— И откуда все это взялось? — вздохнула Ика.
— В шесть еще было солнце, — отозвался Брошек.
— Ну что, будем теперь причитать по этому поводу? — попытался высокомерно съязвить Влодек, но — увы! — недавно прорезавшийся бас подвел его, и конец фразы прозвучал на высокой петушиной ноте, отчего Влодек покраснел, закашлялся и ретировался с веранды в тихую гавань дома.
— Чего вы смеетесь? — возмутилась Катажина, чаще именуемая Альбертом. — Мутация есть мутация. Каждый мужчина должен через это пройти.
— Я уже прошел, — загремел бас в глубине дома. — Давным-давно! Похоже, у меня начинается бронхит.
Потом громко хлопнула дверь.
— Опять он на меня обиделся, — прошептала Катажина по прозвищу Альберт.
— Так тебе и надо, — безжалостно заявила Ика. — Мужчины не терпят адвокатов. Тем более женского пола. А особенно когда хотят казаться мужчинами, хотя им до этого еще далеко.
— Простите, — возразил Брошек, которому, как и Влодеку, уже исполнилось четырнадцать. — Четырнадцать лет — это четырнадцать лет.
— Это еще надо хорошенько обдумать, — ехидно усмехнулась Ика. — Вопрос-то совсем не простой. Четырнадцать лет — это четырнадцать. Летающая рыба — не птица, а мул — не осел. Мутация есть мутация, и каждый мужчина должен через это пройти. Главное, чтобы в правильном направлении.
— Хи-хи, — высказал свое мнение Янек по прозвищу Пацулка.
— Кончайте ругаться, — сказала Катажина. — Мало вам, что идет дождь?
— Потому мы и ругаемся, — объяснил Брошек. — Изменения в атмосфере пагубно влияют на нервную систему. Особенно на детскую.
— О каких детях ты говоришь? — с не сулящей ничего доброго улыбкой спросила Ика.
— Я говорю о себе, — ответил Брошек, и на деревянной веранде воцарилось молчание.
А на дворе действительно шел дождь. С крыши, журча, стекали мутные потоки, водосточная труба гудела, трава на лугу перед домом шелестела, и — что было хуже всего — монотонный ритм этой музыки означал, что после первой яростной атаки дождь надолго расположился в живописной лесистой долине на берегу реки, хотя в шесть часов утра над ней еще светило солнце.
— Ну в самом деле: откуда что берется? — первым нарушил молчание Влодек, вновь появившийся на веранде.
Янек по прозвищу Пацулка вздохнул, отложил деревянный чурбачок и нож, с помощью которого деревяшка начала приобретать черты старого пеликана, и неторопливо покинул веранду. Через минуту он вернулся с газетой и бросил ее на стол.
— О! — сказал Пацулка.
Брошек взял газету и покачал головой.
— Понятно, — буркнул он и прочитал вслух: — «На южную Польшу с юго-запада надвигается циклон, несущий большие массы влажного воздуха, который…»
— Дня на три? — осторожным басом спросил Влодек.
Был понедельник, первый свободный от занятий июльский понедельник, девять часов двенадцать минут утра и — согласно вычислениям именуемой Альбертом Катажины — ровно девяносто седьмая минута дождя.
«Дождь пока еще так молод, — подумал Пацулка, — что его возраст исчисляется минутами. Потом он постареет, и счет пойдет на часы, дни, а то и на сутки. Одно, по крайней мере, хорошо, — продолжал он размышлять, округляя пеликаний глаз, — на прогулки таскать не будут».
Эта приятная мысль неожиданно пробудила в Пацулке несвойственный ему дар красноречия.
— И лился на землю дождь сорок дней и сорок ночей, — весело сказал он.
Впечатление это произвело ошеломляющее: Пацулка произнес подряд целых девять слов! Катажина судорожно сглотнула, Влодек попятился. Одна Ика не растерялась.
— Чего это ты цитируешь Библию? Проповедником заделался? — ехидно спросила она.
— Гм, — так же весело ответил Пацулка и пошел в кладовку — проверить, не осталось ли от завтрака немного меду.
Забытая на столе пеликанья голова таращила единственный глаз на унылые фигуры ребят, на горы, долину, лес, поля и реку.
И, конечно, на дождь.
В течение ближайшего часа надлежало решить, что делать дальше. Как бороться с дождем, а вернее, как вылезти из лужи, куда в прямом и переносном смысле попали пятеро школьников в первый день каникул.
Еще вчера все было о’кей — по выражению Влодека. Солнечный день, серпантин горных дорог, автомобиль с откинутым верхом…
Переезжали в два приема. Сначала Икин отец привез жену, дочку, Брошека и Пацулку. Потом Икина мать вернулась за Влодеком, Катажиной и остатками багажа, поскольку отец Ики сразу же по приезде заявил, что с этой минуты он для них и они для него существовать перестают, ибо он не прохлаждаться приехал, а завершать свою диссертацию, и единственное, на что, возможно, будет способен, — это за обедом (но не за завтраком и не за ужином) рассказывать по одному анекдоту. На остальное время объявляется мораторий на пение и радиопередачи — по крайней мере, в течение первых нескольких дней.
Ультиматум был принят без возражения — исключительно потому, что воскресный вечер был прозрачен, как лесной родник, и следующий день, судя по всему, обещал быть столь же clear and wonderful[1], как выразился Влодек.
Между тем, как нам уже известно, на следующий день, в понедельник, в девять часов двенадцать минут утра дождь шел уже девяносто седьмую минуту, водосточная труба гудела, трава на лугу шелестела, и вдобавок Икина мать созвала всех в столовую на короткое совещание, начав его с просьбы к собравшимся занять места.
Места были заняты в следующем порядке, если считать слева направо:
1. Катажина по прозвищу Альберт, дочка закадычной приятельницы Икиной матери и с трехлетнего возраста подруга самой Ики (возраст — 12 лет, рост — 152 см, волосы очень светлые, глаза очень голубые, особые приметы: удивительная способность влюбляться в высоких шатенов, а также глубокие знания в области физики, химии, электротехники и пр., откуда, собственно, и взялось прозвище Альберт, происходящее по прямой линии от имени самого великого Эйнштейна).
2. Влодек, двоюродный брат и ровесник Брошека (возраст — 14 лет, рост — 174 см, волосы темные, глаза карие, особые приметы: кроме потрясающей внешности, обаяния и образованности — ломающийся голос, пристрастие к употреблению английских слов, а также сознание своего превосходства над окружающими и некоторая склонность к дурацкому снобизму).
3. Ика (возраст — 12 лет, рост — 151 см, волосы русые, глаза зеленые, особые приметы: разные, в том числе очень длинная коса и еще более длинный язык).
4. Брошек, сын друзей дома и давний приятель Ики (возраст — 14 лет, рост — 163 см, волосы темные, глаза голубые, особые приметы: склонность к глубокомысленному обдумыванию разных вещей, а также тщетное стремление побороть некое, еще не до конца обдуманное чувство).
И, наконец:
5. Янек, он же Ясик, он же Ясь, неизвестно почему прозванный Пацулкой, двоюродный брат Брошека и самый младший в компании (возраст — 9 лет, рост — 128 см, волосы почти белые, глаза почти черные, особые приметы: тысяча с лишним веснушек, полнейшее нежелание разговаривать, а также талант скульптора, сочетающийся с безудержным пристрастием к сладкому, отчего Пацулка — никогда, впрочем, не портя себе желудка, — рос быстрее в ширину, чем в высоту).
Итак, все уселись вокруг стола, и Икина мать, внимательно оглядев пять обращенных к ней физиономий, сказала:
— Граждане и гражданки! На дворе дождь, но каникулы начались, причем, напоминаю, у всех, в том числе и у меня. В связи с этим, — продолжала она тоном, не терпящим возражений, — убедительно прошу всех считаться с раз и навсегда установленными порядками. Распределение обязанностей, как то: готовка, стирка, глажка и так далее, — вывешено в кухне. Будучи сторонницей равноправия молодежи и взрослых, я не собираюсь помогать мальчикам готовить обед, а девочкам — колоть дрова. С точки зрения закона вы еще несовершеннолетние, поэтому, в связи с фактическим отсутствием моего мужа, я беру на себя юридическую ответственность за всех пятерых. Однако, поскольку я считаю вас особами более или менее разумными, всю остальную ответственность возлагаю на ваши юные плечи. Я не буду: мирить поссорившихся, утешать несчастных, развлекать скучающих и так далее и тому подобное. Повторяю: ваши каникулы — и мои каникулы тоже, поэтому убедительно прошу относиться с уважением не только к собственной молодости, но и к моей старости.
Так закончила свою речь Икина мать, особа молодая, стройная и, по мнению Влодека, very charming[2], и ослепительно улыбнулась.
— Кто против? Не вижу ни одной руки, — быстро добавила она. — Считаю, что мои предложения приняты единогласно. Благодарю за внимание.
И ушла.
— Ну и как это называется? — спросила Ика.
— Это называется тоталитарная демократия, — объяснил Брошек.
