А Сашка между тем дышал, словно насосы качал. Мощный приток крови приливал к мозгу, переворачивал там всё, что осталось от «Мцыри». Толстая морщина, рассекавшая лоб чуть наискосок, упиралась в переносицу и вяло шевелилась на лбу, воздействуя на память. Но память безмолвствовала. Отчаявшись вспомнить что-либо, Сашка переключил передачу кислорода на другой механизм – механизм ушей, великолепных квадратных ушей, которые сразу стали пунцовыми от крови. Это были опытные уши, закалённые на музыкальных занятиях. Это были гениальные уши-везделовы. Они стали собирать со всех углов класса крохотные обрывки звуков, неуловимые для нормальных человеческих ушей. Сашка недаром учился в музыкальной школе. Немного сосредоточенности – и вот он уже собирал, классифицировал и составлял из звуковых обрывков слова и строчки…
Несчастный Сашка! Как он маялся, бедняга, тяжко было смотреть! Ну что ж ты, Диогенчик! А ведь это была поэма «Мцыри», которую Данька знал наизусть с любой строки! Погибал, тонул его лучший друг. Что же делать, люди?.. Эврика! А нельзя ли передать ему строки из поэмы на расстоянии?
Положив на парту крепко стиснутые кулаки, весь сосредоточившись, Данька стал мысленно посылать ему слова из бессмертного «Мцыри». Но слова не сразу, конечно, достигали цели. Занятый собиранием хаотических обрывков, возникавших в разных концах класса, Сашка долго не мог вступить с Данькой в контакт. И даже после, когда он испуганно уставился на Даньку, то не сразу понял, что сигнал надо ловить не ушами, а мозжечком, расположенным в затылочной части головы, мозжечком, через который проходят космические потоки частиц нейтрино, несущие умственную энергию. Именно через мозжечок проникали чужие мысли и внушения, которым не нужны были ни уши, ни глаза…
Даньке понадобились огромные усилия, чтобы отвлечь Сашку от разных помех-чужого шёпота, шелестения страниц и ребячьих гримас. Изнурительным напряжением воли, сверля взглядом растерянно мигающие Сашкины глазки и проникая до самого мозжечка, Данька в конце концов пробил телепатическими пучками это толстокожее чудовище и сумел всецело подчинить его своей власти. Испуганно и покорно, как овца, Сашка уставился на Даньку и теперь уже никого не видел вокруг, кроме него. Размеренно вздыхая, медленно, не торопясь – «Внимание! Спокойствие! Не отвлекаться!» – Данька стал посылать ему в самый мозжечок строчки из «Мцыри».
И вот, пыхтя, словно карабкаясь из глубокой ямы на божий свет, Сашка заговорил – нет, не заговорил, а прямо-таки застонал, бросая в класс полные ужаса слова:
Я ждал. И вот в тени ночной
Врага почуял он, и вой,
Протяжный, жалобный, как стон,
Раздался вдруг… и начал он
Сердито лапой рыть песок,
Встал на дыбы, потом прилёг,
И первый бешеный скачок…
Посылая Сашке слова, Данька настолько ярко представлял их в звуках и движениях, что они передавались Сашке, как приказы театрального суфлёра. Сашка то подвывал, как барс, то двигал рукою, словно бы лапой подгребал песок. То привставал на цыпочки, как на дыбы. То чуть приседал на корточки, как бы ложась. А когда барс сделал бешеный скачок, Сашка не рассчитал движений и чуть не опрокинул Клару Львовну со стула…
Эффект был ошеломляющий. Все были страшно изумлены. Иные из ребят повскакали с парт. И даже Клара Львовна, чуть не упавшая со стула, удивлённо подняла брови. Но Сашка ничуть не смутился. Он сделал выпад рукой и с гнусавой гордостью закричал:
Но я его предупредил.
Удар мой верен был и скор.
Надёжный сук мой, как топор,
Широкий лоб его рассек…
Он застонал, как человек,
И опрокинулся…
Сашка действительно чуть не опрокинулся. Сделав безумные глаза, он схватился руками за лицо и, всхлипывая, продолжал мычать слова поэмы. Просто непонятно было откуда у Сашки такие актёрские способности. Сыграл он бой Мцыри с барсом просто мастерски!
Данька откинулся на сиденье в полном бессилии. С него струился пот. Руки всё ещё дёргались от пережитого напряжения, в глазах расплывались круги. Но он был счастлив. Он был просто в восторге оттого, что так здорово удался сеанс телепатической связи!
Теперь, когда Сашка проявил такую восприимчивость к телепатии, его можно использовать для более важных дел. Например, для международной разведки. Вместе они – впервые в мире! – осуществят телепатическую связь, находясь на большом расстоянии друг от друга. Может быть, даже на разных континентах. Отрезанные друг от друга материками и океанами, они смогут обмениваться мыслями и сообщать друг другу стратегические сведения. Радио – а ну его! Телеграф – глупости какие! Телефон – прямо пережиток какой-то! Данька обратится к правительству с просьбой послать их в моря и океаны для охоты на вражеские подлодки. Данька сможет пуститься в плавание на простой рыбацкой шхуне и обо всех подозрительно торчащих из воды предметах будет сообщать сидящему на берегу Диогену. Сашку с его способностями уловителя надо будет беречь, как самого драгоценного человека в государстве!
Впрочем, увлёкшись мечтами о будущем, Дань-ка перестал следить за аккуратностью передачи текста «Мцыри». И это сразу же сказалось на поведении Охапкина. Он стал сбиваться. Он стал задыхаться и скрипеть, как немазаная телега. Когда же барс «стал изнемогать, метаться, медленней дышать», глаза Сашки начали закрываться, он начал зевать и заикаться. И вдруг замолчал.
– Спасибо, – сказала Клара Львовна. – Садись. Ставлю тебе три.
– Три? – закричали ребята.-За что же три?
– Во-первых, он читал не тот отрывок, который я задала. Во-вторых, он слишком долго заставил нас ждать, пока вспоминал. Но если он ещё немного подучит и будет читать спокойнее, отметку можно поставить другую. В следующий раз, Охапкин, слушай внимательней, когда дают задание на дом. Садись и не стой над душой…
Вид у Сашки был счастливый и растерянный. Дело в том, что он сам не понимал, отчего снизошла на него такая благодать. Отрывка, который он читал, он никогда не учил, а только слышал, как Данька декламировал у костра на пустыре, где они жгли ящики и плавили свинец. Данька размахивал палкой, как саблей, тыкал ею в костёр и кричал при этом:
Но в горло я успел воткнуть
И там два раза повернуть
Моё оружье…
Эти несколько строк, услышанные при необычайных обстоятельствах – в темноте, при свете костра, – он и запомнил. Но откуда пришли на память строки, которые следовали за ними? Может, Данька совершал над ним опыт, как над Мур-заем? Нет, Сашка не хотел ни с кем делить славу, даже с лучшим своим другом Данькой. Он проковылял между рядами, кланяясь направо и налево, как артист, и уселся за парту. Раскрыв дневник, он полюбовался троечкой, подышал на неё и чмокнул своими толстыми губами. Все в классе, в том числе Клара Львовна, рассмеялись.
Когда к доске вызвали следующего ученика, Сашка отдышался, пришёл в себя и залез головой под крышку парты. И надолго исчез. И все забыли о нём. А он в это время извлёк из портфеля бутерброд и стал есть. После колоссальных умственных затрат он чувствовал, что упадёт в обморок, если тут же не восстановит силы. От голода его просто мутило. Он тихо урчал под партой, бросаясь на булку с колбасой, как барс.
Данька между тем внимательно глядел в окно. Во дворе опять болтался подозрительный незнакомец в кожаной куртке. Он поигрывал поводком и скучающе глядел по сторонам. Он стоял у подъезда дома и кого-то, видимо, ждал. Данька оторвался от окна и дёрнул Сашку за рукав.
– Видишь?
– Чего там?
Сашка был близорук, но не только поэтому, а ещё и потому, что был из тех людей, которые ничего не видят и мало чем интересуются, он ничего во дворе не увидел. Данька терпеливо описал ему человека в кожаной куртке, брезентовых штанах и с поводком.
– А, собачку ищет, – сказал Сашка.
– Какую?
– Ну… такую… – Сашка неопределённо махнул рукой. – Бегает, говорит, ошейника нет на ней… без номерка, говорит, случайно упустил ее…
– Случайно? – Данька съёжился. Хорошенькое «случайно»! Без ошейника, без номерка, кто-то упустил – всё подходило к Мурзаю. – А точно какую, он не сказал?
– Точно какую, не сказал… Как увидишь, говорит, без поводка, так, говорит, сразу беги ко мне, я тут стоять буду. Обещал…
Что именно обещал кожаный человек, Сашка досказать не успел, потому что перед ним возникла Клара Львовна:
– Что у вас за совещание?
– Да я… ничего… я выучу, Клара Львовна… Вот, ей-богу, выучу, вы только вызовите меня… чесслово…
– Ты очень внимательно слушаешь меня. Я что сказала? Ты слышал? Я спрашиваю: что у вас за совещание? Может быть, ты ответишь, Даня?
Данька вскочил и стал медленно краснеть.
– Это у нас личный разговор, Клара Львовна. Сказать мы вам не можем, но больше не будем. Честное благородное…
