Вскоре по Васькиному телефону начали звонить своим чадам и другие родители, так что всю компанию контролировали.
Родительский террор свирепствовал, и Алиса радовалась, что легко отделалась. Многие завидовали и расспрашивали, как ей удалось «приручить» своих предков. Мудрая девочка, выслушивая истории чужих мучений, давала полезные советы. Она говорила, что нет дыма без огня, и если уж друзьям так достается дома, значит, их вина в этом тоже есть: вызывающе вели себя, провоцировали, не могли договориться.
— Они же тоже люди, — объясняла она. — Беспокоятся о вас, волнуются. Неужели так трудно найти общий язык?
— Ой, какая ты правильная! — кривилась Наташка Борисова. — Противно слушать!
Но большинству все-таки хотелось жить в согласии. Многие ребята прислушивались к Алисиным советам, а Ольга Белых даже попросила подругу выступить посредником между ней и взрослыми.
— Ты такая положительная! Мама, когда увидела тебя, чуть не прослезилась. Сказала, что всегда мечтала, чтобы у меня была такая подруга.
Алиса усмехнулась. Она сильно изменилась, но все-таки не стала «экстремальной», как остальные в их компании. Взять ту же Ольгу — куда Алисе до нее! Сережки в бровях и губах, голубые волосы подстрижены почти под ноль, на лице боевая раскраска, маникюр вампира… Неудивительно, что родители шарахаются от собственной дочери!
Ей удалось помирить Ольгу с родителями и выторговать для подружки некоторые послабления. Девчонке пришлось расстаться с частью сережек, обещать носить юбки подлиннее и использовать поменьше косметики. За это ей разрешили оставить цвет волос, маникюр и прежних друзей. А главное — не дергали по мелочам.
Если Алисе еще кое — как удавалось справляться с проблемой отцов и детей, то у Пети дела обстояли совсем плохо. В третьей четверти он тоже оторвался по полной, окунувшись в совершенно необычную для него жизнь.
Причиной была Лена. Их роман развивался стремительно. Влюбленные ходили, взявшись за руки, и, не стесняясь, целовались в школе, чем вызвали бурное недовольство учителей. Парня мучили замечаниями, а он стал задиристым и ершистым в ответ. Больше всего Петю возмущало, что педагогический коллектив ополчился именно на него, будто в школе не было других нарушителей — курящих, сквернословящих и прогуливающих учеников.
— Я что, хуже всех? — жаловался он Лене. — Чего они на меня бочку катят?
— Нет, не хуже! — смеялась Лена. — Наоборот, ты — один из лучших, который на глазах учителей пошел по кривой дорожке. А это даже хуже, чем если бы ты был плохим с самого начала. Посмотри, ко мне ведь они так не цепляются! Уже привыкли, знают, что девочку не переделать. Весь запас нерастраченного гнева припасен для таких, как ты, — падших ангелочков. Они же чувствуют, что тебе небезразличны их слова, что в глубине души ты переживаешь и еще, может быть, исправишься.
— А в чем мне исправляться? — кипятился Петя. — Что я такого сделал?
— Ты в очередной раз продемонстрировал, что идеальных учеников не бывает, — наставительно произнесла Лена. — Что засилье примерных ботаников — это утопия, миф. Что реальные дети это совсем не то, о чем написано в педагогических книжках. Реальные дети учителям просто мешают, преподы не знают, что с нами делать!
— Ясно! Типа «в нашей школе все было бы отлично, если бы не было учеников».
— Вот — вот!
Самой Лене было совершенно наплевать, что о ней говорят.
— Ты думаешь, для меня что-то изменилось? — фыркала она в ответ на очередное замечание. — Я это уже три года слышу, каждый день по пять раз. Ну и пусть себе воздух сотрясают, если хочется!
Им было хорошо вдвоем. Одно только удручало Петю: Лена оказалась совершенно невосприимчива к творчеству Сэмюэля Миллека.
— Ты послушай, как он пишет! — с жаром объяснял он. — «Если хочешь прожить жизнь, начни сначала!»
— Ну и что здесь такого? — смеялась Лена. — Ерунда какая-то!
В остальном между влюбленными царила полная гармония. Днем, когда родителей не было дома, ребята сидели в комнате Пети перед компьютером, вечерами парень провожал девочку домой. В скором времени Петя собирался познакомить Лену с мамой и папой.
— Ты им понравишься! — уверял он подругу. — Они у меня вполне нормальные. Мы говорим на одном языке.
Так и было раньше, но все пошло кувырком, когда информация о скандальном поведении сына дошла до родителей.
Возмущению взрослых не было предела. Особенно сердилась мама.
— Чем мы заслужили такое отношение! — кричала она. — Всю жизнь отдали сыну, пятнадцать лет ограничивали себя, чтобы у тебя было все, что пожелаешь! И что получили в награду? Вот это? — мама открыла дневник и зачитала вслух: «Ведет себя вызывающе, нагло, хамски. Спорит, дерзит учителям. Очень жаль, что ваш сын так изменился! Это — следствие вредного влияния, под которое он попал».
Как же Петя жалел теперь, что не последовал совету Лены и не завел второй дневник! Сама Лена давно так поступила и теперь копила замечания и двойки в одном дневнике, а родителям показывала другой — чистенький и аккуратный. Правда, первый же визит взрослых в школу мог разоблачить ее, но пока что девочке везло — видя, что проблем у дочки нет, вечно занятые предки не торопились встречаться с учителями. Лене удавалось морочить родителям головы, а Петя обзывал теперь себя самыми оскорбительными словами за то, что не послушал ее.
Прочитав запись в дневнике, мама немедленно отправилась в школу выяснять, под чье влияние попал ее сынуля.
И уж тут ей выложили все: и то, что Петя прогуливает уроки, а на тех, которые посещает, ничего не слушает, и то, что он вызывающе ведет себя, связавшись с девицей чуть ли не легкого поведения, которая курит, пьет пиво, сквернословит и даже замечена в воровстве, и то, что он и эта самая Лена не только не скрывают своих отношений, а, наоборот, демонстрируют их. Мама вернулась из школы в шоке.
— Он связался с какой-то опасной девицей! С воровкой, чуть ли не с уголовницей! — плакала она, комкая в руке и так уже мокрый носовой платок. — Наш сын полностью находится под ее влиянием! Надо что-то делать! Немедленно! Сейчас же!
— Таня, успокойся! — отвечал отец. — Ты же сама переживала, что он не обращает внимания на девочек. Теперь вот обратил, а ты снова недовольна.
— На кого обратил-то! На какую-то гадкую испорченную девицу! Разве я этого хотела?
— Так ты хотела, чтобы он всю жизнь просидел у тебя под крылышком? Не по себе, что он подрос? Но это твои проблемы, а не его! Чтобы не потерять его, надо учиться находить общий язык. Набраться терпения. А для начала побольше доверять ему и не слушать, что говорят посторонние люди.
— Это учителя-то посторонние? Да они его лучше нас с тобой знают! Это дома Петя такой тихий, примерный. А там… Ты знаешь, чего мне порассказали? Если ты такой терпимый, в следующий раз иди туда сам!
— Не пойду.
— Почему это? Он тебе такой же сын, как и мне!
— Вот поэтому и не пойду! Ты готова обвинить Петьку во всех грехах, даже не выслушав его! Разве так можно? Вспомни о презумпции невиновности! До тех пор, пока вина не доказана, человека обвинить нельзя! И он ни перед кем ни в чем не должен оправдываться!
— А это что? Разве не доказательство вины? — мама размахивала у папы перед носом Петиным дневником. — Тебе мало этого? И моего сегодняшнего разговора с классной руководительницей мало?
— Стоп-стоп-стоп… Какая же это вина? Ну дерзит учителям, ну нагло себя ведет! Это отвратительно, но у него же сейчас возраст такой! И чересчур суровым наказанием мы только озлобляем его, еще больше настраиваем против себя!
— Пусть озлобится! — стояла на своем мама. — Зато я буду знать, что он тут, рядом, под контролем. Ничего не натворит, не попадет ни в какую историю… И я буду спокойна!
— Татьяна, опомнись! Неужели собственное спокойствие тебе свободы другого человека?
— Это еще не человек! Это мой сын! И пока что я отвечаю за него, и ты, кстати, тоже! А если он что-нибудь натворит, отвечать и платить придется нам!
— Если что-нибудь натворит… Думай, что говоришь! Собственного сына заранее в преступники записываешь!
Петя стоял за дверью и все слышал. Он ежился и думал: «Ну неужели родители не понимают, что для меня самое худшее наказание — их ссора?» Ему хотелось войти и объяснить, что они ошибаются, что их сын остался все тем же, прежним, что все происходящее в школе — ерунда, и, главное, — Лена совсем не такая, как рассказали о ней маме!
Войти же он так и не решился. Честно говоря, ему было страшно. Страшно, что родители не услышат его, не поймут, даже отец, который, казалось, оправдывал сына. Петя вдруг представил разговор, который мог бы состояться:
— Лена — хорошая! Она совсем не испорченная! — сказал бы Петя.