Энид Блайтон
Тайна запутаного следа
– Мама! Мама! – кричала Джордж, врываясь в дом. – Ну скорее же, мама!
Ответа не последовало. Миссис Киррин была в саду, она собирала цветы. Джордж завопила снова, уже надрывая свой отнюдь не слабый голос.
– Мама! Мама! Ты где? Это срочно!
Дверь кабинета распахнулась почти настежь, и папа, стоя на пороге, грозно глянул на дочь.
– Джордж! В чем дело? Я бьюсь над сложнейшей…
– Ох, папа! Тимми ранен! – сказала Джордж. – Он…
Папа окинул взглядом Тимми, кротко стоявшего подле Джордж, и хмыкнул:
– Ранен? По-моему, он в отличнейшей форме. Опять лапу, наверное, занозил, – а ты воображаешь, что настал конец света, вопишь и…
– Тимми ранен! – твердила Джордж со слезами в голосе. – Сам погляди!
Но папа уже ушел в кабинет, хлопнув дверью. Джордж уставилась на эту дверь, очень сейчас похожая на своего яростного отца.
– Ты злой человек! – крикнула она. – И… и… ой, мама! Мама!
– Господи, Джордж, что случилось? – спросила мама, кладя на столик цветы. – То слышу, твой отец кричит, потом ты…
– Мамочка! Тимми ранен! Посмотри!
Она опустилась на корточки возле песика и осторожно отогнула ему ухо. Обнаружился глубокий порез. Тимми жалостно тявкнул. Джордж в слезах смотрела на маму.
– Перестань, Джордж, – сказала миссис Киррин. – Ну, подумаешь, порезался. Как все же его угораздило?
– Он хотел перепрыгнуть через канаву и не заметил колючую проволоку, – сказала Джордж. – Задел ухом за ржавую железяку и жутко поранился. Кровь течет и течет, не остановить.
Мама осмотрела рану. Она действительно оказалась глубокой.
– Отведи-ка ты его к ветеринару, – сказала мама. – Может, придется шов наложить. Бедный Тимми. Хотя скажи спасибо, детка, что это не глаз.
– Сейчас же отведу его к ветеринару. – Джордж вскочила на ноги. – Мам, а мы его застанем?
– Ну конечно, у него как раз прием, – сказала мама. – Веди, веди Тимми, да поскорей.
И Тимми спешно повели сельскими проулками и тропками к милому домику, где жил ветеринар. Джордж ужасно волновалась, но, увидев, что ветеринар сохраняет спокойствие, взяла себя в руки.
– Несколько шовчиков – и все отлично заживет, – сказал ветеринар. – Сумеешь ты его подержать, пока я буду работать? Увидишь – он даже ничего не почувствует. Ну, дружище, тихо стоять! Так-так, молодец, собачка.
Через пять минут Джордж уже осыпала ветеринара благодарностями.
– Большущее вам спасибо! Ох, до чего я испугалась! Теперь он выздоровеет?
– Господи, а как же? Только надо, чтобы он не расчесывал рану, – сказал ветеринар, намыливая руки. – Иначе худо будет.
– Ой, да как же ему запретишь? – приуныла Джордж. – Посмотрите, ведь ему уже хочется почесаться.
– Значит, надо сделать ему такой большой картонный воротник, – сказал ветеринар. – Вот так, вокруг шеи. И он не сможет достать лапой до раны, как бы ни старался.
– Да, но… но Тиму это едва ли понравится, – сказала Джордж. – У собак такой дурацкий вид в этих воротниках. Жабо – не жабо. Видала я их. Тиму просто противно будет входить в таком виде.
– Ну а как иначе ему помешаешь расчесывать ухо? – сказал ветеринар. – Ты уж извини, Джордж, меня ждут другие пациенты.
Джордж с Тимом пошли домой. Он весело трусил рядышком, польщенный тем, что Джордж из-за него подняла такую суматоху. Почти у самого дома он вдруг сел и нацелился задней лапой на свое больное ухо.
– Нет, Тим! Нет!! – завопила Джордж. – Нельзя! Ты сорвешь пластырь, испортишь шов. Тим! Нельзя!
Тимми поднял на нее недоуменный взор. Что ж. Прекрасно. Если Джордж так огорчают самые простые вещи, чесанье можно отложить до того времени, когда он останется наедине с самим собой. Но Джордж читала мысли Тимми ничуть не хуже, чем он читал ее мысли! Она нахмурилась.
– Ну все… Придется ему сделать этот воротник. Ничего, мама мне поможет.
Мама сразу же взялась ей помочь. Джордж, честно говоря, была в таких делах не большой специалист, она, собственно, только смотрела, как мама вырезала из картона воротник, прилаживала вокруг шеи изумленного Тимми и скрепляла углы, чтобы он не мог высвободиться. Пес ужасно удивлялся, но стоял смирно.
Как только воротник был готов, Тимми поспешил прочь. Сел, хотел почесать задней лапой больное ухо – ан не тут-то было – почесал воротник!
– Ничего, Тимми, – сказала Джордж. – Это ведь всего на несколько дней.
Дверь кабинета распахнулась, и появился папа. Увидел Тимми и так и замер на пороге. А потом разразился хохотом.
– Тим! Ты же вылитая королева Елизавета Первая в этом наряде!
– Ты над ним не смейся, папа, – сказала Джордж. – Собаки не выносят, когда их поднимают на смех.
Тим, кажется, и впрямь не на шутку обиделся. Он повернулся к папе спиной и удалился на кухню. Оттуда донесся взвизг, а потом грубый голос – это уже смеялся молочник.
– Ой, Тимка! С чего ты так вырядился? – спрашивал голос кухарки. – Ну и видик у тебя!
Джордж разозлилась Весь день она злилась и презирала всех. Как не стыдно! Издеваются над бедным Тимом! Неужели непонятно, до чего неудобный этот воротник, а Тиму его, не снимая, носить день и ночь! В нем даже как следует не свернуться калачиком. Джордж слонялась по дому, такая злая и несчастная, что мама встревожилась.
– Джордж, детка, ну что с тобою, перестань. Папа рассердится. Тимми придется носить этот воротник, по крайней мере, неделю, ну, и он в нем действительно на первый взгляд очень смешной. Но он же скоро к нему привыкнет, думать забудет про него.
– Все над ним смеются, – сказала Джордж злобным голосом. – В сад вышел, а там мальчишки облепили забор и хохочут как полоумные, а почтальон мне сказал, что это бесчеловечно. А папа считает, что это очень весело. А…
– Джордж, детка, ну пожалуйста, возьми себя в руки, – сказала мама. – Вспомни, скоро приедет Энн. Не очень-то ей будет приятно видеть тебя в таком состоянии.
Джордж терпела еще день. Потом, после двух стычек из-за Тимми с папой, перепалки с двумя мальчишками, которые потешались над ним, и еще ссоры с мальчишкой-газетчиком она решила, что все – больше она ни дня не останется в Киррин-коттедже!
– Давай возьмем палатку и уйдем, куда глаза глядят, – сказала она Тиму. – Куда-нибудь, где никто тебя не увидит, пока ухо не заживет и нельзя будет снять этот гнусный воротник. Как по-твоему, хорошая мысль, а, Тим?
– Гав, – сказал Тимми. Он готов был одобрить любую мысль своей хозяйки, впрочем, воротник был действительно гнусный.
– Знаешь, Тим, ведь собаки над тобою тоже смеются, – печально сказала Джордж. – Заметил ты, как этот дурацкий пуделек миссис Джейн остановился и на тебя глазел? Конечно, он в душе хохотал. А я не желаю, чтоб над тобою смеялись, я этого не потерплю.
Тимми, разумеется, и сам был не в восторге от воротника, хотя терзался из-за него куда меньше, чем Джордж. Он прошел за нею следом в ее комнату и следил за тем, как она складывала кое-какие пожитки в рюкзак.
– Мы отправимся с тобой в то уединенное местечко, помнишь, на пустыре, у ручья, – сказала она ему. – Разобьем палетку и чудно проведем время, пока у тебя не заживет ушко. Выходим сегодня в ночь. Я возьму велосипед и все на него сложу.
И вот ночной порою, когда в Киррин-коттедже было тихо и темно, Джордж с Тимом прокрались вниз по лестнице. Джордж оставила записку на столе в столовой и пошла за велосипедом. Сложила на него палатку и сумку с едой и еще всякой всячиной.
– Ко мне! – шепнула она недоумевающему Тиму. – Отправляемся. Я поеду медленно-медленно, а ты побежишь рядом. Только, ради бога, не тявкни!
И они исчезли во мгле. Тим скользил рядом с велосипедом, как тень. Никто и не знал про их побег. Киррин-коттедж мирно спал – только поскрипывала кухонная дверь, которую забыла закрыть Джордж.
Зато что поднялось наутро! Джоанна, повариха, первая обнаружила записку и удивилась, откуда это на обеденном столе оказалось письмо, написанное почерком Джордж. Бросилась к двери Джордж, заглянула в комнату.
Постель не тронута. Никого! Ни Джордж, ни Тима! Джоанна помчалась с запиской к миссис Киррин.
– Боже мой! Ну что за глупая девчонка! – вздохнула та, пробежав записку. – Ты только подумай, Квентин, поднять такой переполох из-за Тима. А теперь она убежала с ним неизвестно куда!
Мистер Киррин взял записку и прочитал вслух:
«Дорогая мамочка, я ухожу на несколько дней с Тимми, пока у него не поправится ухо. Взяла палатку и еще кое-что. Ты, пожалуйста, не волнуйся. Энн ты скажи, если она захочет меня видеть, пусть придет на пустырь за Картерс-лейн, и я ей покажу, где мы разбили лагерь. Пусть придет, ты ей скажи, в 12 часов. Привет. Джордж».
– Ну и ну! – сказал папа. – Впрочем – и пусть! И ладно! Ушла? Прекрасно! Мне это надоело! Сама дуется, Тим ходит злой как собака! Пусть, пусть Энн отправляется к ним туда, и, может быть, мне хоть несколько дней дадут спокойно поработать.
