— Ну и что? — спрашиваю с нетерпеньем. — Вырос твой сорт?
— Да, наверное. Я не знаю. Я же в лагерь поехал. Давай вдвоём пойдём сегодня, посмотрим. Давай?
— Давай, — говорю, — раз такое дело, надо идти. Тем более, через неделю-полторы кукурузу убирать будут: Соберёт комбайн твой сорт — дудки ты его тогда найдёшь.
Разговор этот происходил на большой перемене. А когда уроки кончились, Ява сказал:
— Пошли.
— Так, может, — говорю, — сначала пообедаем?
— Да чего там обедать, не умрёшь. Мы быстро. Посмотрим только, и назад. И будешь себе хоть до вечера обедать.
Я вижу, что так ему невтерпёж, и согласился. Может, и в самом деле хлопец новый сорт открыл!
Пошли мы.
Вышли за село, на полевую дорогу.
На небе — ни облачка. Солнце светит, нежаркое, ласковое сентябрьское солнце.
По обе стороны дороги сплошной зелёной стеной, словно лес, стоит кукуруза, высоченная, метра три, а то и больше. Хорошо в этом году уродилась.
Идём мы и идём. Уже и села не видно.
— Долго ещё? — спрашиваю.
— Да нет. Ещё малость, и всё.
После этого мы ещё добрых километра два отмахали. Наконец Ява говорит:
— Вот тут. Видишь, табличка?
Действительно, у дороги торчит на колышке фанерная табличка, а на табличке кривыми буквами написано:
Кукуруза.
Сорт Буковинский N 1
участок
Надежды Рень.
Площадь 8,5 га.
— Точно, — говорю, — это оно.
— Пошли, — говорит Ява, — теперь вглубь нужно.
Свернули мы с дороги и — в кукурузу. Ява впереди, я за ним.
И сразу будто в джунгли попали. Ох и густая кукуруза! Руками всё время приходится листья раздвигать, чтобы по носу не ударило. А тут ещё и портфель мешает — цепляется. Яву я сразу из виду потерял. Только по шороху слышу, куда идти.
Через некоторое время спрашиваю:
— Ну как? Скоро уже твой сорт?
— Скоро-скоро, — слышу далеко впереди бодрый Явин голос. Вот реактивщик!
— Погоди, не спеши так, — кричу, — а то я не вижу, куда идти!
У меня уже дважды портфель из рук выпадал, и щёку я поцарапал о жёсткие, как из жести, кукурузные листья.
Наконец снова спрашиваю:
— Ну как? Нашёл?
— Нет ещё. Густо очень. — И в голосе, слышу, нет уже той бодрости.
— Слушай, — говорю, — ты становись на четвереньки и ползи. Потому что так никогда тех колышков не увидишь.
Сказал и сам стал на четвереньки, портфель в зубы, чтоб не мешал, и пополз, как собака в цирке.
Ползу и молчу — с портфелем в зубах много не наговоришь. Во все стороны гляжу, колышки ищу. С разгона прямо носом в Явины штаны ткнулся. Смотрю — он тоже с портфелем в зубах. Сели мы, портфели изо ртов повыпускали, дух еле-еле переводим.
— Ну что? — спрашиваю.
— Да знаешь, — говорит растерянно, — очень трудно в этих зарослях искать. Где-то тут должно быть, а не могу найти.
— Знаешь, — говорю, — давай действовать планомерно. Прочешем этот участок по всем правилам. Ты в одну сторону ползи, я в другую, а потом сползёмся. Кукуруза ведь квадратно-гнездовым посажена, по квадратам и будем прочёсывать. Это очень просто.
Ява сразу повеселел:
— Правильно. Я давно говорил, что ты гений, Павлуша. Только давай портфели тут оставим, а то очень трудно их в зубах таскать.
Положили мы портфели и расползлись — я в одну сторону, Ява в другую.
Ползу я и смотрю. Однако хоть и говорил я, что это очень просто, по квадратам, но, оказывается, не очень просто. Если голову у самой земли держать — то ещё немного видно эти квадраты-ряды, а если подымешь голову — никаких тебе квадратов, сплошные листья. Не будешь же всё время щекой по земле тереться.
Ползал я, ползал и прямо, и зигзагами, колени уже все ободрал — колышков нет.
— Ява-а! — кричу.
— Ay! — издалека отзывается.
— Давай, — кричу, — назад!
— Давай!
Пополз я назад. Показалось мне, что назад полз я значительно дольше, чем вперёд. Уже давно должен был бы я встретиться с Явой, а его всё не видать. И не слыхать даже.
— Ява! — зову наконец.
— Ау! — слышится где-то далеко справа.
— Ява! — кричу я. — Куда ты пополз, чтоб тебе! Не туда ты ползёшь.
— Это ты, — кричит он, — это ты не туда ползёшь! Я ползу правильно!
— Да ну тебя! Ползи сюда.
— Это ты сюда ползи!
Вот так, перекликаясь, мы начали подползать друг к другу. Долго подползали. Наконец подползли. Злые оба как черти.
— Ну, — спрашиваю, — нашёл?
— «Нашёл, нашёл»! — передразнивает он. — Если бы я нашёл, разве я полз бы к тебе? Я бы тебя звал, нуда несчастная!
— Ну, — говорю, — хватит. Мне твоё мичуринство надоело. Я пошёл домой. Я есть хочу. Где мой портфель?
— Там, где ты его положил.
Лёг я на землю, стал осматриваться. Пыли наглотался, а портфеля не вижу.
— Это ты, — говорю, — ты виноват. Пополз куда-то. Из-за тебя мы портфели потеряли. Попробуй их теперь найти в таких джунглях.
— Это не я, это ты, как тот слепой щенок, пополз по-дурацки и всё запутал.
— Ну ладно, — говорю, — ссориться потом будем, давай сначала портфели найдём.
Поползли мы искать портфели.
Теперь мы не расползались, а ползли вместе, я даже для верности держался за Явину штанину. Через полчаса мы поняли, что найти портфели в этом дремучем кукурузном лесу не легче, чем те колышки. Колени жгло огнём. И когда мы наконец поднялись, то чуть не упали — ноги онемели и подгибались, не хотели нас держать.
— Ява, — сказал я, — давай плюнем на портфели и пойдём домой. Пообедаем, а тогда придём за портфелями. А то я так есть хочу, что даже голова не работает. Какое-то гууу-гууу в голове, и больше ничего.
— Давай, — сразу согласился Ява, — а то у меня тоже живот к хребту прилип. Это, наверное, потому мы и найти не можем, что голодные. А вот пообедаем, так сразу и портфели найдём, и колышки тоже. Пошли.
И Ява бодро рванулся вперёд. Я за ним. Несмотря на боль в коленях, мы шли очень быстро, почти бежали. Кукурузные листья били нас по щекам, лезли в глаза, царапали руки. Но мы не обращали внимания. Мы хотели есть.
Идти становилось всё труднее.
— Ява, — сказал я, тяжело дыша, — что-то мы очень долго идём.
Ява молчал.
— Ява, — сказал я, дыша ещё тяжелее, — где дорога?
Ява молчал.
— Ява, — крикнул я, почти задыхаясь, — мы не туда идём!
Ява остановился:
— А куда? Ты знаешь куда?
— Нет, — говорю я, едва держась на ногах, — это ты меня сюда завёл, ты и выводи!
Ява бессильно опустился на землю.
— Я бы вывел, — сказал он, переводя дух, и лёг навзничь. — Я бы вывел, если бы ты не начал ползать кто его знает куда и не запутал меня. А теперь я не знаю.
— Что ты не знаешь? Что ты не знаешь, диверсант?
— Не знаю, куда идти. Вот что. Тебе же известно, какие это кукурузные массивы, на сколько они километров тянутся. Если не туда пойти, можно два дня идти и не выйдешь. Совсем заблудиться можно.
— Что-о! Что ты мелешь? Кукуруза — не лес и не плавни, в кукурузе нельзя заблудиться. Вставай и выводи меня сейчас же! Я есть хочу. Слышишь? Я хочу есть!
— Ты выходи сам, раз считаешь, что нельзя заблудиться.
— Что — сам? Что — сам? Это же твоя мать кукурузовод. А моя мать доярка. Из коровника я с закрытыми глазами выведу.
— Дай отдохнуть немного. Распустил нюни. А ещё лётчиком хочешь быть! Какой ты лётчик! Слюнтяй ты! Мамалыга ты недоваренная. Знал бы твой тёзка, космонавт Попович, что у него такой земляк… Э! Только имя хорошее портишь.
Наверное, мы бы подрались, если бы не такая усталость и не такое отчаянное положение. Мы не имели права тратить силы и энергию на междоусобную войну.
Вздохнув, я лёг рядом с Явой.
И вдруг у меня возникла идея.
— Ява, — говорю, — а что, если влезть и посмотреть, куда идти!
— Влезть? Что это тебе — дерево? Это же кукуруза. Злак. Не слыхал я, чтоб люди на злаки лазили.
