Роберт Стайн - Нашествие тыквоголовых

— Ты куда собралась, Эльф? — крикнул папа из гостиной.

— Не зови меня Эльфом! — рявкнула я. — Мое имя — Дрю.

Папа думает, что это очень мило — называть меня Эльфом, а меня это бесит. Он зовет меня Эльфом потому, что я миниатюрная для своих двенадцати лет. А еще у меня короткие прямые черные волосы, острый подбородок и острый маленький носик.

Если уж вы похожи на эльфа, хотелось бы вам, чтобы вас и называли эльфом?

Разумеется — нет.

Однажды мой лучший друг, Уолкер Паркс, услышал, как папа зовет меня Эльфом. Ну и решил сам попробовать. «Как дела, Эльф?» — спросил Уолкер.

Я изо всех сил наступила Уолкеру на ногу, и больше он меня так не называет.

— Ты куда собралась, Дрю? — крикнул папа из гостиной.

— Отсюда! — ответила я и ушла, хлопнув дверью. Люблю держать родителей в неведении. Стараюсь никогда не давать прямого ответа.

Вы могли бы сказать, что я и лукава, как эльф. Но если бы сказали — я б и вам отдавила ногу!

Я сурова. Хоть кого спросите. Вам ответят, что Дрю Брокман — сурова. Если ты — самая низкорослая девочка в классе — поневоле будешь суровой.

По правде говоря, никуда я и не собиралась. Ко мне должны были придти друзья, и я решила подождать их на улице. Я спустилась вниз по улице и принялась их высматривать.

Я сделала глубокий вдох. Жители дома на углу разожгли камин. Белый дым плыл из трубы. Он благоухал сосновыми полешками.

Я люблю осень. Осень означает, что на носу Хэллоуин.

Хэллоуин — мой любимый праздник. Наверное, потому, что он позволяет мне стать кем-то еще. Или чем-то еще.

Это единственная ночь в году, когда я могу не походить на эльфа.

Но с Хэллоуином у меня связана одна проблема. И эта проблема — сладкая парочка из моего класса. Таббита Вейс и Ли Уинстон.

В последние два года Табби и Ли совершенно испоганили нам с Уолкером Хэллоуин.

Я была в бешенстве. Уолкер — тоже. Наш любимый праздник испортили двое дефективных, решивших, что им все дозволено.

Грррррррррррррррррррррррр!

От одной мысли об этом хочется кому-нибудь врезать!

Другие мои друзья, Шейн и Шейна Мартин, тоже переживают. Шейн и Шейна — мои ровесники, близняшки. Они живут в соседнем доме, и мы частенько тусуемся вместе.

Шейна и Шейну ни с кем не спутаешь. У обоих круглые физиономии и светлые кудряшки. У обоих румяные щечки и задорные улыбки, а еще они невысокие и коренастые.

Папа как-то назвал их «нуль-нуль». Папочка кому угодно подберет досадное прозвище!

Короче, близняшки злы на Табби и Ли не меньше нас с Уолкером. И в этот Хэллоуин мы собираемся что-нибудь им сделать.

Только не знаем, что именно.

Вот и решили собраться и обсудить этот вопрос.

Как начались наши проблемы с Тэбби и Ли? Ну-с, вернемся для начала года на два назад.

Как сейчас все помню.

Нам с Уолкером было по десять. Мы тусили перед моим домом. Уолкер положил свой велосипед на бок и возился со спицами на колесе.

Стоял чудесный осенний денек. В конце квартала кто-то жёг огромную кучу палой листвы. В Ривердэйле это, кстати, запрещено законом. Папа всегда грозится вызвать полицию, если кто-то будет жечь листья. Но я обожаю этот аромат.

Уолкер возился со своим великом, а я за ним наблюдала. Не вспомню, о чем мы тогда говорили. Я подняла глаза — передо мною стояли Табби и Ли.

Табби, как всегда, выглядела идеально. «Маленькая Мисс Совершенство» — так прозвал ее папа, и на сей раз я целиком с ним согласна.

Было ветрено. Но из ее длинных прямых блондинистых волос не выбилось ни прядки. Ее волосы никогда не становятся похожи на воронье гнездо — не то что мои.

У Табби идеальная кожа цвета сливок и идеальные же зеленые глаза, искрящиеся озорством. Словом, очень хорошенькая, и она это знает.

Иногда мне трудно удержаться, чтобы не запустить ей в волосы обе руки и растрепать хорошенько!

Ли — высокий красавчик с карими глазами и чудесной теплой улыбкой. Он афроамериканец, и нередко косит под крутых рэперов с МТV.

Девчонки в школе считают, что он потрясный. Но я никогда не могу разобрать, что он говорит. Это потому, что во рту он вечно перемалывает огромный ком яблочной жвачки.

— Ммммммммммб-мммммммммб. — Ли смотрел на велик Уолкера и что-то мычал.

— Эй, — сказала я. — Чего надо, ребята?

Табби скорчила брезгливую гримаску и ткнула в меня пальцем:

— Дрю, у тебя под носом чего-то висит…

— Ой! — Я вскинула руку и потерла под носом. Ничегошеньки не висело.

— Прости, — фыркнула Табби, — показалось!

Оба взорвались хохотом.

Табби постоянно выкидывает со мной такие штучки. Она знает, как я переживаю из-за своей внешности. Так что я всегда покупаюсь на ее тупые хохмочки.

— Знатный велик, — пробубнил Ли, обращаясь к Уолкеру. — Сколько скоростей?

— Двенадцать.

Ли осклабился.

— А в моем — сорок две.

— Чего? — Уолкер вскочил. — Сорока двух скоростей не бывает!

— А в моем бывает, — ответил Ли, продолжая ухмыляться. — По специальному заказу сделан.

Он выдул огромный пузырь зеленой жвачки. А это нелегко сделать, когда лыбишься во все тридцать два.

Я попыталась проткнуть пузырь, чтобы тот облепил его наглую, самодовольную рожу. Но Ли быстро отступил и с хлопком втянул пузырь обратно в рот.

— Неужто подстриглась? — спросила Табби, изучая мои встрепанные ветром волосы.

— Нет, — ответила я.

— То-то оно и видно, — сказала она. И пригладила одной рукой собственные идеальные волосы.

— Грррррррррр. — Я не могла сдержаться. Я стиснула руки в кулаки и испустила сердитый рык.

Я часто рычу. Иногда даже сама того не замечая.

— Мумумумб-ммуммуммумб, — сообщил что-то Ли. Яблочный сок из жвачки стекал у него с подбородка.

— Прошу прощения? — спросила я.

— У меня на Хэллоуин будет вечеринка, — повторил он.

Сердце мое заколотилось.

— Настоящая хэллоуинская вечеринка?! — воскликнула я. — И все в костюмах, и сидр горячий, и игры, и страшилки всякие?

Ли кивнул.

— Да. Настоящая хэллоуинская вечеринка. У меня дома в ночь Хэллоуина. Хотите пойти?

— Еще бы! — в один голос воскликнули мы с Уолкером.

Большая ошибка. ОЧЕНЬ большая.

Когда мы с Уолкером явились на вечеринку, там было полно ребят из нашей школы. Родители Ли развесили оранжевые и черные ленты серпантина по всей гостиной. Три здоровенных джека-фонаря ухмылялись нам с подоконника.

Разумеется, первой же встреченной мною персоной оказалась Табби. Даже в костюме ее было нетрудно узнать. Благо костюм был — принцессы.

Идеальный? Еще бы!

Розовое платье с оборочками, длинными пышными рукавами и высоким кружевным воротником. А на белокурых волосах красовалась высоченная тиара с блесками.

Она улыбнулась мне накрашенными губами.

— Это ты, Дрю? — спросила она, делая вид, что не узнает меня. — Кем это ты вырядилась? Мышкой?

— Нет! — возмутилась я. — Никакая я не мышка. Я Клингон. «Стар Трек» что ли не смотрела?

Табби прыснула.

— А ты уверена, что ты не мышка?

Она повернулась и отошла. На лице — блаженная улыбка. Ей одно удовольствие меня оскорблять.

Я тихо зарычала и отправилась на поиски компании. У камина обнаружились Шейн и Шейна. Их тоже было легко узнать. Оба нарядились большими толстыми снеговиками.

— Отличные костюмы! — сказала я.

Костюмы состояли из двух «снежных» шаров: большой — для тела, маленький — для головы.

На маленьких шарах имелись прорези для глаз. Но я не могла сказать, кто из них Шейн, а кто — Шейна.

— Из чего снег? — спросила я.

— Из пенопласта, — ответила Шейна. Голос у нее высокий и пронзительный. Так, теперь я знаю, кто есть кто. — Мы их вырезали из больших блоков.

— Круто, — сказала я.

— Мировецкая вечеринка, да? — вмешался Шейн. — Тут все наши одноклассники. Видали костюм Брины Морс? Вся обрызгалась серебряной краской! И лицо, и волосы!

— И кем она должна быть? — спросила я, выискивая ее взглядом в толпе. — Серебряным Сёрфером?[1]

— Нет. Подозреваю, что Статуей Свободы, — ответила Шейна. — Она и пластиковый факел держит.

В камине треснуло полено, заставив меня подскочить. Верхний свет был потушен, погружая комнату в полумрак и придавая ей хэллоуинскую атмосферу. Из-за огня в камине на полу плясали длинные тени.

Я повернулась и увидела, что сквозь толпу к нам проталкивается Уолкер. Все тело он обмотал бинтами. Мумия, дело ясное.

— У меня беда, — заявил он.

— В чем проблема? — спросил Шейн.

— Мама ужасно со мной замоталась… то есть, ужасно меня замотала, — пожаловался Уолкер. — Все у меня сползает. — Он подергал болтающиеся на шее бинты.