Их втолкнули в бревенчатую хижину с глинобитными стенами. Лампа осветила деревянные двухъярусные нары.
А теперь — молчок! Держать язык за зубами!— приказал тот из двоих мужчин, который отзывался на имя Фред.
Укладывайтесь, тут есть одеяла,—более мягко добавил второй.—И постарайтесь уснуть.
Минуту!—воскликнул Фред.—Надо кое-что срочно сделать... У тебя есть бумага?
Совершенно выбитые из колеи столь плачевным финалом своего похода близнецы увидели очень смуглого человека. Он сел за грубый стол и нацарапал несколько слов.
Подойди сюда, девочка!—позвал он Мари-Франс.— Ты умеешь писать?
Мари-Франс подошла; ей показалось, что она узнает в этом человеке лесоруба, который как-то, во время одной из прогулок, предлагал им попробовать смолу лиственницы.
Вот, перепиши это начисто, да не трясись тут мне! Понятно? Бояться вам нечего! Если будете вести себя тихо, вам ничего плохого не сделают. Но это зависит от вас. Усвоили?
Ошеломленная, Мари-Франс, чувствуя комок в горле, кивнула: дескать, да, усвоила.
Она приготовилась переписать текст, который показал ей смуглый мужчина.
Но ведь это же неправда!— воскликнула она, прочитав его до конца.— Мы вовсе не пошли никуда прогуляться. И — почему нам нельзя вернуться на ферму? Дядя будет очень волноваться, он сообщит жандармам, будьте уверены!..
Мужчина нахмурился.
Правильно! Вот поэтому и поторопись! Вы вернетесь на "Голубятню", но немного погодя. А пока, чтобы успокоить родных, пиши!..
Видя, что Мари-Франс все еще колеблется, он добавил:
Поторапливайся, тебе говорят! Не забывай: мы могли бы быть гораздо менее любезными... И тогда жандармы напрасно бы вас искали...
Его тон и взгляд, сопровождавший эти слова, были достаточно красноречивы, чтобы убедить девочку. Она взяла шариковую ручку, которую он ей протянул.
Переписав текст, она прибавила от себя: "Крепко целую!"— чтобы действительно успокоить дядю и тетю.
Прекрасно!— одобрил мужчина.— Я и не подумал про поцелуй, а так выглядит более убедительно! Теперь — спать. Я останусь здесь, буду вас сторожить. Ты, Фред, знаешь, что тебе делать. Иди!
Фред, надвинув берет на глаза и опустив записку Мари-Франс в карман куртки, вышел из хижины.
— Посмотри, кстати, пришел уже... тот?—добавил его товарищ.
Хижина погрузилась во тьму; Мари-Франс и Ив под одеялами взялись за руки. Несмотря на тепло и довольно удобные лежанки, они долго еще не могли унять дрожь. Это была реакция на пережитое волнение.
Однако усталость скоро взяла верх над страхом, и дети, измученные переживаниями, крепко уснули.
* * *
Проснувшись на следующее утро, они увидели слабый свет, сочившийся через щель в крыше их тюрьмы.
Смуглый человек сидел на корточках перед печкой; хижина была полна дымом, разъедающим горло.
Ты думаешь, они нас продержат здесь весь день?— шепнул Ив на ухо сестре.
Во всяком случае, пока они спокойны. Если наша записка попала на ферму, никто нас искать не станет...
И даже если мы скажем правду, когда вернемся домой, то нам никто не поверит!—вздохнул Ив, представив, какое суровое наказание их ждет.
Смуглый человек поднялся на ноги и подошел к ним.
—Чего вы там шепчетесь, мелюзга?— спросил он ворчливым тоном, в котором однако не было угрозы.— Завтрак подан!
Глаза близнецов постепенно привыкли к полутьме, царящей в комнате, едва освещенной бегущими вспышками раскаленных углей.
Чувствуя себя отвратительно оттого, что спали одетыми, они встали и подошли к столу, сколоченному из распиленных пополам бревен. На тарелке лежали бутерброды, козий сыр, рядом стояли стаканы и бутылка воды.
Жаль, что мсье Станислас не любит шоколад!— сказал смуглый.
Эти слова заставили близнецов задуматься; в конце концов они пришли к выводу, что хозяин виллы является сообщником их тюремщиков и знает о шахте, которую они, вероятно, вместе и разрабатывают.
Однако вид пищи вернул их к насущным заботам. Они уселись на стоящие на полу обрубки стволов, которые заменяли стулья.
Приятного аппетита! Завтра вернетесь на ферму, даю вам слово!
Близнецы сначала ели кое-как. Однако сыр был так хорош, что они на какое-то время забыли, где находятся. Им даже показалось, что новое приключение не так уж и неприятно...
Издалека донесся шум мотора. Он удивительно напоминал шум машины мсье Станисласа...
Но звук этот был настолько далеким, что они не были уверены, не ошибка ли это.
* * *
Между тем на ферме дела шли своим чередом. Дядя Франсуа очень удивился, когда обнаружил, что ключ от ворот остался в замке. Он собирался с Медаром на утреннюю дойку и, не найдя ключ на месте, долго ворчал, пока ему не пришла в голову мысль подойти к воротам.
Я уверен, что вынул вчера ключ из замка. И хорошо помню, как повесил его на гвоздь возле камина... Ты не брала его, Жильберта? Нет, конечно... А ты, Медар?
Медар покачал головой и насупился.
Тогда кто?!— воскликнул фермер.
Потом он подумал, что это, наверно, племянники опять решили дежурить на пастбище, подкарауливая злоумышленников. Он тихонько открыл дверь комнаты Мишеля и Даниеля; но те спали так сладко, что он не решился будить их.
"Впрочем,— подумал он,— тот, кто взял ключ, наверняка еще не вернулся. Иначе он позаботился бы повесить его на прежнее место, чтобы никто ничего не заметил. Но тогда кто же?.."
Мимо двери близнецов Дарвьер прошел не задерживаясь: ему даже в голову не пришло, что это может быть дело их рук... Но потом он спохватился.
В конце концов, почем знать?..—проворчал он. .
Франсуа Дарвьер толкнул дверь... и остолбенел, увидев пустые, неразобранные постели.
Какое-то время он пытался собраться с мыслями и понять, что случилось. Сначала он подумал, что дети, горя желанием показать, какие они молодцы, с рассветом покинули ферму, застелив постели... Но он тут же отбросил это предположение: слишком неправдоподобным оно выглядело. Он уже закрывал дверь, когда до него донесся тихий голос жены:
—Франсуа, есть новость...
Он бросился к лестнице... Жильберта, бледная как полотно, протягивала ему записку.
Эти дети... просто невыносимы!— прошептала она со слезами в голосе.— Смотри, что они придумали!
Франсуа взял записку и, издавая возмущенные возгласы, прочитал вслух:
"Дорогие дядя и тетя!Мы ушли на весь день гулять. Возможно, мы не вернемся вечером. Не беспокойтесь, вы будете довольны, когда узнаете, куда мы пошли!
Крепко целуем. Мари-Франс, Ив".
Ну и дела!.. Этого только недоставало! Такого даже представить себе нельзя!— бормотал дядя, ошеломленный и растерянный.
На весь день!.. И еще, может быть, не вернутся вечером!..— простонала тетя Жиль.— Но где же они, Боже мой? Где они могут быть?..
Франсуа Дарвьер покачал головой.
Не знаю, где они сегодня... но точно знаю, где они будут завтра. В поезде! Будут ехать в Корби, к родителям! Это так же верно, как то, что я — Франсуа Дарвьер!.. Если они потеряли голову от наших неприятностей, то я не могу взять на себя ответственность за все, что может с ними случиться. Это слишком большая ответственность!..
Высказав таким образом свое возмущение, фермер вынужден был взяться с Медаром за повседневные дела.
Тетя Жиль осталась с Фанни, которая только что встала.
Хорошую трепку, вот что они заслужили,— проворчала служанка, когда ей рассказали о выходке близнецов.— Разве в наше время мыслимо было такое своеволие? Да меня тут же посадили бы на хлеб и воду — вот что я вам скажу...
Тетя Жиль старалась умерить снедавшее ее беспокойство, занимаясь обычными делами. Но, не в силах удержаться, снова и снова перечитывала записку.
Может, надо бы сообщить в жандармерию?..— время от времени бормотала она.
* * *
Мишель и Даниель встали еще до того, как вернулся дядя. Тетя Жиль тут же сообщила им новость.
Может, они к Бурбаки пошли?—предположил Мишель.
Не думаю, что пастух оставил бы их у себя,— возразила тетя Жиль.— Он хороший человек и знает, что мы будем из-за них беспокоиться. Нет, он обязательно отправил бы их домой!
Ну, они бы придумали какую-нибудь небылицу... Если Мари-Франс взбредет что-нибудь в голову, она уж найдет способ, как добиться своего!
Но его доводы тетю не убедили.
Нет, это было бы слишком просто...
И она вернулась к своим делам, оставив мальчиков одних.
Послушай, Даниель!—сказал Мишель, как только тетя Жиль оказалась за пределами слышимости.— Посмотри-ка на эту записку... Тебя ничего тут не удивляет?
Даниель внимательно прочитал текст, написанный Мари-Франс, еще раз и покачал головой.
Во всяком случае, почерк это ее. И девчонка она отчаянная...
Да, почерк в самом деле ее... Но орфография!.. Ты ничего не замечаешь?
