Сестры притащили из сарая три корзинки, они заявили, что без него на Ближний луг не пойдут, потому что там позавчера мальчишки убили гадюку, а они до смерти боятся змей.
— Гадюка первой не укусит, — сказал Ратмир. — А потом, может, это был уж?
Наполнив бездонную бочку, он вместе с девчонками отправился на Ближний луг. Нужно было выйти к железной дороге и идти вдоль путей до каменного моста. По обе стороны его и начинался Ближний луг. Был еще и Дальний, но это совсем в другой стороне.
В самом Красном Бору домов пятьдесят и две улицы. Есть еще военный городок, там красные кирпичные казармы, складские помещения, дядина мастерская. Вообще, военных в поселке немного, только в субботу и воскресенье приходят красноармейцы и командиры в клуб на танцы. А местная молодежь ходит в клуб к военным. Почти все поселковые жители работают в воинской части.
Миновав небольшую деревянную станцию, они вышли к железным воротам с большой красной звездой, прошли мимо будки на переезде и, спустившись с откоса, зашагали по узкой травянистой тропке. Ратмир впереди, за ним Аля и Таня.
Ближний луг широко открылся перед ними сразу, как только они поравнялись с железнодорожной казармой, стоявшей на опушке бора. Ратмир велел девчонкам рвать молочай — его здесь навалом, — а сам подошел к мосту, под которым доживал свои последние деньки Черный ручей. В половодье он заливает весь Ближний луг, речкой бурлит под каменным мостом, а летом, особенно если оно выдавалось засушливое, быстро мелеет, а иногда и совсем пересыхает до осени когда проливные дожди снова его заполнят мутными водами, перемешанными с ржавой травой и опавшими листьями.
В ручье все еще теплилась жизнь. Присев на корточки, Ратмир стал пристально вглядываться в коричневатую, цвета крепкого чая, воду. По спокойной поверхности сновали серебристые жучки, похожие на капельки ртути, под водой переползали с одного места на другое пятнистые маленькие тритоны, по дну, поднимая облачка мути, сновал жук-плавунец.
В воздухе что-то свистнуло и у самого лица громко булькнуло. Тритоны вмиг исчезли, жук-плавунец спрятался под корягу. Ратмир поднял голову и увидел на железнодорожной насыпи Пашку Тарасова, с которым был знаком еще по своим прежним приездам сюда. Пашка в засученных до колен широких штанах и голубой майке стоял на шпалах и смотрел на него. Давно нестриженные вьющиеся волосы мальчишки дыбом стояли над головой. Солнце просвечивало их, и Пашка походил на святого с нимбом. И красивое лицо его с большими синими глазами и всегда розовыми, как у ангелочка, щеками чем-то напоминало лик святого. Тот, кто не знал Пашку, легко мог впасть в заблуждение, считая его паинькой-мальчиком.
Но этого «ангелочка» в поселке терпеть не могли и называли хулиганом. Если у кого вдруг разбилось стекло, знай: это Пашка опробовал новую рогатку. Значит, кто-то в этом доме ему насолил и вот он таким образом отомстил. Ни одна драка в поселке не обходится без Пашки. И просто удивительно, как он ухитрялся, находясь в самой гуще дерущихся, сберечь свое светлое личико в целости. Были на счету Пашки Тарасова и дела посерьезнее: так, например, он прокатился по главной поселковой улице верхом на супоросной свинье, у которой потом оказался наполовину мертвый приплод. Скандал был большой.
Пашка Тарасов жил на Зеленой улице — ее так называли, потому что она примыкала к лесу. Дом у Тарасовых большой, бревенчатый, крыша обита цинковым железом. Родители у Пашки рослые, и отец и мать. Тетя Маня говорила, что Тарасовы все синеглазые, красивые.
Кроме Пашки Ратмир видел его сестренку — ее звать, кажется, Катя. Маленькая, а любит приставать к компаниям взрослых ребят. Правда, Пашка ее всякий раз прогоняет.
— Потешные вы, городские, — усмехнулся Пашка Тарасов. — Ну чего ты в этой вонючей луже увидел?
— Тут целое государство, — ответил Ратмир.
Пашка, роняя с насыпи мелкие камни, спустился к нему и тоже присел на корточки. Долго молча всматривался в воду, потом сплюнул и сбоку посмотрел на Ратмира.
— Хочешь, покажу тебе гнездо черного дятла?
— Разорил? — спросил Ратмир.
— Дятел — полезная птица, зачем его трогать? Это Ефим Авдеевич Валуев ласточкины гнезда разоряет на своем доме…
— Зачем? — удивился Ратмир.
— Гадят, говорит, на стены… Знаешь, как он разоряет? Заберется на чердак, приставит лестницу к стене и буравом напротив гнезда просверливает дырку… Знаешь, как Валуева в поселке прозвали? — взглянул на Ратмира синими, как утреннее небо, глазами Пашка. — Краб!
— Ты прозвал?
— Люди, — веско заметил Пашка.
— Краб… — повторил Ратмир. — Почему Краб?
— Все к себе в нору тащит, — пояснил Пашка. — Все ему мало… Жадный больно!
— А ты добрый? — поглядел на него Ратмир. Не то чтобы он обиделся на Валуева — Краб так Краб, — просто ему не понравилось, что Пашка так вольно о людях судит, будто прокурор!
— Чего из города-то уехал? — перевел разговор на другое Пашка. — У нас тут скукота. Днем-то, когда все на работе, поселок пустой… — Тут ему, видно, в голову какая-то мысль пришла: он умолк и, морща гладкий лоб с нависшими над ним золотистыми кудрями, задумался.
— Ми-ра-а! — донеслось с Ближнего луга. — Мы нарвали моло-ча-я-я…
Аля и Таня поднимали вверх корзинки с травой и показывали ему.
— Сесть бы на товарняк и умотать отсюда куда-нибудь, — задумчиво продолжал Пашка. — Я ни разу море не видел. А ты?
Ратмир тоже никогда на море не был.
— Иди-и сюда-а! — кричали девчонки. — Мы гнездо пеночки в траве нашли-и…
Пашка вскочил на ноги и, показав им кулак, крикнул:
— Только троньте! Живо хари намылю-ю!
Девчонки замолчали, потом, посовещавшись, поднялись на насыпь и, даже не взглянув на мальчишек, по линии ушли в поселок. Пашку в Красном Бору все побаивались.
— Танька-то уродина, а Алька ничего, — заметил Пашка, провожая их взглядом.
Ратмир вспомнил чердак, Тоньку Савельеву… и настроение у него сразу упало.
— Ну их к бесу, этих девчонок, — зевнул Пашка. — Давай поборемся?
— Жарко… — сказал Ратмир. Померяться силами с Пашкой он был не прочь: если победит — тот поменьше задаваться будет…
— Боишься? — насмешливо блеснул глазами Пашка.
— Тебя? — усмехнулся Ратмир.
Они вышли на луг и, обхватив друг друга, стали топтаться, уминая траву. Пашка изловчился и повалил его в траву, но Ратмир сумел вывернуться из-под него и одержать верх. Несколько раз они схватывались, дыхание стало учащенным, лица покраснели, но один другого пересилить так и не смог. Пашка начал злиться и против правил двинул противника кулаком в подбородок. Не очень сильно, но ощутимо. Ратмир тут же с размаху врезал ему в поддыхало. Пашка согнулся пополам и, вытаращив потемневшие глаза, хватал ртом воздух. Отдышавшись, он протянул руку и сказал:
— Ни ты, ни я. Ничья у нас.
Ратмир не возражал. Пашка — парнишка крепкий, на год старше его и ростом чуть выше, так что ничью можно было считать почетной.
Они лежали в густой высокой траве и смотрели на бледно-зеленое небо. Облака растворились. Над головами бесшумно пролетали лимонницы и крапивницы, а иногда и сам генерал-махаон.
Случалось, бабочки садились прямо на них, и тогда мальчишки боялись пошевелиться. Над Ближним лугом стоял ровный неумолчный звон: тысячи невидимых насекомых издавали его.
— У нас по соседству в доме двух шпионов поймали, — сообщил Ратмир.
— К нам приезжали две машины с военными, прочесывали лес… — отозвался Пашка. Говорят, ночью с чужого самолета сбросили парашютистов…
— Нашли?
— Знаешь, какие у нас леса? — приподнял голову Пашка. — На десятки, сотни верст! Попробуй найди… Один парашют, говорят, в лисьей норе обнаружили.
— Я рацию в дровах нашел, — соврал Ратмир, но тут же устыдился и прибавил: — Приятель мой нашел.
— Ясное дело, шпионы.
— У них оружие обнаружили и взрывчатку, — продолжал Ратмир.
— Найди я пистолет — никогда бы не отдал, — заметил Пашка.
— Интересно: у моего дядьки есть наган? — проговорил Ратмир.
— Он же портной! — усмехнулся Пашка. — Строчит на швейной машинке… Помолчав, прибавил: — Жадюга он. За копейку задавится… Я прошлой осенью забрался к нему в сад, так он как-то пронюхал и содрал с моего тятьки пятерку! Сказал, что я лучшую яблоню обобрал… А что я, дурак рвать кислятину?
— Хочет собаку завести, — откликнулся Ратмир. То, что Пашка так отзывается о Валуеве, его ничуть не задевало.
— У него собаки долго не живут: одна под полуторку угодила, другая сорвалась с цепи, какой-то дохлятины в лесу нажралась и околела, а третью сам из ружья ухлопал: она, вишь, плохо его драгоценный сад караулила…
— Не любишь ты его…
— А кто его любит? — хмыкнул Пашка. — Краба-то?
Отец тоже не очень-то лестно отзывается о своем родственнике, а вот мать считает дядю Ефима образцовым семьянином и часто приводит его отцу в пример: мол, он хозяйственный, оборотистый, дом у него — полная чаша, для жены готов луну с неба достать…
