Действовал Митя по наитию, но выбор его оказался неожиданно правильным. Направо совсем недалеко начиналась опушка ближайшего леса. И отыскать там собаку не представлялось никакой возможности.
Долго бежать Мите не пришлось. Едва он достиг угла участка Петровича, как заметил Дантеса. Пес по — воровски, полуприсев, прижав уши и поджав хвост, крался дном заросшей бурьяном канавы вдоль другой стороны участка, составлявшей с той, до конца которой добежал Митя, угол в девяносто градусов.
Стало быть, Митя увидел ризена с тыла, и этот черный кудрявый тыл бодренько удалялся. Все равно Митя не смог бы догнать его. В лучшем случае, если он опять побежит, Дантес испугается, бросит валенок, припустится со всех лап, и ищи тогда ветра в поле. Валенок при этом будет спасен, но возвращать дырявую зимнюю обувку Петровичу Митя не собирался. Тем более что и сам хозяин наплевательски отнесся к пропаже. В этот момент Митя ставил перед собой совсем иную задачу.
Поэтому он присел на корточки, по сути воспользовавшись методом ризена. И вовремя. Дантес воровски обернулся через плечо, так что Митя успел увидеть часть зажатого в зубах валенка. Дантес же его не заметил. Взгляд ризена «просвистел» над Митиной головой пулей, пущенной мимо цели.
Сидя на корточках, преследователь проследил, когда черный зад совсем скроется из вида, и только тогда тоже стал красться вслед, но немного левее, вдоль самого забора. Уже на середине ограды Митя заметил, как впереди, на дальнем ее конце, влево метнулся черный бок собаки, метнулся туда, куда, опять же под прямым углом, поворачивал забор.
Митя тоже рванул во весь дух. Но собаки бегают быстрее людей. Так что, домчавшись до угла и выглянув оттуда, он увидел лишь куцый хвост, уже скрывающийся за следующим поворотом ограды. Стало ясно, что, заметая след, Дантес обегал участок Петровича по периметру.
— Вот хитрая скотина, — пробормотал Митя и понесся за псом, уже не скрываясь.
Он даже не стал останавливаться, чтобы выглянуть из — за следующего угла, а только немного скинул скорость на повороте. И все же, пробежав еще несколько больших шагов, Митя остановился. Ему показалось, что он проиграл эту гонку и окончательно потерял след похитителя.
Однако ему снова повезло, а вернее, он сам ухватил удачу за хвост.
Вот он, Дантес! Никого не боясь, победно задрав свой куцый обрубок, торжественно трусит в отдалении уже перед самой проходной поселка, и серый валенок торчит по обе стороны от его черных ушей. Перед самыми воротами пес резко свернул в сторону, юркнул под сторожку и скрылся.
Но Митя больше его не преследовал. Он узнал все, что хотел. Теперь совсем не быстро, медленным шагом, он вернулся туда, откуда начиналась погоня.
Как обычно, на дворе за воротами Петровича никого не было, но, как и прежде, хозяева были дома. Из открытого настежь окна доносилось музыкальное мычание — деловое пение Тамары Ивановны, а откуда — то из — за дома слышался стук молотка — явное свидетельство того, что и Петрович занялся делом.
На сей раз Нерон встретил Митю бешеным лаем и стальным лязгом звеньев длинной цепи. Как всегда, на этот зов хозяева появились почти одновременно. Чуть раньше выглянула из окошка Тамара Ивановна, и сразу же из — за угла, все еще с молотком, вышел Петрович — Митя не ошибся в источнике стука.
— Уже принес? — немного испуганно удивился фермер.
— Нет, я к вам по другому вопросу.
Петрович засопел, но все же положил молоток на приступочку выступающего из — под сруба фундамента, погасил окриком безумие Нерона, загнал командами верного стража в конуру и сказал:
— Заходи.
— Нет, это вы выходите, — возразил Митя и добавил: — У вас есть фонарик?
— Зачем?
— Я ваши вещи нашел. Там должно быть темно.
— Какие еще вещи?
— Валенок — это сто процентов, но, я думаю, что и все остальные.
— Тамара! — рявкнул Петрович.
— О, господи! — вздрогнула женщина. — Да что же ты так кричишь — то?
— Прости, я не знал, что ты рядом. Тамара, принеси, пожалуйста, фонарик.
Через минуту Митя и Петрович направлялись к тому месту, где в последний раз скрылся Дантес.
— Понимаете, я нашел его логово, — по ходу короткого пути пояснял Митя.
Петрович шел молча, только сопел.
Там, где исчез Дантес, за серым исполинским кустом духовитой полыни, они обнаружили в основании крылечка сторожки чернеющий пролом. Кто — то оторвал здесь сразу две доски. Присев на корточки, фермер светанул в дыру фонариком.
— Гав! Гав! Гав! — выстрелила злобным лаем дыра и захлебнулась страшным ревом со свирепым бульканьем.
— Я же говорил, — нагнулся Митя и заглянул в щель рядом с головой Петровича.
В желтом электрическом свете блеснула ненавистью пара разгневанных глаз, страшной местью сверкнул оскал белых клыков, дыхнула яростью алая разверстая пасть.
— А ну вылезай, паскудник! Ко мне, Дантес! Ко мне! — скомандовал Петрович.
Уговаривать ризена пришлось довольно долго. Лишь минут через пять, опомнившийся и пристыженный, с униженно прижатыми ушами, с поджатым хвостом, выполз из дыры провинившийся пес и сразу завалился на спину, задрав все лапы возле ног хозяина.
— После будешь просить прощения, — сурово отодвинул его по земле Петрович, оторвал еще одну доску и полез внутрь. Митя просунулся за ним.
Да, это было настоящее воровское пристанище. Кладовая. Здесь Дантес собирал, копил и прятал от мира свое несметное богатство. По всей площади темного пространства под крылечком, образуя сплошную лежку, было разложено и утрамбовано украденное и подобранное. Чего тут только не было — старые и новые примятые черным боком ботинки, сапоги и валенки, летние босоножки и домашние тапочки, две сумки Тамары Ивановны, ушанка военного образца, чей — то потерянный кошелек с пятьюдесятью рублями и много еще всего, что утешало, грело, развлекало и наполняло гордостью душу этой необычной собаки. В самом дальнем углу особняком стояла прислоненная к внутренней ~то — роне ступеньки лесенки старая покрышка от колеса «Запорожца».
— Да, — сказал Петрович, — он и Панкратова обокрал
— Он умный. Такой любого обманет, не то что этого.
— Как он только протащил колесо в щель. Это ж надо было боком поставить. Вот бестия.
— Вы уж его не ругайте, — заступился за Дантеса Митя. — Знаете что, и вещи у него все не отбирайте. Возьмите то, что вам действительно нужно. А остальное ему отдайте. Это ведь все его игрушки. Должно же и у пса быть свое хозяйство. Я ему еще игрушек принесу*
— Пожалуй, ты прав, — второй раз на день вынужден был признать Митину правоту Петрович.
Собачий лаз под лесенку фермер зашил новыми досками. Вещи, пригодные к употреблению, унес в дом, а весь остальной хлам свалил в кучу возле своего крыльца.
— Пропали мои дела на сегодня, — сетовал он, прощаясь с Митей. — Буду сейчас этому обалдую будку сколачивать. Пусть там склад устраивает. Вон сколько ему оставил.
— Но список я вам все равно принесу, — пообещал Митя.
Петрович только крякнул.
Митя вошел в Дубки через проходную и двинулся по главной линии с шиной в руках. Он специально старался идти по самой середине улочки. И вовсе не потому, что был так горд содеянным. Только полный дурак может гордиться разоблачением собаки, пусть даже такой умной, как Дантес. Просто Мите хотелось, чтобы как можно больше дачников увидели и узнали, что первая из краж оказалась недоразумением. И что Митины друзья из Зараева не имеют к этому никакого отношения.
За воротами участка с хромым «Запорожцем» никого не было. И хотя не было также собаки, Митя не стал туда заходить.
— Хозяин! Хозяин! — заколотил он по одной из досок маленькой калиточки.
Панкратов вышел из двери дома.
— Ты что шумишь? Опять за шинами пришел? А ну давай отсюда!
— Вот вам ваша шина, — Митя перекинул гигантский резиновый бублик через калиточку, и тот плюхнулся с другой стороны, подняв с земли бурое облако пыли.
Старик надолго онемел и остолбенел от изумления.
Когда ж пришел в себя, бесцветные губы сложились в тонкую ехидную улыбочку.
— Вот так, значит. Значит, нашлось колесо. Вернул, значит. Испугался, что я все папе — маме твоим доложу. А я все равно им все расскажу. Я это так не оставлю. Пусть тебя выдерут, поганца! Будешь знать, как воровать.
Чуть — чуть Митя не назвал Панкратова дураком и еще чем — нибудь похуже. Еле — еле сдержал рвущиеся наружу эпитеты. Наверное, поэтому всю оставшуюся дорогу домой он отдувался, как после тяжелой работы, и время от времени покачивал головой.
Своему первому успеху Митя радовался до самого вечера. Ведь это был не только первый шаг к оправданию его друзей, но и шаг к обретению былой личной свободы. Которая ему так нужна. Но он опять не спешил. Он себя сдерживал. Единственное, что Митя сообщил за обедом Любови Андреевне, так это то, что он выходил за пределы поселка и был в гостях у Петровича. А про то, как первое колесо разыскал, ничего не сказал. Так даже лучше. Пусть все это сами узнают. От других. Пусть даже припрется Панкратов, если у него хватит смелости. Сто раз на это плевать. Теперь у Мити свидетели есть. Тот же Петрович и Тамара Ивановна. И это даже лучше, если его сначала будут ругать, а потом поймут свое заблуждение. Тут — то им станет стыдно и они задумаются — кто прав, а кто виноват.
