— Опять! — то и дело оглашался дом Мино истошными возгласами Джека, вновь и вновь вынужденного пускаться на поиски беглеца.
Счастье еще, что этот любитель вольной жизни за последнее время сильно разъелся и уже не мог улепетывать от своих преследователей с прежней скоростью. Однако и в нынешнем состоянии изловить его после очередного побега было делом совсем непростым.
В ночь перед ярмаркой Фрэнк проснулся от сквозняка и, встав проверить, откуда так дует, обнаружил, что дверь в комнату Джека распахнута, а постель его пуста. Одного взгляда в окно оказалось достаточно, чтобы понять, в чем дело. В длинной белой рубашке Джек метался по ночному саду, словно неугомонное привидение, в поисках своего питомца. Фрэнк наблюдал за братом, корчась от хохота; когда же тому наконец удалось сграбастать отчаянно отбивавшегося кролика, посоветовал замогильным голосом:
— Запихни его в старый ледник.
И Джек, мысленно благословляя старшего брата за дельное предложение, потащил пленника в новое место заключения. Стены ледника были сплошь обшиты цинковыми листами. Отсюда хитрецу не удалось бы сбежать ни при каких обстоятельствах. Словом, остаток ночи братья проспали спокойно.
Покрывало Джилл, ярко-синее, с множеством маленьких белых звезд, отличалось искусной и тонкой работой. Доделав его и придирчиво осмотрев, девочка пришла к выводу, что даже самая умелая и педантичная пожилая леди не могла бы ее превзойти.
Мэри решила отправить на выставку масло. Все последнее лето она помогала маме на маслобойне, работа эта пришлась ей по душе, да и ее практичной родительнице наверняка гораздо больше понравилось бы, подумала девочка, если она выставит на общее обозрение результат их совместной деятельности, а не, к примеру, красиво составленный букет полевых цветов. Впрочем, Мэри и тут осталась верна себе и придала бело-желтым кускам масла красивую форму, чтобы они были не только вкусны, но и радовали глаз.
Молли объявила, что собирается выставить в небольшом загончике Бу — как образчик самого пухлого мальчика. Шутка сестры до того испугала наивного малыша, что он пустился в бега и был обнаружен в трех милях от дома, спящим возле стены какого-то сада с крепко зажатым в руках узелком, внутри которого оказались пара носков и два толстых куска кекса с тмином. Возвратиться домой мальчик согласился лишь после того, как его с большим трудом убедили, что Молли пошутила и никто не намерен использовать его в качестве выставочного экспоната. Тем не менее Бу еще какое-то время держался крайне настороженно и успокоился, лишь когда понял, что на самом деле сестра собирается выставить на ярмарке свое кошачье семейство.
В качестве домика для своих усатых подопечных она воспользовалась старой клеткой Банни. Тот из нее все равно сбегал, а для кошек она была достаточно просторна. Они ведь не овцы. Их не загонишь в тесное пространство. Тут же поднимут шум, пытаясь вырваться из него.
Клетка кролика была тщательно вымыта, выкрашена в красный цвет, пол Мэри выстлала мягкой тканью, после чего расставила внутри кошачьего домика мисочки с едой и питьем. Новая резиденция, на крыше которой развевались два флага Соединенных Штатов, похоже, кошкам даже понравилась, зрители же могли наблюдать за ними сквозь прутья со всех четырех сторон. Милейшее семейство к тому моменту достигло уже двенадцати особей благодаря трем веселым белым котяткам, произведенным на свет Патокой.
Девочки нисколько не сомневались, что кошки Молли станут настоящим гвоздем программы. Гриф же в свойственной ему манере предложил усилить очарование, приделав усатым питомцам Молли перед выставкой дополнительные хвосты, а бедному Обиде, за неимением собственного, даже два, что, вполне вероятно, повысило бы бедняге самооценку, но Молли наотрез отказалась от этой идеи.
— Как хочешь, — разочарованно развел руками Гриф и отправился на поиски какого-нибудь другого животного, которое смог бы улучшить при помощи своей буйной фантазии, а затем, выставив его, возможно, даже удостоиться приза.
Кто ищет, тот всегда найдет. Одна леди в Хармони-Виллидж владела милейшей серой ослицей по кличке Грациана. Животное это, как и многие представители ее вида, имело обыкновение, везя на себе седока, вдруг встать как вкопанное, если ему вдруг приспичило пожевать какую-нибудь вкусную веточку. Седок, как правило, от столь резкой остановки либо ударялся о стену сада, либо вовсе слетал на землю, но на Грациану это не производило ровным счетом никакого впечатления. Ни ругань, ни даже удары хлыста не могли заставить ее прервать свой перекус, лишь завершив который она продолжала путь. И вот, восхищенный как внешностью, так и характером Грацианы, Гриф испросил разрешения у ее хозяйки выставить замечательную ослицу на ярмарке. Знай эта леди, каков именно его замысел, она, возможно, не была бы с мальчиком так любезна, а ее животное не пошло бы за ним так доверчиво «готовиться к выставке» и не принимало бы от него с благодарностью многочисленные расчесывания и прихорашивания.
Утром двадцать восьмого декабря весь Хармони-Виллидж пришел в движение. К пространству, на котором раскинулась ярмарка, со всех сторон стекались толпы народа. Воздух оглашался гомоном множества людских голосов, смешанным с топотом и ржанием лошадей, мычанием коров и возмущенным визгом свиней. Огромная масса людей и животных, миновав широкие ворота, уже начала располагаться на отведенном каждому месте, когда на повозке для сена прибыла наша компания. Домик для кролика сейчас напоминал клетку с тиграми, настолько бурно вело себя в ней кошачье семейство, растревоженное долгой поездкой. Старого кролика привезли на ярмарку в маленькой коробке, где тот мрачно осмысливал ночное унижение ледником и явно вынашивал столь страшные планы мести, на какие только способны кролики. Куры Гаса редкой породы непрестанно кудахтали. Абсолютно спокойно вели себя только два экспоната: гипсовая головка, которую держал в руках Ральф, стоявший в передней части повозки, и звездное покрывало, ехавшее на коленях у Джилл и Мэри.
Разместив привезенные экспонаты там, где им полагалось быть, девочки поднялись на второй этаж полюбоваться лютиками из масла, которые Мэри расположила на ярко-зеленых листьях, хитроумно спрятав под них кусочки льда, чтобы ее произведения не начали таять. Мальчики остались внизу, откуда доносились кряканье, кудахтанье, хрюканье и прочие громкие звуки, неожиданно перекрытые столь оглушительным ревом, что не только публика в павильоне, но и толпа снаружи вдруг замерла, повернув головы к источнику шума, вслед за чем ярмарку сотряс громовой взрыв хохота. Фрэнк с Джеком со всех ног кинулись на улицу выяснять, в чем дело. А Молли, Джилл и Мэри выбежали на балкон, чтобы взглянуть, что происходит внизу.
— Да это же Гриф, шельмец, с очередной своей шуточкой! — выкрикнул кто-то из толпы и не ошибся. Сквозь ворота на территорию ярмарки прошествовала двухголовая ослица, на спине которой восседал Гриф, чья физиономия сияла ярче тысячи солнц. Эффект был ошеломительный. Даже привратника зрелище ошарашило до такой степени, что он позабыл потребовать с всадника деньги за вход, и тот гордо прошествовал на своем скакуне мимо него, а за ним, будто свита монарха, следовала толпа юношей, громко выражавших эмоции как по поводу самого животного, так и касательно изобретательности наездника. Свита состояла из членов Драматического клуба, в котором Гриф и позаимствовал ослиную голову из папье-маше, в свое время использовавшуюся при постановке «Сна в летнюю ночь». [116]
Гриф подремонтировал этот видавший виды реквизит, умудрившись с помощью воротника и веревки весьма прочно прикрепить его к шее Грацианы, а красная попона, накинутая поверх, надежно скрыла от посторонних глаз все соединения. Таким вот образом и явилась миру ослица о двух головах. И пусть у искусственной головы отсутствовал один глаз, второй мог даже моргать, словно у живой ослицы, то открываясь, то закрываясь; более того, у приставной головы двигались уши благодаря тому, что веревочки, которые приводили их в движение, хитроумный Гриф привязал к уздечке. Самым комичным в этом зрелище было поведение Грацианы, ибо она удивленно взирала на искусственную голову и пыталась ее понюхать, выражая свою растерянность от увиденного оглушительным ревом, в это время искусственный глаз головы из папье-маше заговорщицки подмигивал двум настоящим, а одно из бутафорских ушей поворачивалось, будто в стремлении получше расслышать и без того громкий рев ослицы.
