Тамара Чинарева - Гусиное перо

Люди в черных очках всегда выглядят подозрительно. Преступник догадывался об этом. Поэтому он не надел черных очков, а пошел на дело в валенках, подшитых резиной старого автомобиля.

Возле дома Клавы Желтоножкиной преступник огляделся по сторонам — никого… Только одинокий фонарь тускло светил в конце улицы, отбрасывая на землю длинную таинственную тень. Преступник нырнул в заросли сирени перед домом Желтоножкиных и торкнулся в калитку. Клава Желтоножкина — пугливая, как заяц. На калитке запоров не счесть. Крючки, задвижки, вертушки. В другой бы раз пришлось лезть через забор, по верху которого тянулась ржавая колючая проволока. Сегодня же все складывалось удачно — преступник нажал кнопку электрического фонарика и высветил в траве медную трубку, какие очень любят мальчишки, потому что из трубок этих замечательно стреляется сушеным горохом.

Он встал на лавочку и открыл задвижку.

Окна в Клавином доме были закрыты ставнями, хотя было лето и в палисадниках томно пахли цветы ночной красавицы. Все жители поселка Гусиха спали при открытых окнах. Единственный путь в избу — через дверь.

— Ух-ух-ух… — проухал филином преступник, поднявшись на крыльцо.

— У-ух… — отозвалось в конце улицы.

В доме же было тихо, только завозились на насесте куры в тесном сарае.

Преступник нервничал, он запнулся на нижней ступеньке крыльца, зло прошептал: «Абсурд какой-то…» Он процедил эти слова сквозь зубы. И они слились в короткий, шипящий звук, будто кто-то нечаянно наступил на прошлогодний пузатый соленый огурец.

Преступник посветил на дверь, запертую изнутри. Была она хлипкая и фанерная, обрамленная щелями в палец величиной. Из щелей пахло щами и керосином. Преступник сказал еще что-то сердитое, потом поднажал на дверь плечом, снял с петель и прислонил к перилам крыльца. Запоздало звякнул здоровенный крюк.

— Абсурд… — повторил он таинственное слово и, прежде чем ступить на полосатый половик, вынул из кармана план избы. Бросил взгляд на квадраты комнат. Кружочком была обозначена кровать бабы Клавы, а крестиком — предмет, который надо было украсть. Крестик и кружочек находились далеко друг от друга. Клава Желтоножкина спала в угловой комнате, увешанной коврами. Преступника интересовала горница.

Никто не услышал, как на полосатый половик ступил непрошеный гость. Клавин муж, дед Ваня, далее летом спал на полатях за печкой, укрывшись овчинным тулупом. К тому же он был глуховат, не опасен и не обозначался в плане ни крестиком, ни кружочком. Внук Желтоножкиных Димка — неслух и пятиклассник — обычно спал на раскладушке.

Но сегодня искусно скомканное одеяло изображало спящего Димку. Самого его и след простыл.

В открытую дверь прокрался ветер. Зашевелились занавески на окнах.

Преступник вздохнул. Таким тяжелым был этот вздох, что если бы его взвесить после этого вздоха, он стал бы легче примерно на килограмм.

Узкий луч фонарика высветил бок самовара, зеркало в старинной раме, старый телевизор, накрытый вышитой салфеткой. На телевизоре стояла копилка — глиняная кошка с золотым бантом. Монеты даже не звякнули, когда преступник переставил кошку на подоконник. Монет в копилке было много, по самые кошачьи уши.

Незнакомец обхватил телевизор обеими руками, прижал к животу и только собрался приподнять с тумбочки, как его оглушил резкий шершавый звук. Будто щелкнул затвор охотничьего ружья. Не дед ли Ваня залег с ружьем на печке? Заныло то место под лопаткой, куда сейчас должна вонзиться пуля. Но вместо выстрела раздался хриплый голос кукушки. Часы собирались пробить полночь.

Преступник нервно дернул за гирю, цепь разорвалась пополам. Кукушка осталась торчать в окошке с раскрытым клювом. Преступник кинулся в дверь и скоро широко шагал по спящему поселку. Телевизор тяжело давил на плечо, сонно гавкали вслед собаки. Откуда-то из темноты послышался скрип колес старой тачки. Он не испугал преступника. Когда же стали различимы два темных силуэта, он прошептал сердито:

— В чем дело?

— Он упал и, кажется, разбился… — прозвучал виноватый голос.

— Все рухнуло! — процедил преступник. — Детский сад…

— Что ж теперь делать?

— Что делать?! Возвращаться…

— Ох и будет нам теперь… — сказал тот, что пониже, плаксивым голосом.

— Мне непонятно, почему ты здесь, а не там…

— Я…

Но преступник ничего не хотел слушать. Странная компания с телевизором в тачке, озираясь по сторонам, двинулась в конец улицы. Они уже собирались свернуть к школе, как увидели, что две человеческие фигуры движутся им наперерез.

— Окружают… — прошептал плаксивый, и все трое рухнули в канаву в заросли репейника. Телевизор с тачкой бросили на дороге.

Фигуры встретились и прямо над канавой прозвучал голос Капы Рыковой, тестомеса с пекарни.

— Здорово! Что это вы тащите на ночь глядя?

Всех троих, как гром, ошарашили эти слова. Они еще сильнее прижались к земле.

— Все тебе знать надо… — ответил ехидный старческий голос, принадлежавший дяденьке Васяньке, сторожу с воскового завода. — Матрас купил…

И ночные прохожие разошлись.

Преступник выждал еще минуту, вытащил впившуюся в рукав колючку, пригнувшись, вылез на дорогу, подхватил телевизор и коротко сказал:

— Пошли!

— Ложась спать, думай, как встать… — проговорила баба Клава Желтоножкина, открыв глаза.

Просыпалась она рано. Вставала, трясла половики, пересчитывала кур в курятнике, потом выпускала их во двор и кормила мешанкой из комбикорма в деревянном корыте. Поливала огурцы до солнышка. Корила деда Ваню за нерасторопность. А после всего этого, облокотясь на забор, глядела на улицу и грызла семечки. Наблюдала, как начинается в Гусихе новый день. Кто какое платье надел, кто куда поехал, чем в магазине торгуют. Все интересно бабе Клаве.

Давно уж проснулась она, да все ждала, пока кукушка прокукует шесть раз. Уже надоело слушать, как дед на полатях храпит, а часы все не били. Баба Клава забыла, что сегодня ее день рождения, хотя со вчерашнего вечера на печном шестке стоял круглый сладкий пирог, укрытый полотенцем.

«Медленно час на пенсии тянется…» — подумалось бабе Клаве.

Час показался ей долгим, как долга дорога из Гусихи в деревню Марьины Бани, если пешком идти, а не трястись на попутной телеге или случайном грузовике.

А кукушка все молчала.

Тогда баба Клава спустила ноги с кровати и вдруг почувствовала, как по полу гуляет свежий ветерок. Гуляет ветерок и холодит босые пятки. И кошку вдруг увидела. Полосатую Мурку, которую неделю назад возле магазина выбросила. Мурка перетаскала всю воблу, которая вялилась на ветерке за сетчатой дверцей старой голубятни.

Так вот эта самая Мурка сидела теперь возле кровати, и в полумраке мерцали ее желтые глазищи. Как попала кошка в запертый дом? Прямо нехорошо стало бабе Клаве.

— Брысь, блудня! — неуверенно сказала она и замахнулась тапком на кошку.

Кошка, задрав хвост, направилась в горницу, оставляя на полу цепочку следов, похожих на белые цветочки. Баба Клава пошла за ней, но Мурка спряталась под буфетом.

Баба Клава почуяла неладное и двинулась по избе, привычно сдвигая ногой половики. Она заметила, что в щели ставен пробивается солнце. И поняла, почему ветер холодил босые пятки. Дверь-то в сени отворена. А сенной двери и вовсе нет! Будто никогда и не было. Будто построили сени без дверей.

— Матушки мои! — заголосила Клава Желтоножкина. — Наказание какое!

Дед Ваня на полатях заворочался, лохматую голову свесил и сонным голосом сказал:

— С днем ангела тебя, Клавдя!

— Нету ее, слышь?!

— Поди обсчиталась ты… — ничего не понял дед. — В гнезде погляди. Может, сидит несется…

Спросонья он подумал, что старуха курицы не досчиталась.

— В каком гнезде?! — распалялась баба Клава. — Слазь с печки! Дверь пропала…

— Че-во?

— Чево-чево! Дверь в сенях пропала! Небось отдал кому, простодыра!

— На что она кому, дверь-то?.. — Дед Ваня с печи слез, в сени вышел, глаза протер, и увидел, что двери и правда нет.

— На что-на что… — передразнила баба Клава. — Людям все надо. Мясорубку соседям давал? Давал! Рубанок давал? Давал! Ты и дверь чужим людям отдал!

Баба Клава не шутила. Она всерьез подозревала старика.

А он, не зная, как оправдаться, сказал:

— Право слово, никому не давал… Надо у Митьки спросить. Может, он со своими пионерами в утиль сдал… Они все чего-то собирают — то железо, то бумагу… Может, и до дверей дело дошло?

Баба Клава сдернула с внука одеяло.