— Но к чему относится звоночек без номера? — спросил Клаус. — В Десятичной Системе Дьюи есть числа только до 999!
Управляющий нахмурился, словно средний Бодлер неверно ответил на его вопрос.
— Это солярий на крыше, — сказал он. — Любители позагорать, как правило, библиотеками не интересуются, поэтому им все равно, где находится солярий. Ну же, живей, живей!
— А куда сначала? — спросила Вайолет. — Ведь наша помощь потребовалась гостям сразу в трёх местах!
— Вам, разумеется, придётся разделиться, — ответил Франк либо Эрнест с прежним непостижимым выражением лица. — Каждый посыльный должен выбрать себе гостя и поспешить в нужном направлении. Пользуйтесь лифтами — они помечены номером 118, соответствующим энергии и силе.
— Извините, сэр, — сказал ещё один коридорный, похлопав то ли Франка, то ли Эрнеста по плечу. — Звонит один банкир, который желает немедленно переговорить с кем-нибудь из управляющих.
— Надо работать, — сказал управляющий. — К вам, посыльные, это тоже относится. Чао-какао!
«Чао-какао» — это выражение, к которому прибегают люди, которым недостаёт воспитания для более вежливой формулировки, например, «Если вам больше ничего не нужно, мне необходимо вас оставить», или «К сожалению, мне придётся просить у вас позволения уйти, если не возражаете», или даже «Извините великодушно, но вы перепутали мой дом с вашим и моё ценное имущество со своим, и я вынужден просить вас вернуть мне упомянутые предметы и, если вас не затруднит, покинуть мой дом, предварительно отвязав меня от стула, так как самостоятельно я этого сделать не могу». Детям было неприятно, что с ними простились так грубо, и им неприятно было узнать, что деятельность посыльных связана с таким сложным методом организации работы в огромном и непонятном отеле. Им было неприятно, что не удалось разобраться, который управляющий Франк, а который — Эрнест, и им было неприятно узнать, что «Дейли пунктилио» подняла среди горожан тревогу по поводу их прибытия и что в любой момент их могут разоблачить и арестовать за преступления, которых они не совершали. Но самым неприятным для Бодлеров был намёк на то, что им придётся разделиться и выполнять в этом неимоверном отеле разные поручения. Они надеялись выполнять обязанности посыльных и фланёров вместе и с каждым шагом к лифту становились все несчастнее и несчастнее при мысли о предстоящей разлуке.
— Я отправлюсь в солярий на крыше, — сказала Вайолет, стараясь казаться храброй. — Тебе, Клаус, стоит заняться номером 674, а тебе, Солнышко, — номером 372. Когда все сделаем, встретимся у стойки посыльных.
— Так мы сможем больше наблюдать, — с надеждой сказал Клаус. — Если мы будем на разных этажах, то скорее найдём и опознаем самозванца.
— Страшно, — сказала Солнышко, и в её устах это означало «Не хотелось бы мне обнаружить самозванца, когда я буду одна».
— Не бойся, Солнышко, — сказал Клаус. — Этот отель похож всего-навсего на большую библиотеку.
— Да-да, — сказала Вайолет. — А что плохого может случиться в библиотеке?
Младшие Бодлеры ничего ей не ответили, и трое посыльных несколько секунд постояли молча, глядя на табличку, привинченную возле раздвижных дверей лифта. Когда одна пара дверей наконец открылась и дети вошли внутрь и нажали кнопки, соответствующие местоположению постояльцев, которые их вызывали, и небольшая кабина начала подниматься, Бодлеры вспомнили шахту лифта в доме номер 667 по Мрачному Проспекту, по которой пришлось несколько раз взбираться и спускаться. Теперь Бодлеры знали, что плохого может случиться в шахте лифта: это если тебя сбросит в неё подруга негодяя. Бодлеры знали, что плохого может случиться на лесопилке: это если тебя зловещей силой гипноза заставят устроить кошмарный несчастный случай. И Бодлеры знали, что плохого может случиться в школе-интернате: это если встретишь хороших друзей, а их тут же и увезут в длинном чёрном автомобиле. Сироты знали, что плохого может случиться в доме герпетолога, и что плохого может случиться в маленьком городишке, и в клинике, и на покосившейся башне, и на карнавале, и на горной вершине, и в подводной лодке, и в пещере, и в бурном потоке, и в багажнике автомобиля, и в львиной яме, и в подземном ходе, и во многих-многих других зловещих местах, о которых они предпочитали не думать, и при этом во время всех передряг, которые им довелось пережить, и во многих других обстоятельствах детям постоянно попадались разного рода библиотеки, где Бодлерам удавалось почерпнуть важнейшие сведения, позволявшие им спасти себе жизнь, — здесь это выражение означает «Не погибнуть и получить возможность пережить очередную кошмарную главу своей биографии». Но теперь новый дом Бодлеров действительно был библиотекой — конечно, странной, но тем не менее библиотекой, — и пока они бесшумно неслись в лифте навстречу своим разным поручениям, им не хотелось думать, что плохого может случиться в библиотеке, особенно после того, как прочитали первые два слова на маленькой табличке, привинченной у дверей лифта. «ПРИ ПОЖАРЕ» — так начиналась надпись на табличке, и когда бодлеровские сироты разошлись в разные стороны, им совсем не хотелось об этом думать.
Как вы, наверное, заметили, история бодлеровских сирот изложена по большей части последовательно — это слово здесь означает «До сих пор события в жизни Вайолет, Клауса и Солнышка Бодлер были описаны в том порядке, в котором они происходили». Однако на протяжении ближайших трёх глав история будет развиваться параллельно, а это означает, что эти главы не обязательно читать в том порядке, в котором они напечатаны. В четвертой главе вас ждёт рассказ о путешествии Вайолет Бодлер в солярий на крыше и о неприятном разговоре, который она подслушала. В пятой главе вы можете прочесть о том, как Клаус приобрёл опыт общения с некоторыми деятелями деревообрабатывающей промышленности и о зловещем плане, разработанном прямо у него под носом. А в шестой главе сообщается о результатах моего исследования ужасающих обстоятельств визита, который Солнышко Бодлер нанесла в 372-й номер и в загадочный ресторан, расположенный на девятом этаже. Но поскольку все это происходило одновременно, вам не нужно читать главы в последовательности «четвертая — пятая — шестая», а можно знакомиться с ними в том порядке, в каком вы сами пожелаете. Или, что было бы более благоразумно, можно пропустить все три главы вместе с семью последующими и подыскать себе другой способ провести время — последовательный или параллельный.
Когда лифт доехал до крыши и двери открылись, у Вайолет Бодлер было сразу две причины радоваться, что в обмундирование посыльных входят солнечные очки. Во-первых, солярий на крыше был залит ослепительно ярким светом. Утренний туман, такой густой несколько часов назад, когда дети прибыли на Брайни-Бич, рассеялся, и солнце залило город, отражаясь от всего блестящего — и от сверкающих морских волн, бившихся о берег с противоположной стороны отеля, и от поверхности пруда, уже успокоившейся с тех пор, как Вайолет бросила туда камешек. Вдоль края крыши выстроились большие прямоугольные зеркала, наклонённые, как и сам отель, которые улавливали слепящие лучи полуденного солнца и направляли их на кожу загоравших гостей. Десять загорающих, чьи обнажённые тела были намазаны толстым слоем липкого крема, неподвижно лежали на блестящих ковриках вокруг подогретого бассейна, такого тёплого, что с поверхности поднимались клубы пара. В углу стоял служитель, глаза у которого были прикрыты зелёными очками от солнца, а тело — длинным мешковатым халатом. В руках у него были две огромные лопатки, вроде тех, которыми переворачивают оладьи, и он то и дело протягивал руку с лопаткой и переворачивал кого-нибудь из загорающих, дабы животы и спины у них были одного оттенка коричневого цвета. Лопатки тоже отражали свет, как и зеркала, коврики и вода, и Вайолет была рада, что на глазах у неё защитные очки.
Но Вайолет радовалась очкам и по другой причине, и эта причина имела отношение к постоялице, которая нетерпеливо ждала у самых дверей лифта. На этой женщине тоже были очки, но гораздо более оригинальной формы. Вместо стёкол у них были два больших конуса, которые начинались от глаз и становились все шире и шире, а заканчивались в нескольких футах перед лицом постоялицы, где они уже были величиной с тарелки. Конечно, такие очки маскировали того, кто их носил, однако Вайолет понимала — на свете есть только один человек, который так помешан на моде, что стал бы носить такие дурацкие очки, и поэтому она была рада, что её собственное лицо невозможно разглядеть.
— Ну вот наконец и вы, — сказала Эсме Скволор. — Я уж думала, не дождусь.
