В других газетах не было даже этого. Стало ясно, что ничего нового Блинков-младший с Иркой не узнают.
За окном смеркалось.
– Здесь есть ксерокс, – сказала Ирка.
Иногда Блинков-младший понимал больше, чем она говорила, и сейчас был именно такой случай. «Здесь есть ксерокс» означало: «Я знаю, что ты будешь продолжать расследование и тебе понадобятся эти газеты. Видишь, я готова помочь».
– Спасибо, – сказал он, – завтра приду. Я все деньги проел.
– У меня есть. Это ты свои заработанные потратил, а я еще ни доллара не тронула.
– Думаешь, здесь примут доллары?
– А что мы, не в России, что ли? – фыркнула Ирка. – Уговорю!
Доллары у нее приняли – страшно подумать, десять. Зато переплели все копии: наложили на стопку спереди и сзади прозрачный пластик, пробили по краю специальной машинкой и прошили пластмассовой пружиной. Получился целый журнал толщиной с палец.
Ирка довольно улыбалась, а когда Блинков-младший заикнулся, что понемногу отдаст ей деньги, опять сказала «дурак». За сегодняшний день это был уже третий «дурак». Не такой круглый, как первый, не такой нежный, как второй, а серединка наполовинку.
Из кухни пахло чем-то вкусненьким – похоже, домашним тортом. Имея таких занятых родителей, на тортах не растолстеешь. Их пекли-то раза три-четыре в год, по большим праздникам. Митек разделся и пошел на кухню. Он уже догадывался, по какому поводу веселье, но запретил себе об этом думать, чтобы в случае чего не разочаровываться.
На кухне торта не было. Родителей тоже. В воздухе еще стоял пахучий жар от духовки.
Он заглянул в комнату родителей – темно, пусто. Зашел к себе – темно и…
– Сюрприз! – в два голоса закричали папа с мамой, и вспыхнул свет.
Облитый глазурью шоколадный тортик стоял на его письменном столе. Посередине, как именинная свечка, торчал блестящий патрон.
– Торт от меня с папой, – объявила мама, – а патрон от Пал Петровича. Он потрясен твоими оперативными способностями.
– Ну уж! – польщенно сказал Блинков-младший и взял патрон с глянцевой корочки торта. К донышку гильзы прилипло немного глазури. Он облизал. Капсюль оказался пробитым. – Пустой…
– Конечно. Станешь настоящим сыскарем – получишь и патроны, и пистолет. Но другого такого у тебя никогда не будет.
– Почему? – Блинков-младший присмотрелся к патрону. Он был не такой, как в мамином пистолете Стечкина.
– Во-вторых, потому, что этот патрон – от «ТТ», а он давно снят с вооружения. А во-первых, Пал Петрович оставил на нем дарственную надпись.
– Где? – Блинков-младший вертел патрон в пальцах. По всей его длине от донышка гильзы до кончика пули шла широкая грубая царапина. И – больше ничего.
Папа с загадочным видом достал из-под стола десятикратную ботаническую лупу, больше похожую на микроскоп. Митек сунул под нее патрон и нагнулся к окулярам. Царапина распалась на крохотные буквы: «Гению сыска Дмитрию Блинкову от восторженного поклонника».
– Делать ему было нечего, – буркнул гений сыска. Грудь почему-то сама собой выпячивалась вперед.
– Пал Петрович очень переживает, – пояснила мама. – Ему приходилось работать с Иванченко по одному делу. Он же не всегда был экспертом. Когда-то в сыске блистал!
– А потом? – заинтересовался Блинков-младший.
– Сорвался с крыши. У него каждая косточка в ногах собрана из осколков.
Блинков-младший вспомнил странную походку эксперта. А он-то посмеивался про себя: из штанов выпрыгивает Пал Петрович…
– Мам, – спросил он, – а почему такое внимание к Иванченко? То есть я понимаю, его жалко. Но в милиционеров стреляют каждый день, и газеты не всегда про это пишут. А тут было в библиотеке пять газет, и во всех – про него.
Мама не отвечала. Блинков-младший никогда не видел, чтобы у нее было такое растерянное лицо. Ведь она контрразведчица. Она умеет показывать только то, что хочет. Веселье, например. Иногда строгость, а растерянность – никогда. А сейчас хладнокровная контрразведчица куда-то подевалась, и на него испуганно смотрела просто мама.
– Митек, завтра после уроков ты, нигде не задерживаясь, пойдешь домой и сразу же позвонишь мне на службу. А потом будешь звонить каждый час и докладывать, что ты дома. Если меня не будет на месте, я включу автоответчик.
– Домашний арест, – добавил папа, хотя и так все было ясно.
– Ну что ж, спасибо за тортик, – сказал Блинков-младший. – Могу я хотя бы знать, почему?
– Потому, что дело Иванченко не для тебя.
– Ага, для меня отличная учеба, примерное поведение и вообще счастливое детство. А чем это дело отличается от других, которые не для меня?
– Я не могу с этим ребенком, – вздохнула мама. – Пойду чайник разогрею, остыл уже.
Она ушла, неловко прихватив чайник за край ручки и не замечая, что из носика понемногу капает на пол.
– Пап, может, ты мне объяснишь? – спросил Блинков-младший.
– Мама боится за тебя.
– Это я понял. Почему?
– А ты газеты внимательно читал?
– Не очень. Там было много всего. Еще почитаю, – сболтнул Блинков-младший и прикусил язык. Переплетенные копии газетных статей остались в прихожей. Надо было незаметно их припрятать, а то мама заметит и как пить дать отберет.
– Похоже, ты не понял главного, – сказал папа. – Обычно милиционеры охотятся за преступниками, а наоборот бывает очень редко. Если преступник первый нападает на милиционера, значит, ему нечего терять. Он беспредельщик, он конченый человек. Таких травят, как бешеных собак. Каждый милиционер считает делом чести найти его и обезвредить. А преступник знает, что пощады ему не будет, поэтому он смертельно опасен. Может убить случайного прохожего по малейшему подозрению, за прямой взгляд в глаза. Понимаешь, почему мама так испугалась за тебя?
Блинков-младший молчал и думал о своих копиях в прихожей. Сейчас мама пойдет обратно, а стопка в ярко-синем прозрачном пластике лежит на галошнице…
– Она боится, что ты выйдешь на них и тебя уничтожат походя, не оглядываясь, – продолжал папа. – Иванченко был опытный оперативник, служил в Главном управлении министерства. Таких профессионалов, может быть, сотня на всю Россию. А он даже обернуться не успел: все три выстрела в спину.
– Успел, – мрачно сказала мама, входя и ставя на стол фыркающий чайник. – Даже пистолет выхватить успел. Его взяли в «коробочку»: один вошел за ним в подъезд, а второй подкарауливал на лестнице. И ни одного свидетеля!
Блинков-младший начал резать свой сыщицкий торт и как будто между прочим заметил:
– А потом у нас во дворе появился Никита.
Все замолчали, и стало слышно, как хрустит под ножом корочка глазури и бормочет телевизор у соседей за стеной.
Митькина мысль была проста, как все уже решенные задачи. Третьего мая стреляли в Иванченко. Свидетелей нет. Очень скоро после этого во дворе появился Никита. Полгода спустя в бомжа стреляли из того же пистолета, из которого был ранен Иванченко. Вывод: НИКИТА И ЕСТЬ СВИДЕТЕЛЬ ПО ДЕЛУ ПОДПОЛКОВНИКА!
Скорее всего он жил в подвале иванченкиного дома и столкнулся с киллерами. Может быть, они уходили с места преступления через подвал. Наткнувшись на Никиту, киллеры погнались за ним, чтобы убрать свидетеля. Он убежал и объявился на другом конце Москвы. Но через полгода его нашли…
– Ты точно помнишь, что Никита появился у нас после покушения? – спросила мама.
Блинков-младший не торопясь резал торт.
– Девятого мая, на День Победы, ты надела форму…
– Седьмого. У нас была встреча с ветеранами, – поправила мама. Как все оперативники, она ходила в штатском и форму надевала только по особым случаям.
– Значит, седьмого, – кивнул Блинков-младший. – Ты заехала домой переодеться на машине с мигалками. Я иду из школы и смотрю, какой-то человек прячется за мусорным ящиком. А потом ты едешь навстречу, помахала рукой через стекло и уехала. Ну, думаю, ясно: этот на помойке испугался твоей машины. А он вылез и потащил из мусора старый матрас. На ночлег устраивался.
– С меня второй торт, – объявила мама. – Только на будущей неделе, а то треснешь. Придется тебе еще разок съездить к нам в лабораторию. Поможешь составить его фоторобот, а то я смутно помню этого Никиту.
– Конечно, если он от тебя прятался, – заметил Блинков-младший. – Еще надо бы взять дворника, он должен хорошо помнить.
Мама поморщилась:
– Дворника пока нежелательно: разболтает. Кого еще можно попросить?
– Например, меня, – сказал папа. – Я даже попытаюсь его нарисовать.
Как и многие ботаники, папа просто здорово рисовал всякие листики-цветочки, но портреты у него выходили неважно. Поэтому Блинков-младший на всякий случай добавил:
– Еще Ирка.
– Троих достаточно, – решила мама. – Поедем с утра, а потом вас с Ирой отвезут в школу на машине. Ничего, если пропустите первый урок, раз в году можно. А после школы – домашний арест!
