Ознакомительная версия.
Это был удар ниже пояса. Если пресса разнюхает, что восходящая поп-звезда переехала в пятиэтажку, я здорово упаду в глазах поклонников и, главное, продюсера. Так здорово, что первый клип может оказаться и последним... А что делать?
– А подождать они не могут? – спросила я. – Сделать исключение для звезды и все такое?
Папа так посмотрел на меня, что стало ясно – не могут.
* * *
Я выключила молоко и оставила на плите остывать. Их Величество сполз с дивана, подошел к плите и нетерпеливо поскреб ее лапкой. Я сказала:
– Подожди, пока остынет.
Но король ждать не хотел. Он скреб плиту, оставляя на металле ровные царапины. Папа подошел к нему:
– Выручай, Величество, – он хотел присесть на корточки, но неловко двинул локтем и опрокинул ковшик с горячим молоком. Прямо на короля. Их Величество взвизгнул и убежал под диван.
– Ну вот, – расстроился папа, – я не хотел, извини.
Я полезла доставать короля и обрабатывать ожог. Обрабатывать, собственно, было нечего – короля спасла густая шерсть, я нашла только несколько красных пятен на коже. На всякий случай помазала ожоги мазью, подула, почесала королю животики, и он успокоился.
Папа, чувствуя свою вину, больше не подкатывал к королю с просьбами. Сказал:
– Съезжу к маме в больницу, – и уехал.
В больницу. В травматологию, следом за мамой. За ним захлопнулась дверь, а через две минуты под окном уже выла «Скорая».
Папа попал под автобус и сломал бедро, – это все, что мне удалось вытрясти из суетящихся санитаров. Папины же слова все сводились приблизительно к: «Ни фига себе, съездил в больницу!», – но очень приблизительно.
Я осталась одна в чужом особняке с не заправленным «Линкольном», пустым кошельком и погребом, полным наполовину стухших продуктов. И все так неожиданно...
Я повернулась к королю:
– Что ж ты, Величество, мышей не ловишь?
Король презрительно пукнул.
* * *
Что вдруг такое стряслось, что за череда неприятностей?! У нас же есть талисман – крысиный король, всемогущий, добрый... А родители в больнице. И дом хотят отобрать за налоги...
Их Величество лежал на диване со страдальческим выражением на мордочках. К простуде и поносу прибавился еще и ожог, пусть и не сильный, но все равно неприятно. Может, в нем все дело? А что? Логично! Если талисман нездоров, то и нам не везет.
Я бросилась опять кипятить молоко. В голову лезли дурацкие мысли: где же взять денег, чтобы заплатить этот налог? Где вообще взять денег? Летом поедем «чесать» по курортным городам, продюсер обещал, что деньги будем складывать в чемоданы. Но для этого надо, чтобы меня знали. Все, что я зарабатываю на концертах, и еще куча денег продюсера уходит на то, чтобы наш с Их Величеством клип крутили по телеку. Мне дают по сто баксов на карманные расходы. Это много для восьмиклассницы, но катастрофически мало для звезды....
Наудачу я позвонила продюсеру – может, даст денег? В конце концов, проект «Светка» должен принести ему больше, чем мне.
Трубку взяла секретарша. Я слышала, как продюсер шепнул:
– Лебедева? Денег будет просить. Скажи, что я уехал.
Что ж, ответ ясен: не больно-то нужен ему проект «Светка». У продюсера есть бренд: группа «Гимназия». Бренд – то, что все знают, то, что приносит деньги. Я солистка, но сама по себе не бренд. Светку легко заменить на Зойку или Зинку, уж я-то знаю. Сама две недели кривлялась за Тутси, и никто даже не заметил.
Стало еще паршивее.
Их Величество как ни в чем не бывало хлебал молочко из кружки, с ехидцей поглядывая на меня. Что делать? Что делать? Снимать штаны и бегать... Да, скоро будем бегать без штанов, и то не все. Папа с мамой бегать еще долго не смогут. Папа – точно. Сломанное бедро долго срастается.
– Подлый ты, Ваше Величество, – неожиданно для самой себя ляпнула я. Крыса-то при чем? Может, я сама бездарность, потому продюсер и не хочет со мной разговаривать... А может, и не сама?..
Глава XIX
Как Липатов сказал то, о чем я боялась подумать
Я оделась и вышла в парк. Было жутко оставаться одной с королем в огромном опустевшем доме.
Ветер со снегом больно бил в лицо, лед норовил уйти из-под ног. Я шла к Липатову, потому что больше было не к кому. Родители в больнице. Подруги лелеют свои обиды: с одной я не стала говорить по телефону (принимала журналистов), другой осталось неудобное место на концерт (какие билеты мне оставили, такие и раздарила), мимо третьей посмела проехать вместо того, чтобы остановить лимузин и броситься ей на шею (бред собачий, даже комментировать не хочу). Поклонники? Выслушают с восторгом и разболтают мои тайны просто для того, чтобы доказать другим, что сама Светка им доверилась. Продюсер? Это в кино требовательный, но добрый в душе дядя вытирает слезы юной певице и говорит: «Держись! Крепись!». А в жизни-то я помнила, как Тутси выла с расческой в глазу, а он уже все просчитал и запер меня в гримерке. Нашел замену... Нет, один Липатов у меня и остался.
Липатов жил с бабушкой. Она открыла мне, прошамкала «Здравствуйте... Саша, к тебе» и скрылась в своей комнате. Липатов выскочил в коридор.
– Ты? – удивился он.
– Надо поговорить, – ответила я на незаданный вопрос: «Чего приперлась?». Он кивнул:
– Проходи.
Вся комната от пола до потолка была забита крысиными клетками. У окна ютились письменный стол и диванчик. Крысы пищали, шуршали, грызли... Но все были чистенькие, ухоженные, и королей вроде не наблюдалось. Я прошлась вдоль ряда клеток – нет, точно нет.
– Зачем тебе столько? – спросила я, когда обрела способность говорить. Липатов пожал плечами:
– Дык, бизнес.
– На «птичке», что ли, торгуешь?
– Угу. Бабка сперва визжала, потом я ей объяснил коммерческую выгоду – даже полюбила. Некоторых берет пожить к себе в комнату.
Я приземлилась на диванчик.
– Ты о чем поговорить-то хотела? – спросил он, плюхаясь рядом. И я рассказала. Все. Липатов слушал, с каждой минутой все шире разевая рот. Кажется, он хотел сказать: «Врешь», – но почему-то не сказал. Когда я закончила, он почесал затылок и выдал:
– Это все Он!
Я сама об этом... не догадывалась, а, скажем так, боялась догадаться. Ходила вокруг да около и не смела даже про себя сказать то, что Липатов сказал вслух. А теперь все до меня дошло. Мама раньше целыми днями парилась на кухне, и полки на нее не падали. А как только убрала крысиные запасы, обидела Их Величество... А папа? Он опрокинул на короля горячее молоко. Случайно же, е-мое! И через пять минут!.. Я вспомнила еще старичка-ветеринара, который хотел разъединить хвосты, и как продюсер подавился сухарем, и как в ночь рожденья короля кого-то зарезали в ночном клубе... А история с академиком Александринским? Бодрый был человек, бегал по утрам, пока у Их Величества не заболело ушко. Ушко заболело – академик при смерти, на три улицы зона тишины. Академик уже умер, а тишину не снимали, ведь ушко не прошло...
Я сама с пальца выкормила этот кошмар. Я кипятила ему молочко... Как же теперь жить?!
– От него надо избавляться, – буднично сказал Липатов.
На секунду в комнате наступила тишина – крысы в клетках притихли. Потом вдруг хором запищали, затрясли лапками прутья клеток. От писка зазвенело в ушах. Липатов, тормоз, еще не понял, в чем дело. Он крикнул:
– Тихо, зубастики! – но сделал только хуже.
Потому что в ту же секунду крысы пооткрывали дверцы и набросились на Липатова!
Он стал похож на истеричную даму в шубе и шапке. На голове, на руках, на животе – везде были крысы. Облепили его толстым слоем, вцепились зубами и когтями. А Липатов визжал. Я бросилась его спасать. Хватала крыс за хвосты, пробовала отодрать, но они только сильнее вцеплялись зубами, и Липатов визжал громче. Глухая там его бабка, что ли?
Но бабка оказалась не глухая, а вполне себе слышащая, видящая, орущая и звонко хлопающая сложенным ремнем. Она возникла на пороге, как цирковой дрессировщик. Знаете такой номер: выходит тетька в шубе – ничего особенного. Вдруг: «Хлоп!» – щелкает шамберьер, и «шуба» разбегается, потому, что это была не шуба, а множество мелких зверьков, повисших на дрессировщице. Старый номер, я смотрела его в цирке, когда еще в школу не ходила. Но липатовская бабка его помнила, сто пудов! Она вошла, пощелкивая ремнем, видимо, собралась усмирять разоравшегося внука, но, увидев поединок с крысами, сориентировалась тут же! Как заправский укротитель, она щелкнула ремнем и рявкнула так, что стекла задрожали. Только рявкнула почему-то:
– Смирно!
С перепугу я и встала смирно, как на физ-ре. Липатов тоже вскочил, но смирно вставать не собирался: он виновато почесал царапину на коленке и буркнул:
– Ну, расшалились они, ба... Им скучно целый день в клетке, вот и решили побузить...
Я покосилась на клетки: крысы паиньками сидели каждая в своей, кажется, даже двери за собой позакрывали. Я вспомнила тетю Шуру, защищавшую котов, и подумала, что ей все равно далеко до липатовской бабки. А Сашку ремнем воспитывают!.. Не растрезвоню, конечно, ведь он мой друг.
Ознакомительная версия.
