Иоанна Хмелевская
Сокровища
- Совсем рехнулся, — заявила Яночка брату после долгого молчания. — Как тебе вообще пришло в голову биться об заклад на такое?
Павлик только что вернулся из школы и поделился с сестрой своими горестями: сегодня он проиграл пари. Поспорил со всем классом и проиграл! И вот теперь мальчик без аппетита съел остывший обед и, тяжело вздыхая, без всякого удовольствия, вылизывал вазочку из-под киселя. В кухне брат с сестрой были одни, и Яночка без обиняков могла высказать Павлику все, что она о нем думает. Тот попытался оправдаться:
— Так ведь я был уверен, что он нормально выедет! У него еще оставалось минимум по полметра с каждой стороны. Ну, может, немного меньше, но все равно, свободно мог подать назад, потом чуточку вперед, помаленьку и выехал бы. За милую душу!
— Но ведь это была баба! — с нескрываемым презрением к умственным способностям брата воскликнула Яночка.
— Это я уже потом увидел, что баба, когда пари заключил! Разве бы я стал держать пари, если бы видел, что за рулем сидит баба? — возмутился Павлик.
Нет, по мнению сестры, это обстоятельство не оправдывало брата. Она резонно возразила:
— Пусть даже и не баба. Ты, что, не слышал, как Рафал рассказывал: из сотни получивших права лишь один умеет водить машину. Память у тебя отшибло? И что нам теперь делать?
Тяжело вздохнув, Павлик встал и сунул в мойку вылизанную вазочку.
— Ничего у меня не отшибло. Говорю же тебе — это был не какой-то завалящий «фиат», а настоящая машина. «Фольксваген-гольф». А Рафал, я хорошо помню, говорил, что самые никудышные водители — те, что в маленьких «фиатах» ездят, «малюхах». Вот я и подумал: раз машина стоящая, значит, и водитель должен быть опытным. Разве не так? Я бы дал себе руку отрубить — обязательно выедет!
Очень сердитая на брата, Яночка холодно распорядилась:
— Открути кран, пусть вода течет на грязную посуду, наверняка нас заставят мыть. А Рафал говорил — владельцы хороших машин тоже, как правило, водители никудышные.
Рафал, двоюродный брат Яночки и Павлика, был значительно старше их, почти взрослый — семнадцать лет! Вскоре он собирался стать счастливым обладателем машины, правда, «малюха», получил права и был для детей непререкаемым авторитетом во всем, что касалось автомобилей. Заядлый автолюбитель, он делился своими знаниями и соображениями в этом деле со всеми, кто желал его слушать, а Яночка с Павликом были слушателями внимательными и благодарными. Благодаря старшему брату они заочно прошли курс вождения автомашины и неплохо разбирались в психологии человека за рулем.
Павлик опять душераздирающе вздохнул и открутил кран.
— Ну что ты на меня накинулась! — упрекнул он сестру.Скажи спасибо, что я не побился об заклад на что-нибудь другое. Мог бы прозакладывать свою голову — дескать, готов ее под колеса трамвая подложить, так был уверен, что выиграю!
— Я еще спасибо должна говорить?! — возмутилась сестра.
До сих пор она сидела на своей табуретке, облокотившись локтями об обеденный стол и положив подбородок, по своему обыкновению, на скрещенные кисти рук. Теперь же от возмущения вскочила с места.
— Спасибо, говоришь? А триста килограммов макулатуры — это тебе пустяки? Кто за тебя будет расхлебывать твои дурацкие пари?
Брат молчал, угрюмо опустив голову. Свою вину он полностью признавал, сестра права, отчитывая его. Глупость сморозил, ну да что теперь возмущаться? Сделанного не воротишь. Яночка права, надо быть последним идиотом, чтобы побиться об заклад со всем классом на триста килограммов макулатуры за то, что вот тот «фольксваген» сумеет выехать со стоянки, не задев тесно стоящих с боков других машин. Эх, не разглядел он бабы за рулем и легкомысленно обязался, в случае проигрыша, один собрать триста килограммов макулатуры, тяжкое бремя которой дамокловым мечом уже месяц нависало над их классом. И проиграл! А теперь честь обязывает его добыть откуда-то эти проклятые триста килограммов.
— Ты мне поможешь? — с робкой надеждой обратился Павлик к сестре.
— А что мне остается делать? — недовольно отозвалась сестра.И давай уже теперь думать над тем, откуда раздобудем эту макулатуру. На наши газеты рассчитывать нечего, двух килограммов не наберется.
Оба принялись ломать головы. Павлик выдвинул предложение пошарить в каких-нибудь конторах и учреждениях, логично полагая, что все поступающие туда бумаги немедленно выбрасываются за ненадобностью. Яночка рассматривала возможность привлечь к делу дедушку, у которого по филателистической линии было множество знакомых в тех учреждениях, куда приходит множество писем.
— Дедушка заинтересован в марках, — рассуждала внучка. — Тем лучше, марки можно для него вырезать, а все остальное ему не нужно. Из писем получится неплохая макулатура. Когда у вас срок сдачи?
Павлик запинаясь ответил:
— Ну, в общем... того... К концу месяца надо сдать все триста!
С отвращением глянув на брата, Яночка перевела взгляд на окно и пожаловалась деревьям в саду, уже почти целиком пожелтевшим:
— Мой братец спятил. Конец месяца — через десять дней. И получается, что мы должны приносить в школу по тридцать килограммов макулатуры каждый день, включая субботы и воскресенья. Езус-Мария! Легко ли?
— Я и не говорил, что легко! — возразил Павлик.А если тридцать килограммов в день, но на одного приходится всего пятнадцать. И зачем такой крик поднимать?
— И как ты думаешь носить эти пятнадцать килограммов? На голове или в зубах?
— Тоже мне придумала — в зубах! На спине, в руках... И кто-нибудь может нам даже на машине подвезти. Дядя Анджей или Рафал на своем «малюхе». Или папа. Правда, у Рафала пока машины нет, но будет.
Яночка ощутила прилив вдохновения и решила перестать издеваться над братом. Уселась поудобней на табуретку, опять уткнулась подбородком в скрещенные кисти рук — так лучше думалось, и высказала творческое предложение:
— Можно привлечь и того самого кореша Рафала, которому Рафал помогал привести в божеский вид его драндулет. Ну того самого Януша, помнишь? Он еще обещал Рафалу за помощь дать поездить на своей развалюхе.
— Точно! — обрадовался Павлик. — Уже третья машина. Каждая перевезет понемногу, никто не догадается, что у нас такая прорва макулатуры.
— Смотри, не проговорись ни одной живой душе, что проиграл пари! Самому же стыдно будет, в таком кретинизме признаться...
— За кого ты меня принимаешь! — возмутился Павлик. — Конечно, никому из наших не признаюсь, придется что-то придумать. Ага, скажу, что это для всего класса... И правду скажу! Они все равно не поверят, что мне одному понадобилось триста килограммов макулатуры. А у нас собираем потому, что позволяют жилищные условия, у всех остальных маленькие квартиры, у одних нас целый дом. Здорово я придумал?
— Здорово. Сегодня же начнем! Десять дней, времени в обрез...
Приемный пункт макулатуры на Бульваре Неподлеглости временно закрыли по случаю приемки товара. Или, наоборот, отправки? Во всяком случае на стоящий у двери пункта грузовик выносили и складывали огромные кипы старой бумаги, и конца этому не было. Кузов грузовика уже был битком набит макулатурой, она громоздилась высокой пирамидой, а рабочие все подтаскивали новые порции.
Стоя в сторонке, брат с сестрой угрюмо наблюдали за погрузкой. Прошло четыре дня с начала операции «макулатура», а вместо запланированных ста двадцати килограммов у них с трудом набралось двадцать пять, да и то благодаря тому, что отец сжалился и привез детям из своей архитектурной мастерской эти двадцать пять килограммов в виде вторых экземпляров ежеквартальных отчетов. А больше никто из родных и килограмма не принес! Ни мама, ни тетя Моника, ни ее муж дядя Анджей, ни дедушка, ни бабушка. И все оправдывались тем, что учреждения, к которым они имели доступ, сами собирали макулатуру с целью обмена ее впоследствии на дефицитную туалетную бумагу, предоставляемую сдатчикам макулатуры на пунктах скупа. Вот и получалось, что сама макулатура стала дефицитом, все за ней охотились. Запланированные триста килограммов уплывали в синюю даль...
Поскольку для Павлика было делом чести выполнить обещанное, он, подумав, предложил сестре попытаться раздобыть макулатуру там, куда ее сдают. Как раздобыть — не уточнил, и сестра поначалу поняла, что братец в отчаянии просто намерен выкрасть со скупки. Нельзя сказать, что сестру смущали соображения морального плана, ведь украденная макулатура совсем скоро была бы возвращена по месту кражи. Смущали соображения финансового порядка. Ведь за нее скупка уже заплатила поставщикам, а когда они с Павликом ее привезут — и им заплатит. Выходит, государству ущерб. Девочка не знала, на каких условиях сдавала макулатуру школа, и если получала за нее деньги, то кража переставала быть временным займом, а становилась самой обыкновенной кражей, настоящей кражей! Нехорошо... Павлик, спасая свою честь, был способен пойти на крайности, но ей, Яночке, следовало сохранять хладнокровие и удерживать брата от крайностей.
