Владимир Галкин - Чудные зерна: сибирские сказы

С тайги, почитай, полдеревни кормилось, да только не всякий достатком довольный — хапает, рвет, а все мало. И заслону хитнику не было. Одного и побаивались, что Еремей Седому Медведю пожалуется. Знавался, говорят, с ним старик. Увидит кого в неурочное время, крикнет:

— Почто на охоту тащишься — птица в гнездо села?! Вот Седой-то медведь узнает, будет тебе на орехи!

Мужичонка глаза вытаращит и бежит на свой двор, потому как, бывали случаи — узнает про такого медведь, в тайгу боле не пустит. Ночью в деревню войдет и у избы-то его зарычит по-страшному. Собаки лай поднимут, мужики с ружьями прибегут… а уж нет никого» только на воротах следы от когтей — знак: «Не ходи в тайгу!» А кто пойдет, случалось, и не ворачивался…

Про Седого медведя ребятишки у Еремея спрашивали, да он отговаривался:

— В тайгу ходить заробеете.

А вот Феде Сентябову да Клюкину Егорке про медведя поведал…

Как-то, по весне, пошли ребята тетеревов бить, да заплутали. Слышат, недалече топором кто-то тюкает. Побрели на стук, вскоре на вырубку вышли, глядят, Еремей у поваленной сосны сучья обрубает, запарился. Ребята помочь вызвались, мигом стволину очистили, костер развели, трофеями хвастают, но старик глянув да заворчал:

— Зачем много-то настреляли? Тетерку вон погубили!

Федя давай оправдываться:

— Нечаянно подстрелили, с лесу не убудет, поди?

— Знамо не убудет! — поддакнул Егорка.

Еремей разошелся, ругается:

— Как это не убудет?! Она бы яичушков нанесла, птенчиков вывела.

Потом помолчал, да сказал вдруг:

— Доберется вот до вас Седой медведь! Ребята и уставились на старика:

— Хто?!

— Хто… Хозяин тайги, говорю — Седой медведь!

Ребята притихли сразу, к костру пододвинулись. Еремей же за хворостом отошел — ночь-то уж над тайгой сгустилась, а как вернулся, котелок с похлебкой над костром повесил. Федя спросил:

— А почему он в тайге-то хозяин?

Старик подбросил в костер сухих веток и рассудил:

— Кому ж быть, как не медведю? Везде свой хозяин имеется: в небе — орел, в озере — щука, в тайге — медведь. Он, батюшка, всему лесу хозяин.

Федя с Егоркой в темноту настороженно поглядели, да опять спрашивают:

— Правду говоришь, а почему Седым медведя-то кличут?

Старик ухмыльнулся и уж по-доброму протянул:

— 0-о-о… Непростая это история, рассказывать если, часу не хватит.

Ребята и прилипли: расскажи да расскажи про медведя!

Долго Еремей молчал, потом помешал в котелке варево:

— Ну, слушайте,..

Много лет, назад в нашем селе жила старуха со внучонком. Никиткой его кликали. Годами вроде вас был — такой же пострел. Не знал ни отца, ни матери. Подобрали мужики на дороге. В корзине лежал, верещал по-заячьи.

Как с нам быть? Призадумаешься, коли своих у каждого по десятку. Решили отдать бабке. Та не отказалась, взяла.

Парнишонку выходила, подрос он, поправился. Старуха травы целебные собирала, людей лечила — тем и жила. Но вот сама захворала. А время пришло травку целебную собирать, хворь свою ею снимать. Бабка и решила Никитку послать — ему не впервой по тайге шастать. Собрался скоренько: лапотки обул, пирожка кусочек в тряпочку завернул и убег.

Идет по тайге Никита, травку выискивает, а она никак на глаза не попадется. Бродил, бродил, вдруг меж деревьями полянку увидал. Посредине ель стоит высокая, а под ней медведица с медвежонком играют. Медвежонок мать за ухо, за бок цапает, та урчит ласково, детеныша облизывает. Никитка и залюбовался. Медведица, видно, мальчонку не учуяла, вскорости по своим делам ушла в тайгу, малыша одного оставили.

Никитке любопытно, вышел на поляну смело. А медвежонок к нему закосолапил. Подошел, мордой тычется. Вынул Никитка пирожка кусочек, отломил половину. Медвежонок съел и еще просит. Отдал он и другую. Наелся медвежонок, встал на задние лапы: поиграть ему захотелось. Тут Никитка почувствовал, будто сзади кто на него смотрит. Оглянулся и обмер со страху: на кромке поляны медведица стоит. Хотел бежать, да ноги словно ватные, хотел закричать, да голоса нет. А медведица подошла, обнюхала, заурчала ласково и лизнула в щеку.

Никитка видит, что обошлась она с ним добро, осмелел, ручонкой ее погладил и с медвежонком играть принялся. Да не заметил, как день пролетел. Лишь когда стемнело, опомнился. Но поздно. До села далеко, а на небе уж звезды повысыпали. И растерялся Никитка, не знает, как ему быть. Тут подошла к нему медведица, села рядышком. Ткнулся Никитка ей в грудь и заплакал. Вдруг сказала она голосом человеческим:

— Погодь, Никитушка, оставь слезы.

Сама пошла с медвежонком вокруг ели. Раз прошлась, второй, а на третий появилась из-за ели женщина: молодая, в сарафане белом шелковом, а с ней мальчонка, совсем махонький.

Поглядела на Никитку ласково, взяла за руку, повела. Никитка глядят и глазам своим не верит: на поляне стоит терем с резными балконами, а мальчонка смеется, за руку Никитку в терем тянет.

Вошли. Женщина Никитку за стол посадила, каши меду поставила. Накормила, напоила, о житье-бытье разговор завела. Ну и рассказал Никита все без утайки, что не знает ни отца, ни матери, что его мужики нашли. А бабка по доброте душевной взяла, выходила, да сейчас сама захворала — за травкой целебной послала. Только не может он её найти.

Выслушала женщина Никитку и сказала:

— Твоя беда — не беда. Будет тебе травка. А сейчас ночь, ложись, спи спокойно.

…Проснулся когда Никитка, глядит — нет никого: ни женщины, ни мальчонки, ни медвежонка, ни медведицы. А у ели нужная ему травка растет; набрал полное лукошко и припустил в село. Наварил зелья целебного, дал бабке попить — вроде полегчало, но вскорости опять худо сделалось, И подумала тогда бабка:

«Видно, хворь моя — старость, её не излечишь. Дело сделано, жизнь прожита. Смертоньку никто еще миновать не смог». А чтоб Никитка не видел, как помирать она станет, услала его опять в тайгу, дескать, еще травки собрать надобно.

Ушёл Никитка, да только не нашёл он ни ели, ни той полянки. Пришлось с пустыми руками в село вернуться. Увидели его ребятишки соседские, закричали:

— Зря, Никитка, ходил в тайгу. Бабка твоя преставилась…

Погоревал он, но делать нечего — стал один в избушке жить. А чтобы кормиться чем было, занялся бабкиным промыслом — она его многому научила.

Вот идёт однажды по тайге, травку собирает. Вдруг лай собачий совсем близко услыхал, побежал в ту сторону, откуда лай доносился, и… выскочил на знакомую поляну. Глядит — два огромных пса у ели прыгают, а на ней медвежонок сидит, махонький. Уцепился за ветки, ревёт жалобно — вот-вот сорвётся.

Схватил Никитка палку, стал собак отгонять. Да где малышу с двумя большущими псами сладить. Плохо бы ему пришлось, но тут медведица из-за кустов выскочила, зарычала по-страшному. Псы поджали хвосты, понеслись прочь, Никитка взял на руки медвежонка, на землю поставил. Медведица сказала голосом человеческим:

— Спасибо тебе, Никитушка, что сына из беды вызволил.

Сама взяла медвежонка и пошла вокруг ели. Раз прошла, второй, а на третий вышла из-за ели женщина: молодая, в сарафане белом шёлковом, а с ней мальчонка махонький.

Женщина улыбнулась, взяла Никитку за руку, повела вокруг ели. И видит Никитка: стоит на поляне терем, перед ним стол накрыт, а на столе кушанья разные.

Посадила женщина Никитку за стол, накормила, напоила, поглядела ласково и сказала:

— Знаю я, Никитушка, осиротел ты. Бабка, что тебя выходила, померла, добрая была старушка. Лес берегла и тебя нашим заступником вырастила. Хочешь, буду тебе вместо матери, а сын мой братцем твоим станет. Будешь с нами жить — про печаль и горе забудешь.

Подумал Никитка и ответил:

— Не могу я, матушка-медведица, дело своё бросить, я людей лечу, от злой хвори спасаю.

Женщина погладила Никитку по голове и сказала:

— Молодец, Никитушка, что не о своём только счастье печешься. Доброе это дело — хворых лечить, слабым помогать. Ну, а в тайге теперь ты желанный гость. Как захочешь нас повидать, приходи на эту полянку.. Обойдёшь ель три раза — нас увидишь. А коли домой вернуться пожелаешь, иди в обратную сторону. Да помни, кто четвёртый раз ель обойдёт-медведем обернётся и не сможет среди людей жить.

Поблагодарил Никитка женщину и пошёл вокруг ели в обратную сторону. Только обошёл три раза, глядь — ни терема, ни женщины с мальчонкой. Поклонился в пояс ели и пошел в село.

Так и жил Никитка: по тайге бродил, травы собирал, людей лечил. И медведицу с медвежонком часто проведывал. Вскорости в доброго парня вытянулся: в глазах синь небесная, темные волосы кольцами вьются. Засматривались девчата на парня. Да только он к ним — не очень. Все в лес душой тянется. Смеялись над ним мужики: пора, мол, парня к охотницкому делу приставить, а он всё травку собирает. Богатые вовсе за блажного считали, не раз поучали: