Ознакомительная версия.
У входа, к которому то и дело подъезжали шикарные иномарки, посетителей приветствовали две экзотического вида личности в костюмах эпохи Возрождения. Один из этих двоих мужчин был облачен в белоснежный плоеный воротник, шелковые чулки и пышные короткие шаровары. На втором был костюм шута. Голову его увенчивал колпак с бубенчиками. Оба кланялись подъезжающим знаменитостям и услужливо распахивали перед ними дверь в театр.
Моя Длина, жадно разглядывая «бомонд», то и дело произносила, как заклинание, громкие имена с полос «светской хроники». А в промежутках обращалась к Олегу:
— Замогильно! Какая тусовка!
Андрей Станиславович и папа Олега, оставив Светлану Сергеевну приглядывать за ребятами, отправились в дирекцию получить контрамарки.
Темыч и Пашков тоже зря времени не теряли. Обежав вокруг шута и мужчины в плоеном воротнике, они восторженно сообщили классу:
— На спинах у обоих мужиков таблички. Один называется Шекспир, а другой — Меркуццио.
— Зашибись-умри! — осталась в полном восторге Моя Длина.
— Про Шекспира я знаю, — вмешался Марат Ахметов. — А Меркуццио, что это за парень такой?
— Это, знаешь ли, шут из «Ромео и Джульетты», — выразительно покосившись на Таню, объяснила Катя.
— А почему он тогда здесь, на улице? — не доходило до Ахметова.
— Раз стоит, значит, так надо, — убежденно произнесла Моя Длина.
Ей нравилось тут все больше и больше. Она обожала подобные мероприятия. Вскоре подбежали запыхавшиеся Борис Олегович и Андрей Станиславович.
— Пошли. Все в порядке.
Класс дружно устремился в узкий проход, увлекая за собой нескольких кино- и театральных знаменитостей, а также Шекспира и шута.
Послышались протестующие крики. Но десятый «Б» на них не отреагировал. Ребят влекло вперед большое искусство.
Глава IV
По мотивам Шекспира
Быстро раздевшись в гардеробе, ребята устремились в тесный зрительный зал. Оказалось, что в проходах сидеть не придется. Благородные Прошечкины отвели десятому «Б» целый ряд. Это обстоятельство повергло Мою Длину в новый приступ восторга.
— Такая крутая премьера, а нам — весь ряд! — воскликнула она.
Десятый «Б» шумно расселся по местам. Женька с Наташкой Турундаевской устроились вместе с ребятами.
— Я не заметил, — повернулся Женька к Олегу, — буфет тут есть?
— Начинается, — трагически закатила глаза Катя. — Ты, Женечка, интересно, хоть когда-нибудь о еде забываешь?
— Иногда забываю, — обезоруживающе улыбнулся тот. — Но в театре во время антракта сходить в буфет — это святое дело.
— Вот именно, — горячо поддержал Марат Ахметов. И, повернувшись к Олегу, добавил: — Так есть тут буфет?
— Буфет-то есть, — откликнулся мальчик в очках. — Только, — заглянул он в программку, которую успел приобрести по дороге в зал, — вынужден вас огорчить: антракта не будет.
— Как это не будет? — возмутился Марат Ахметов. — Спектакль без антракта? Что же, нам так и придется все время в зале торчать?
— Именно, — ухмыльнулся Олег.
— Безобразие! — возмутился друг Марата Ахметова и его соратник по секции бокса, Боря Савушкин.
— Во! — взвился на ноги Женька. — Если так, я пошел. А то через семь минут начнется, и тогда я не успею.
— Что начнется, куда ты не успеешь? — проворчал Темыч.
— В буфет! — проорал на весь зрительный зал долговязый мальчик. — Мне обязательно нужно пожрать.
И он, щедро отдавливая ноги одноклассникам, ринулся из середины ряда к проходу.
— Васильев, стой! Ты куда? — пытался остановить его Андрей Станиславович.
— В буфет, — бодро сообщил тот. — Вам и Светлане Сергеевне что-нибудь принести?
— Не надо, — отрезал классный руководитель. — Лучше вернись и сядь на место.
— Да я быстро, — откликнулся Женька и исчез в дверях.
— По-моему, Женечка на спектакль не успеет, — шепнула Катя на ухо Тане.
— Успеет, — возразила светловолосая девочка. — Тут же Наташка осталась.
С последним звонком в зал, сжимая в руке огромный пакет, влетел Женька. Еще раз пройдясь по ногам одноклассников, он с размаха плюхнулся на свое место.
— Отличный буфет! — воскликнул он. — А главное, я успел. Там были классные булочки. Я всем купил. И еще — много чипсов.
В это время погас свет. По темному залу поплыла приглушенная таинственная мелодия. Занавес начал медленно раздвигаться. Публика замерла в ожидании. Женьке тоже стало интересно. Он даже на время забыл о своих съестных припасах. Тоскливая мелодия звучала все отчетливее и громче. Занавес открылся, обнажив абсолютно голую сцену. Лишь в глубине ее виднелось нечто, смахивающее на шведскую стенку из физкультурного зала.
— Во, лопухи! — перекрыв мелодию, воскликнул Марат Ахметов. — Декорации забыли!
Зал отреагировал на эту реплику неоднозначно. Кто-то засмеялся, другие возмущенно зашикали, а Андрей Станиславович, поймав взгляд Марата, грозно потряс кулаком.
— Слушай ты, «новый русский»! — прошипела Моя Длина на ухо Ахметову. — Не показывай свою серость. Это не декорации забыли, а такой художественный замысел.
— Ну, извини, — не стал спорить Марат. — Могла и раньше предупредить.
— Ты хоть больше не выступай, — посоветовала Школьникова.
— Очень надо, — ответил Ахметов и начал следить за происходящим на сцене.
Музыка смолкла. На авансцене возник актер в костюме шута. Правда, это был другой шут. Не тот, что стоял у входа в театр.
— Нет повестей печальнее на свете! — торжественно провозгласил новый шут и с достоинством удалился.
Зал восторженно зааплодировал.
— Класс, — сказала Школьникова.
Катя и Таня дипломатично промолчали. Действие пока не особенно их захватило. Аплодисменты смолкли. Зал погрузился в гробовую тишину. Тут Женька решил угостить Наташку и других ребят булочками. Однако булочки лежали на дне пластикового пакета. Чтобы извлечь их на свет, нужно было вытащить пакеты с чипсами. По зрительному залу разнесся громкий шорох и хруст. Публика возмущенно зашикала.
— Я не виноват, что эти пакеты такие громкие, — начал оправдываться долговязый мальчик.
Тут он наконец справился с задачей и громко добавил:
— Налетай, Наташка! И остальные — тоже! Все налетели. Шиканье в зале усилилось. На сцену тем временем выпорхнуло эфирное создание в розовом платье и что-то запело тоненьким голосом. Слов никто из ребят разобрать не смог. А, может, их вовсе не было.
— Это что же, выходит, опера? — громко спросил Марат Ахметов.
Олег уткнулся в программку и весьма долго ее изучал. К эфирному созданию, которое, по всей видимости, олицетворяло Джульетту, вприпрыжку подбежал стройный юноша.
— Это что же, Ромео? — осведомилась Моя Длина у Тани и Кати.
— Больше, пожалуй, некому быть, — чуть подумав, ответила Катя.
Молодые люди какое-то время пели хором, затем закружились в вальсе.
— Насчет оперы тут ничего не сказано, — наконец поднял глаза от программки Олег.
— А насчет балета? — фыркнула Катя. — По-моему, это первый бал Наташи Ростовой.
— А, по-моему, это просто полная чушь, — пробрюзжал Темыч. — Только зря с людей деньги берут.
Ближайшие к ребятам соседи опять возмущенно зашикали.
— Спокойно, граждане, мы больше не будем, — заверил негодующую публику Пашков.
Марат, не отрываясь, глядел на сцену. Затем, перегнувшись через Женьку и Наташку, спросил у Олега:
— Слушай, взгляни в программке. Как эту, на сцене, зовут?
— Джульетта. Тебе ведь уже говорили, — откликнулся тот.
— Да не у Шекспира, а в жизни, — продолжал Марат. — Девчонка-то ничего.
— Валькирия Прошечкина, — удовлетворил его любопытство Олег.
— Травка зеленая, вот это имечко! — воскликнула Моя Длина.
— Тише! Тише! — послышалось со всех сторон.
— Поняли, — вновь выступил в роли миротворца Лешка Пашков.
— Имя как имя, — ничуть не удивился Ахметов. — Главное, девочка — класс.
— Маратик запал на Валькирию, — не замедлила с очередной колкостью Катя. — Кстати, она что, родственница режиссера?
— Родная дочь, — откликнулся Олег.
— Маратик, боюсь, тебе тут не светит, — обратилась к нему Катя.
— Это еще почему? — возмутился Ахметов.
— У тебя с духовной жизнью туго, — продолжала с издевкой Катя.
— Почему туго? — сильней прежнего возмутился Марат. — У моего предка денег полно. Он любую духовность купит. А вот у предков Валькирии, — указал он на аскетически оформленную сцену, — со спонсорами явная беда. Видишь? Ни на что, кроме костюмов, не хватило.
Катя и Таня резко опустили головы. Их разбирал смех. Ромео с Джульеттой наконец завершили танец. Теперь они одновременно читали свои монологи. Разобрать слова по-прежнему не представлялось возможным. Затем на сцене подули ветры. Ромео и Джульетта крайне изящно позволили увлечь себя со сцены потокам воздуха. После чего зал и сцена погрузились в кромешную тьму. На какое-то время воцарилась гробовая тишина. Потом раздался выразительный хруст. Это Женька наконец-то занялся чипсами.
Ознакомительная версия.
