Степан вскочил со стула и показал, как горничная уходила, покачивая бедрами. Тут уж я не выдержала и засмеялась.
– Вы уж не обижайтесь, Степан, я не над вашими словами смеюсь, а над тем, как вы горничную показываете. Вы очень верно поняли, что она Михаила Юрьевича пыталась соблазнить.
– Да чего там соблазнить? – возмутился Степан. – Шашни она пыталась с ним завести!
– Это одно и то же, – терпеливо объяснила я. – Почти. А что в том случае Михаил Юрьевич сделал, как себя повел?
– Ну, Елизавета в дверях еще обернулась и заулыбалась во весь рот. Михаил Юрьевич ей тоже вроде улыбнулся, но вот этак.
Степан осклабился, изображая улыбку, какая бывает у человека, целиком кушающего лимон.
– А после пробурчал себе под нос: «Дура!» Тихо, но я по губам догадался.
– Ну а Людмила Станиславовна тут при чем? Зачем Елизавете ее убивать?
– А Людмила Станиславовна проведала про ее шашни и решила окончательно выгнать. То с одним мужчиной, то с другим, да прямо у нее в доме! А та рассердилась и бац ножом!
Степан раздухарился и даже на слове «бац» кулаком по столу стукнул.
– Да зачем же?
– Чтобы места не лишиться!
– Так она же его лишилась! Хозяйка убита, а Михаил Юрьевич в тюрьме. Не у кого ей сейчас служить.
– Так приедет сын, и снова она служить у них станет. Может, он ее в жены возьмет.
– Хорошо. Не слишком убедительно, но логика присутствует. Только я забыла сказать, что, перед тем как Людмилу Станиславовну мертвой нашли, соседи шум слышали и крики. Один голос мужским был, второй женским. Потому Михаила Юрьевича и арестовали.
– А его разве не за Пискарева арестовали?
– За обоих, – не стала я вдаваться в подробности.
– Вот те раз!
Я стала расхваливать Степана за проделанную работу, но он крепко о чем-то задумался и не особо реагировал на мои похвалы. А я взяла себе на заметку разузнать что-нибудь про горничную. Не потому что подозревала ее в убийстве, нет. Но как-то, пока неясно как, она могла быть причастна к нему. Или из обиды могла как-то оговорить Михаила Юрьевича, не ответившего ей взаимностью, а ведь если это так, то важно заранее знать, была ли обида и как горничная к ней отнеслась.
Но куда больше меня взволновал кинжал, который мальчик Васька видел в спине убитого соседа. Особенно рисунок на нем. Потому что рисунок этот был символом еще одного тайного общества – ордена розенкрейцеров или ордена Розы и Креста.
Петр Александрович Макаров, молодой человек шестнадцати лет, учащийся восьмого класса первой ступени[32] первой мужской городской гимназии губернского города Томска, что расположился в самой середке Сибири, да и Российской империи в целом, сын томского градоначальника и лучший друг Дарьи Бестужевой, соратник по ее расследованиям нескольких загадочных убийств, получив от Даши телеграмму, почти и не удивился тому, что в ней было сказано. Он уже смирился с тем, что с некоторых пор всякие загадочные события преступного характера происходят именно рядом с ними. Точнее, рядом с Дашей, ну а значит, что и с ним. Пусть он находится в Сибири, а Даша едет в вагоне по Великому железному пути или, вот как сейчас, проживает в Москве. Все равно она для него рядом, и все, что вокруг нее происходит, тоже становится близким.
Задание не показалось ему сложным – навести справки о проживавшем недавно в его городе, а ныне убитом аж в самой Москве человеке, штука не сложная. Жаль, что телеграмма пришла уже вечером, а не в обед, а то он бы успел многое сделать уже сегодня. Но придется завтра отсидеть уроки в гимназии и лишь после заняться сыском. Правда, заодно можно и продумать, как действовать, пусть план у него и родился сразу, даже думать специально не пришлось.
На следующий день, не заходя домой, хоть крюк был бы совершенно незначителен, Петя отправился в университет. Для этого ему пришлось пересечь Новособорную площадь, ну и еще шагов двести протопать. Там он прямиком обратился в деканат юридического факультета. Секретарь, понятное дело, поинтересовался, по какой надобности спрашивают адрес их студента.
– Я являюсь членом правления «Комиссии по содействию народным развлечениям». Господин Пискарев участвовал в одном из наших мероприятий и брал у нас книгу. Но уехал поспешно и забыл вернуть. Да и мы летом в ней не нуждались, вот и ждали, когда вернется. А он все не возвращается.
Участие в «Комиссии», устав которой был утвержден на Высочайшем уровне, прекрасно себя зарекомендовавшей в городе, вызывало уважение. А слова об отъезде Пискарева давали понять, что Петя в курсе его дел и что как минимум с ним знаком.
– Вот тут список курса, где ваш Пискарев учился, вы уж гляньте сами на адрес, а то очень срочное у меня дело, – сказал секретарь, протянув Пете журнал и старательно заскрипев пером.
Петя легко нашел нужную фамилию и нужный адрес, старательно записал все в блокнот. Адрес он запомнил бы и так, без записи, но пока писал, успел посмотреть на имена и адреса еще некоторых студентов.
– Спасибо. Нашел, что хотел. Не подскажете, Солдатская улица, шесть, это где?
– В Профессорской слободе. Кажется, тот самый дом с драконами, – откликнулся секретарь.
– Можно вас еще на секунду отвлечь? Хотел спросить, с кем Пискарев дружбу водил? А то вдруг он ту книгу через кого из товарищей передавал, а те и забыли за лето.
Секретарь назвал три фамилии, две из которых вместе с адресами Петя запомнил из журнала.
– Спасибо огромное. Мы тут много чего затеваем, постараемся всех порадовать.
– Как о чем афиши появятся, буду знать и всенепременно приду. Очень у вас хорошо разные праздники устраивать получается, – сказал секретарь.
Петя еще раз поблагодарил его, теперь уже за теплый отзыв о работе комиссии, и отправился по нужному адресу.
До Профессорской слободы, где было построено немало доходных домов[33] специально для преподавателей университета и где нередко квартировали студенты из числа обеспеченных, было не особо далеко, но Петя решил взять извозчика. Но все равно не успел. Нужный дом найти не составляло труда – деревянные драконьи головы на островерхой крыше видны издалека. Но у крыльца царила суета, народ сновал туда-сюда. И по большей части народ тот был облачен в синие мундиры жандармского корпуса. Петя вторично подосадовал, что телеграмма вчера пришла поздно, но извозчика отпустил. Пристроился к небольшой толпе зевак, стал прислушиваться, но ничего не понял из сбивчивых разговоров, в большинстве не касавшихся самого происшествия. Тут он увидал человека в фартуке и с метлой в руках и, уж конечно, догадался, что это дворник. Пусть даже он не с 43-го дома – тем более что здесь в домах было от двух до полудюжины квартир, дворы были невелики, так что одного дворника нанимали на несколько домов, – лучше, чем он, никто бы не объяснил, что случилось.
– Добрый вам день, – вежливо поздоровался Петя. – Не скажете, что тут случилось? Переезжает кто или что иное?
– Переезжает? – охотно отозвался дворник. – Ну дык и этак выразиться можно. Даже сказать, что уже переехал, тоже можно. На тот свет один из жильцов съехал, царство ему небесное!
Дворник взял метлу под мышку, тщательно вытер руки о передник и только после этого перекрестился. Петя счел нужным тоже перекреститься.
– А полиция отчего здесь? – спросил он, видя, что дворник и сам не против поболтать.
– Так убили! Оно и выходит, что переехал человек прямиком на тот свет. С этого на тот, отсюдова до тудова. Постояльца из третьей кватиры убили. Тута на верхнем этаже две кватиры, вот и выходит, что внизу первая, а сверху вторая и третья кватиры.
Первую букву «р» в слове «квартира» он произносить не желал, но Петя не особо на это обратил внимание.
– Вот чует мое сердце, – сказал он, – что как раз того человека убили, к которому я шел.
– Чой-то молоды вы, барин, со студентами знакомства водить!
Петя смутился не столько словам дворника, сколько взгляду того на его ранец. Вот ведь напасть какая! Без ранца он мог бы сойти даже за студента, благо шинели схожие, а сам он ростом высок. У них почти все в классе перестали ходить с ранцами и стали носить учебники и тетради в портфелях, а гимназическое начальство на это небольшое нарушение устава смотрело сквозь пальцы. Но Петин отец такой вольности ему не дозволял, говорил, что при его должности сыну нельзя давать даже малый повод к упрекам.
В общем, Петя смутился, но счел правильным не огрызаться, а рассмеяться и ответить дворнику:
– Да какой там молод? Еще лет сто, и помирать нужно. Да я и не по дружбе, а по делу.
– Тоды совсем другое дело, коли по делу. А чо за дело-то?
– Секретное, – сделал Петя строгий вид, но тут же и поделился своим секретом: – Книжку мне забрать велено у господина Пискарева. А тут, оказывается, убийство было…
– Да какое тут! – отчего-то возмутился дворник. – Оно эвон где было, в самой Москве, а мы тут расхлебываем. С утра мести не дают, тудой-сюдой ходють и ходють. – Тут он успокоился и сказал с долей уважения: – А вы, барин, точнехонько угадали, того, к кому шли, того и убили. Вон вещи его увозят. Ну каки таки вещи могут быть у постояльца меблированной кватиры? Тьфу, а не вещи. Но как с утра начали, так до сей поры не завершат.
