и он уже не казался мне таким красивым. Почему-то мне вспоминался мой отец, и его батарея, и старый учитель, у которого фрицы убили сына, и Маргаритин папа, которого убили на войне… Я думал: они погибли за родину, а ты сидишь тут, ешь наш, советский хлеб, и никто не знает, какую страшную ты готовишь нам пакость. И люди смотрят на тебя в театре и хлопают тебе, подлому фрицу, не зная, какой театр ты разыгрываешь в Решме. Да, ты фриц, подлый фриц, хоть, может быть, ты и русский! Вот взять бы эту тарелку с горячим супом и запустить ее тебе в твою смазливую мерзкую рожу!.. Но я сразу же вспомнил совет Петра Сергеича: никогда не торопиться. «Поспешишь, — говорил он, — людей насмешишь». И еще: «Один непрошенный гость в тылу опаснее полка пехоты на фронте».
Не помню, как я распрощался. Фриц приглашал меня заходить и радушно пожимал мне руку. Рука у него была мягкая и теплая. Я старался не глядеть на него, чтобы он ничего не распознал в моих глазах. Маргарита, как всегда, проводила меня на крыльцо.
— Так значит, до завтра? — спросила она шопотом.
— До завтра, — повторил я. И крепко сжал ей руку, словно говоря: «Держись, крепись! Завтра все будет в порядке».
Ни ей, ни мне не могло даже притти в голову, при каких обстоятельствах мы встретимся еще сегодня.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ,
в которой Иван Забегалов лицом к лицу сталкивается с «зеленой стрелой»
Я обещал Маргарите сообщить обо всем «куда надо». Но поверят ли мне? Скажут — девчонка выдумала или ей показалось. Я уж раз попал впросак, хватит. Эх, если бы здесь был Петр Сергеич! Но его не было, и я решил тотчас же итти к Проше.
Значит, в Решме уже не одна «зеленая стрела», а целых две. Нет, три, потому что старичок с марками уж наверное с ними в компании. Впрочем, Проша во всем разберется, пойдет со мной куда надо, и, если он за меня поручится, мне поверят.
Я помчался на химкомбинат, но Проши там не оказалось. Дежурная мне сказала, что он сегодня в городе и, наверное, целый день на комбинате не будет. Я побежал к нему на квартиру. Проходя мимо почты, я услышал за спиной старческий голос:
— Эй, молодой человек! Вы мне нужны, на минутку.
Я обернулся. Старый марочник стоял с альбомом и делал мне отчаянные знаки.
— Только вас еще нехватало! — отмахнулся я от него и побежал дальше.
— Молодой человек! Вы мне очень нужны! Подождите! — кричал мне вслед старый марочник.
Но я от него убежал. В проулке я увидел Прошу. Он выходил из ворот своего дома, как всегда, в кожаном пальто, с пакетиком подмышкой, завернутым в газетную бумагу.
— А, Ваня, русский моряк! — приветствовал он меня издали. — А я собрался в баню.
Я спросил его, не может ли он пройти со мною в одно место.
— Опять шпионы? — спросил Проша. — Нет уж, я лучше в баню.
— На этот раз я не ошибаюсь. Вы только послушайте…
Вокруг никого не было, и я рассказал Проше о Маргаритином отчиме, о женщине, которая к нему приходила, о старом марочнике.
Проша слушал внимательно и насторожился, когда я упомянул о «зеленых стрелах».
«Ага, заинтересовался», подумал я.
— Ну что ж, — сказал Проша, — надо проверить. Хорошо, что ты никому ничего не говорил. С начальником я знаком и сам тебя к нему сведу. Только сначала надо позвонить ему, а то без пропуска не пустят. Зайдем на почту.
На почте в будке был телефон-автомат. Проша опустил гривенник, набрал номер и сказал:
— Да, я. Есть дело, знаете, серьезное и совершенно неожиданное. Только что узнал. Кто? Ваня, русский моряк, и одна девочка, зовут Маргаритой…
В это время над моим ухом раздался хриплый кашель старого марочника.
— Наконец-то я вас поймал, молодой человек. Получите свои марки, — и он протянул мне прозрачный конвертик с марками.
И хотя марки были самые хорошие — и Уругвай, и Боливия, и остров Мартиника, но я почти даже не взглянул на них. Я испугался, что старый марочник подслушает Прошин разговор по телефону. Но Проша говорил так, что постороннему понять ничего нельзя было.
— Точно. В шесть часов сорок пять минут. Все будет сделано. До свидания, — и положил трубку.
— Кто это? — спросил Проша о старом марочнике, когда мы вышли на улицу.
— Это и есть тот старый марочник, — прошептал я.
— А-а! Ну, ладно. Разберемся. Назначено нам свидание, Забегалов, ровно в шесть сорок пять. А теперь четыре тридцать. Пойдем-ка сейчас в баню. Как раз успеем.
Мне не хотелось оставаться одному, и я готов был пойти с Прошей даже в баню, лишь бы не упускать его. Но у меня не было с собой белья. Я сказал об этом.
— Пустяки, — успокоил Проша. — У меня тоже нет — прачка не выстирала. У меня с собой лишь мочалка, мыло да полотенце. На двоих хватит. Идем?
— Идем, — согласился я.
— Получите свои марки.
Когда мы входили в баню, Проша сказал:
— Врач к твоей маме придет. В шесть часов. Нам надо еще успеть к тебе домой забежать. Может быть, чем-нибудь помочь надо будет — лекарство достать или что другое.
Как я был благодарен в эту минуту Проше за его заботы!
Проша купил в кассе билеты. Кассирша предупредила:
— Поторопитесь, товарищи, нынче света нет, рано закрываем. В темноте не намоетесь.
— Успеем! — ответил Проша.
В предбаннике бородатый банщик принял у нас одежду и запер ее в деревянный шкаф. Народу в бане в этот час было очень мало. В парной свет едва пробивался сквозь запотевшие окошечки. Какой-то любитель париться поливал горячей водой из ведра раскаленные камни, от чего по всей бане клубился едкий, горячий пар. На верхней полке кто-то усиленно хлестал себя веником. Я добыл шайку и принялся мыть голову.
— Эй, ты где, Ваня? — раздался Прошин голос с полки.
— Да тут, внизу, почти под тобой.
— Ну, ладно, мойся, я скоро к тебе слезу, потру тебе спину.
Не успел он это сказать, как сверху вдруг что-то сорвалось и с грохотом ринулось вниз. Я
