгре… А твоему отцу глубоко наплевать, что с ней станется.
— Неправда! Просто он…
— Просто у него более важные дела, да? У него всегда были очень важные дела, ну конечно… Такие важные, что он бросил тебя на старого Эрла, а еще раньше — бросил в беде твою маму…
— Ты лжешь!!!
— Он сам рассказывал, забыла? Помнишь, как он побледнел и стал запинаться на этом месте? О да, он якобы спасал тебя… Но может, потому, что это было легче всего остального?
— Ты не смеешь так говорить о нем! Ты… Да ты просто крыса! Мерзкая, злобная помойная крыса! — негодующе воскликнула Кларисса.
— Все верно; я такая и есть, — не стала спорить сидевшая напротив. — Но ты упускаешь один момент: я — это ты.
— Неправда!
Кроме тебя, здесь никого нет, Кларисса Квантикки.
Девочка спрятала лицо в ладонях.
— Я… Я не могу убежать…
Значит, маленькая Лотта умрет; а потом еще какая-нибудь девочка и еще… Вопрос выбора, как говорил Шарлемань. Сделай выбор — и тебе придется принять все, что он несет за собой. Сидеть здесь, сложа руки на коленях, — это ведь тоже выбор… Однажды ты поклялась выручать попавших в беду, помнишь?
Кларисса судорожно всхлипнула и осторожно потрогала висящую на шее цепочку. Серебряную водомерку, составленную из двух литер «К», девочка носила не снимая — и от сознания того, что у нее есть далекая и прекрасная кузина, становилось немножко веселей…
— Конечно, Кассандра наколола бы убийцу на свою блестящую тонкую шпагу, словно бабочку на булавку; а что делать мне? Рассказать обо всем полиции? Но… Вдруг мне не поверят, что тогда? Или еще хуже — заставят рассказывать действительно обо всем; и я глазом моргнуть не успею, как окажусь в лапах Властителей…
У тебя тоже есть Власть, забыла? А ведь это куда лучше, чем шпага…
Настенные часы равнодушно отсчитывали минуты. За окном вечерело. На улице вспыхнули электрические фонари; освещение теперь было проведено даже на окраины столицы. Кларисса вздрогнула: синие, невидимые глазу обычного человека отсветы легли на стену паутинным узором. «Скоро настанет ночь, время злых волшебников и колдуний…» Тихонько поднявшись с кровати, девочка отыскала среди вещей отца чистый лист бумаги и карандаш. «Прости меня, папа. Делай что должно, и будь что будет», — написала она. Сняв с гвоздя у двери плащ-пелеринку, Кларисса накинула ее на плечи. Атаназиус, уходя, запер дверь, но если приложить к ней Власть… Горстка железной пыли бесшумным ручейком стекла на грязный пол; скрипнули несмазанные петли. Девочка шагнула за порог, но потом вернулась и быстро приписала внизу листа: «Я тебя люблю».
Город, подсвеченный некролампами, выглядел жутковато и фантастично — для тех, кто в состоянии был оценить эту странную красоту. Кларисса хорошо знала упомянутый Эгре «Республиканский палас»: на задворках этого отеля они с Томми Секундой однажды чуть не попались другой уличной шайке. Там были ребята постарше — и маленьким бродяжкам пришлось поскорей уносить ноги… Теперь она могла бы разогнать целую толпу таких негодяев; ощущение собственной силы было немного пугающим — но безусловно приятным. Тугой сгусток Власти неспешно пульсировал в груди, словно второе, призрачное сердце. Поддавшись внезапному чувству, Кларисса взмахнула рукой — и созданный ею порыв ветра сердито зашумел в кронах тополей.
