— Я… Мы из детской библиотеки. Ты кое—что забыл. — Она достала из кармана закладку. — Вот, это было в книге «Девочка из соседнего дома».
— Это не мое, — пробормотал сын зубного врача. — Эта тряпка уже была в книжке.
— Хм… А ты не знаешь случайно, кто читал книгу до тебя?
— Знаю. Эрика Хазе. Мы учимся в одном классе.
— Эрика Хазе… А где она живет?
— На Рыночной площади. Фотоателье Хазе. Ее отец фотограф. Но идти специально из—за этой тряпки туда не стоит. Проще всего выбросить ее в мусорное ведро, и дело с концом!
— Большое тебе спасибо!
Сыщики устремились на Рыночную площадь. Вот и фотоателье Хазе. На двери объявление: «Сегодня закрыто. Получаю фотоматериалы».
Лутц и Хеди прошли через ворота во двор и попытались найти черный ход. Это им удалось. Дверь открыла стройная девочка с медно—красными волосами. Это и была Эрика Хазе.
— Полоска ткани? Нет, это не мое. Она лежала в книжке, я так и вернула ее. Может быть, ее вложила Бербель, моя подруга. Это она дала мне почитать книгу. Где живет Бербель Хайденрайх? Напротив нас. Но сегодня она уехала к дедушке и бабушке.
Не солоно хлебавши они вернулись.
— Это какой—то сплошной бег с препятствиями, — заметил Лутц. — Я опасаюсь, что в случае успеха нас от радости хватит удар.
Бербель Хайденрайх любила путешествовать. Вчера она была у дедушки с бабушкой, а сегодня уехала на велосипеде в деревню за шестнадцать километров к кузине, которая хотела подарить ей котенка.
Лутц и Хеди вновь побывали у нее, но безрезультатно.
— Послушай, прежде чем мы, несчастные неудачники, нападем на след отравителя собак, тот вполне может скончаться от старости, — жалобно проговорила Хеди. — А ты был за это время хоть раз у бабушки Редлих?
— Когда? Нам ведь все недосуг, — ответил Лутц. — К тому же, надо и в учебники иногда заглядывать. А ты?
Хеди пожала плечами.
— Вчера я работала в детской библиотеке, позавчера были занятия фотокружка, а третьего дня мы проводили акцию по сбору тряпок.
— Хватит, можешь не оправдываться. А что, если мы зайдем к старушке, чтобы просто сказать «Добрый день!»?
— Конечно, иначе она подумает, что мы ее совсем забыли.
Они отправились на окраину, где дома стояли далеко друг от друга и терялись в зелени садов.
Березовый проезд, 18. Перед садовым участком машина «скорой помощи». Калитка открыта, в загородке хрипло лаяли собаки. Что произошло в домике? Что нужно там посторонним людям? Шерсть на спине Тассо от ярости встала дыбом.
Из домика доносились голоса. Там ораторствовал Шикеданц. Он включил все рычаги, чтобы получить в здравоохранении магистрата направление в больницу для бесплатного лечения одинокой старой женщины. И это ему удалось. Несколько минут назад к домику приехал врач с двумя санитарами. Бабушку Редлих решено было немедленно отправить в больницу.
Анналуиза Редлих отказывалась. Она просила, умоляла, плакала. Она чувствовала себя бесконечно несчастной.
Врач успокаивал пожилую женщину, мягко внушая ей:
— Госпожа Редлих, речь идет о вашем здоровье. Ведь ваша нога перестанет сгибаться.
Терпение Энгельберта Шикеданца лопнуло. Он вспылил, перестал называть старую женщину «матушкой» и грубо закричал на нее:
— Вы неблагодарная особа, сумасбродная, упрямая баба!
Санитары с нетерпением поглядывали на часы.
— Уважаемая госпожа, — взывал доктор, — решайтесь. Мы должны ехать дальше. Нас ждут другие больные, которых нужно доставить в больницу.
— Так поезжайте, поезжайте, я же вас не вызывала, — с трудом выдавила бабушка Редлих, ее костлявые руки судорожно схватились за спинку кровати. — Я не поеду в больницу. Никуда не поеду. Вы что думаете, я брошу своих собачек на произвол судьбы, чтобы они умерли от голода?
— Ваши собаки, ваши собаки… Как будто на свете нет ничего более важного! — заорал Шикеданц. — С дворняжками за пару дней ничего не случится. Дайте мне ключ от собачьей будки, и я позабочусь о них.
— Вы, вы — хитрый лис. Вы злоупотребляете моим доверием. Тьфу на вас! Вы действовали за моей спиной, чтобы спровадить меня из дома, оторвать от моих собачек.
— Госпожа Редлих, пожалуйста, будьте благоразумны. — Доктор продолжал увещевать ее на удивление терпеливо.
Старая женщина затряслась от безудержного плача. Она не знала, что ей делать, как ей быть. Она чувствовала себя беспомощной и преданной.
— Мои собачки, мои бедные собачки, — жалобно стенала она в отчаянии.
Лутц и Хеди стояли около домика. Через тонкую дощатую стенку они слышали каждое слово. Неприятная и неловкая ситуация.
«Оставьте же бабушку Редлих в покое!» — так и хотелось вмешаться Лутцу и Хеди. С другой стороны, врач желал ей добра: без необходимого лечения нога никогда не заживет. Хеди собралась с духом. Она проскользнула за широкой спиной санитара в домик.
— Бабушка Редлих, пожалуйста, не волнуйтесь! — твердо сказала Хеди. — Пусть вас полечат в больнице. А о собаках мы побеспокоимся. Это точно, мы вам обещаем!
Лутц, который очутился рядом, подтвердил ее слова.
Старая женщина перестала плакать. Но она не сразу поняла, что происходит.
— Боже мой, дети, какая добрая фея послала вас ко мне? — Она вытерла глаза носовым платком.
Врач облегченно вздохнул и подмигнул ребятам.
— Госпожа Редлих, вы должны принять предложение о помощи. Я думаю, вы доставите своим молодым друзьям большую радость.
Анналуиза перестала сопротивляться и вручила Хеди два ключа.
— Возьми, девочка. Маленький — от домика, большой — от собачьей будки. Надеюсь на вас, мои милые.
— Спасибо, бабушка Редлих, поправляйтесь! Выздоравливайте поскорее!
Шикеданц ушел не попрощавшись. Что с ним? Может быть, он обиделся на то, что старая женщина отвергла его помощь?
Энгельберт Шикеданц рвал и метал: «Эти дерзкие девчонка и мальчишка, черт бы их побрал! Своим вмешательством эти голопузые молокососы, будь они прокляты, все испортили мне!»
Машина «скорой помощи» увезла госпожу Редлих. Собаки жалобно завыли вслед. Хеди все еще держала в руке ключи, которые ей доверила старая женщина. Эти два маленьких легких кусочка металла налагали на детей большую ответственность. Ответственность за садовый участок, за домик, за четырех собак — за самое дорогое для госпожи Редлих. Лутц понимал это и тяжело охнул:
— Ну и нагрузочка же у нас теперь! Хорошо бы освободиться на некоторое время от школьных занятий. Да разве разрешат!
Хеди заперла домик на замок.
— Мужайся, комиссар, мы не одни. Соберем сразу же остальных ребят. Как-нибудь решим эту проблему.
У каждого мальчика или девочки есть хобби: мастерить, заниматься боксом, музицировать, изучать природу… Чтобы совершенствоваться в любимом деле, дети посещают кружки, и поэтому почти невозможно сразу собрать вместе всех до единого из 5-го «А». Одному не подходит время, другого в данный момент нет дома. И все же Лутца и Хеди окружили мальчишки и девчонки.
Лутц объяснил им, в чем дело:
— Мы полностью отвечаем за собак. В будке их оставлять нельзя. Это на руку отравителю. Да и садовый участок охранять день и ночь просто невозможно. Мы не должны пропускать школьные занятия даже по очереди. Так что же делать? Как нам быть?
У Даниеля Штруделя уже готов был ответ:
— Люди! Нет никаких причин для волнений. Предлагаю в ваше распоряжение свою пещеру. Если мы забаррикадируем вход старыми досками, собаки там будут в безопасности. Что же касается отравителя, то мою пещеру ему никогда не найти. Это — первоклассное укрытие!
Но ему возразили:
— А ну тебя с твоей пещерой! Это — дыра без света, без солнца… Просто издевательство над животными. Бедные собаки схватят там ревматизм…
Это предложение единогласно отклонили, хотя Даниель сделал его от чистого сердца. Мальчик сник. Несколько минут он отчужденно молчал, занятый своими мыслями. Но потом справился с обидой и присоединился к дискуссии, как будто ничего не произошло.
Тем временем Хеди внесла другое предложение:
— Держать в одном месте сразу четырех собак, это — сложное дело. А что, если мы разберем их по домам, возьмем, так сказать, на семейное обеспечение поодиночке. Я, например, готова принять у себя Никсе.
— Вот это Аист! Ну дает! А ты что же, не собираешься сначала спросить у матери разрешение?
— Совсем не обязательно. Моя мама — прогрессивная женщина. И она не будет возражать, когда узнает, что Никсе я взяла на некоторое время.
То, что сказала Хеди, вызвало у ребят удивление и даже чувство некоторой зависти.
— Твоя мама — замечательная женщина, — сказала Хайнер Боссе. — Моя мне такое запоет, если я приведу в дом собаку. У нас в гостиной на полу лежит новый ковер. Настоящей ручной работы — за тысячу двести марок.
