Чьи-то руки помогли им забраться в поезд. Михаэль помахал вслед паровозу, и ему в ответ кто-то махнул рукой. Поезд рывком сдвинулся с места и стал набирать ход. Первая часть их плана была выполнена.
Глава восемнадцатая
Час волка
Сзади доносились крики, щелкали винтовки, но поезд набирал скорость и вскоре с запасного пути перешел на главный. Две темные на фоне снега фигуры помахали им на прощание и поспешно перевели стрелку. Джим успокоился и огляделся.
Они находились в конце второго вагона. В сумраке Джим поначалу ничего не мог разобрать. Потом Карл спичкой зажег газовый светильник; огонь вспыхнул и, успокоившись, осветил внутренность вагона, который напоминал уютную гостиную или отдельный кабинет ресторана с плюшевыми сиденьями, покрытым коврами полом и обшивкой из красного дерева.
Осторожно сложив флаг на одном из столов, Аделаида обратилась к Карлу.
— Герр фон Гайсберг, — сказала она, — позовите, пожалуйста, всех ко мне.
Она увидела побледневшую от усталости Бекки, которая держалась за спинку сиденья.
— Присаживайся, — сказала королева и села сама. — Скоро поспишь, но сначала я хочу поговорить со всеми вами.
Возвратился Карл, с ним были пять студентов и капрал Коглер. Она попросила их сесть. Все расселись. Капрал сидел как-то неестественно, прижимая к себе винтовку дулом вверх.
Аделаида обратилась к ним. Бекки переводила.
— Вы неплохо поработали. Теперь вам известно, что мы чуть не лишились флага; за ним-то барон Гедель и полез на скалу. Но пока флаг у нас, Рацкавия остается свободной страной, а я — королевой. Теперь мы сделаем вот что… На этом поезде доедем до Андерсбада и сразу же отправимся в гарнизон. Я поговорю с солдатами и призову всех преданных горожан поддержать меня. Оттуда двинемся к старому Вендельштайнскому замку. Каждый рацкавиец поймет, что это значит.
Карл кашлянул:
— Ваше величество, Вендельштайн всего в нескольких километрах от Шварцберга. Граф Отто…
Он замялся. Аделаида приказала продолжать.
— Уверены ли вы в его расположении к вам? Всем известно, что граф Отто собирался наследовать престол. Может, он самолично участвовал в этой интриге.
Лицо Аделаиды не дрогнуло, одни темные глаза пылали. Бекки и Джим поняли, о чем она думала.
— Не знаю, как поступит граф Отто. Я достаточно долго была королевой, чтобы знать о предназначении флага и о том, что сделал Вальтер фон Эштен под Вендельштайном. Понимает это и граф Отто. А какую роль он предпочтет сыграть, останется на его совести. Есть еще вопросы?
Она обвела взглядом маленький вагон. На нее смотрели, мрачные лица. Все молчали.
— Вот и хорошо. А теперь надо немного отдохнуть. Почему бы нам не поспать до Андерсбада? Располагайтесь как можете и знайте, что я горжусь вами…
Бекки достигла той степени усталости, когда начинают воображать небывальщину или же видеть вещи, недоступные зрению. Ей казалось, что Аделаида и Джим смотрят друг на друга каким-то странным взглядом. Взгляд этот был яростным и одновременно нежным, жадным и застенчивым, в нем было что-то звериное. Они не могли отвести глаз друг от друга. Когда Бекки и Аделаида вошли в передний вагон и Бекки зажгла лампу в спальном отделении, она увидела грызущую ноготь Аделаиду. Та тяжело дышала, ее щеки горели.
— Приведи Джима, — быстро проговорила она. Бекки пошла за Джимом. Когда они вернулись, Аделаида открывала небольшую бархатную сумочку, которую по просьбе Аделаиды Бекки достала из конторки, когда они — о как давно это было! — проснулись в ее дворцовых покоях. Джима трясло. Его зеленые глаза покраснели и пылали тем же чувством, что и глаза королевы.
«Какой ужас! — подумала Бекки. — Они взорвутся, если дотронутся друг до друга».
Тут Аделаида изумила их обоих.
— Я хотела это сделать на свой день рождения, да только не знаю, когда он у меня, да и вряд ли мы долго протянем. Если ты, — обратилась она к Джиму, — попытаешься отказаться, я выцарапаю твои чертовы глаза, потому что я королева и могу делать все, что хочу. А теперь, Джим, вставай на колени. Давай, давай, на колени!
Он медленно опустился на колени. Она достала золотой орден в форме звезды на темно-зеленой шелковой ленте.
— Это орден Святого Стефана, высший орден королевства. Теперь ты аристократ, барон или что-то вроде, точно не помню. Это тебе за все, что ты сделал для короля Рудольфа и для страны — не для меня.
Впервые за всю свою жизнь Джим не мог найти слов. Бекки показалось, что в его глазах вспыхнул гнев, но он взял руку, которую протянула ему Аделаида, и поцеловал ее.
Она надела ленту Джиму на шею и повернулась к Бекки:
— И для тебя у меня кое-что есть. — Она покопалась в сумочке и вытащила золотой орден на алой ленте. — Подойди, — приказала она.
Бекки приблизилась к Аделаиде, и та надела ей орден.
— Это наивельможнейший орден Красного Орла, — сказала королева, — второго класса, для гражданских лиц. Ты заслужила его как переводчик. А теперь отправляйся спать в другое купе. Оставь нас, Бекки. Я хочу… Надо потолковать…
Бекки вышла. Дверь захлопнулась, и она уловила за ней вздох и чье-то задохнувшееся, прерывистое дыхание. Бекки поняла, что ее выставили. Дело не в том, что ее попросили провести ночь в другом купе, а в том, что тем двоим срочно хотелось… чего? Она догадывалась, и ей было стыдно. Их влекло друг к другу с силой, изумлявшей Бекки. Возможно, пройдет несколько лет, и любовь ворвется и в ее жизнь. А может быть, все дело в том единственном человеке, которого она еще не встретила и с которым…
С вспыхнувшими щеками и с наивельможнейшим орденом Красного Орла (второго класса) на груди Бекки заснула. Паровоз монотонно пыхтел сквозь снежную глушь ночи.
В кабине машиниста Вилли внимательно изучал приборный щиток. Давление в топке составляло восемь килограммов на квадратный сантиметр, немного меньше обычного, но и уровень воды был несколько ниже. Время поджимало, и они не успели наполнить водяной бак. Смогут ли они загрузить топку и поднять давление? Тогда придется останавливаться на дозаправку. Но на какой станции это сделать? Если они сбросят скорость, их, чего доброго, догонят… Вот головоломка-то!
Были и другие проблемы. Свободен ли путь? По расписанию поездов не предвиделось, но какой-нибудь особый курьерский могут запустить в любую минуту. И наконец, правильно ли переведены все стрелки по маршруту следования их поезда?
И потом, еще этот солдафон, рядовой Швайгнер. Вилли никак не мог взять в толк, что это был за человек. Загружает топку рьяно, а сам молчит, и слова из него не вытянешь. А теперь вот выглядывает из левого окна кабины, прикрывая глаза от дыма и снега, который снова повалил густыми хлопьями.
Хлопья снега залетали в кабину. Вилли не мог нарадоваться на ревущую печку. Решив выяснить их местонахождение, он высунул голову из правого окна кабины, защищаясь от снега ладонью, точь-в-точь как Швайгнер. Вилли ничего не видел, кроме грохочущей, пестрящей снегом ночи. И вдруг он почувствовал жестокий удар лопатой по голове. Ему показалось, что лопата зазвенела, — или зазвенело у него в ушах? Вилли сполз на колени, цепляясь рукой за поручень, но тут последовал еще один удар, и волна новой боли накрыла и затопила прежнюю.
— Королева… — прохрипел он и замолк, потому что уже лежал лицом на полу и скользил куда-то под уклон… Ветер оторвал его от паровоза и бросил в ревущую тьму, навстречу гравию, древесным корням и жесткому, шершавому льду, под которым спала глубокая вода.
Рядовой Швайгнер встал и отряхнулся. Лопата дрожала в его руках. Но дело было сделано, точнее, первая часть дела. Остальное не займет много времени.
Он крепко сжал рукоять лопаты, подбросил в топку несколько полных совков угля и плотно закрыл заслонку. Проверил скорость: тридцать пять километров в час, но теперь поезд шел вверх по крутому склону. Давление увеличивалось. Он увидел, что стрелка пара приближается к критической черте. Швайгнер расплющил лопатой предохранительный клапан и, когда локомотив, доехав до вершины холма, замедлил скорость до тридцати километров в час, выпрыгнул из кабины и покатился вниз по заснеженной насыпи.
