– Не бойся, маленький. Теперь ты дома. Это твоя квартира. Здесь ты будешь жить.
На шум из комнаты вышла мама. Увидела щенка, ойкнула. Кеша вздрогнул от неожиданности.
– Это что за гость такой? – удивлённо спросила мама.
– Он будет здесь жить, – сказала я, хмуро глядя на маму. – Не отдам.
– Милая, а кто его кормить будет? – усмехнулась мама, качая головой. – И выгуливать надо, пока он маленький, по три-четыре раза на дню. Кто лечить его будет, он ведь наверняка блохастый.
Я молча повела щенка в ванную комнату. Собачий шампунь мы с Кешей купили по дороге. Но я и не думала, что помыть такого малыша окажется настоящим квестом. Вскоре и ванна, и я были в мыльных брызгах. Кеша явно никогда не мылся, и ему не слишком понравилась эта процедура. Мокрый он показался мне совсем тощим. Мама подошла к нам, молча протянула мне чистую старую пелёнку. Я вытерла Кешу и вытащила из ванны.
Вымытый, щенок будто понял, что теперь ему можно пройти дальше. Кеша начал исследовать квартиру. А я налила воды в миску, нашла остатки манной каши после завтрака. Щенок ел с жадностью и искоса поглядывал то на меня, то на маму.
А я думала о том, что каждый из нас иногда может попасть в беду, каждый из нас боится перемен. И главное здесь – не бояться и думать о хорошем.
Ведь когда я заходила следом за Федей в гараж, первым моим желанием было выбежать оттуда. Я перешагнула порог практически с закрытыми глазами. Но после, когда я осмотрелась, то поняла, что никто меня не гонит. Ребята готовились к репетиции, настраивали свои инструменты. Я им не мешала. Я тихонько присела в кресло и закрыла глаза. Так мне легче привыкнуть к малознакомому месту.
Когда заиграла музыка, я поняла, что уже не волнуюсь и не стесняюсь. Каждый звук будто пронизывал меня, заставляя подпевать. Сначала внутри себя. Но потом я просто не смогла удержаться. Я начала петь. Петь, следуя мелодиям каждой песни. Музыка во мне не желала умолкать ни на минуту. Фёдор не смотрел на меня, перебирая струны гитары. Но я знала, что сегодня он играет только для меня. Я чувствовала это.
Для меня стало привычкой ходить вместе с Федей на репетиции. Я будто стала частью команды. И не думала уже, что кому-то могу помешать, что меня здесь не ждут. Ребята привыкли ко мне. А я была рада слушать живую музыку. А потом мы шли домой. Фёдор провожал меня, а я мурлыкала себе под нос услышанные мелодии. Однажды Федя, когда мы уже дошли до моего дома, вытащил из рюкзака листы бумаги с напечатанными текстами.
– Это тебе, – протянул он листочки.
– Что это? – спросила я, взяв листы.
– Это тексты наших песен. Мы с ребятами хотим предложить тебе выступать с нашей группой. Ты классно поёшь.
– Я? Нет. Я не могу. – Я попыталась отдать листочки обратно, запихнуть их в рюкзак.
Но Федя со смехом увернулся.
– Нет, нет, отказы не принимаю. Ну, серьёзно. У тебя отличный голос. Поёшь ты чисто. Осталось только выучить тексты, и дело в шляпе. Ну, соглашайся, Танюша, – Федя ласково провел ладонью по моим волосам.
По телу пробежала дрожь. Я опустила голову, чувствуя, что сейчас ни в чём не смогу ему отказать. Федя наклонился и поцеловал меня в щёку нежно-нежно.
– Ты сможешь, – прошептал он. – Я это точно знаю.
– Хорошо, – ответила я и посмотрела Феде в глаза, прижимая листочки к груди. Потом убрала листы в сумку.
Я не помню, сколько мы ещё так стояли. Помню, как он меня обнимал. Помню, что время перестало существовать. Было лишь тепло его объятий.
Глава 7
Было бы просто здорово иметь возможность свободно сказать, что ты есть такой, как ты есть.
Из интервью с девушкой с синдромом Аспергера
Новый год каждому приносит свою радость. Для меня этот праздник всегда был временем ожидания. Я всё время чего-то ждала. Обещанных подарков. Снега. Появления Деда Мороза. А когда мама и папа разошлись, я с начала декабря начинала ждать в гости отца. Он приходил, но совсем ненадолго.
Мама суетилась, накрывала на стол. Отец тоже суетился. Доставал из пакетов шуршащие свёртки подарков, открытку от бабушки, пакетики с шоколадом. И во всём этом было какое-то стеснение. Будто что-то мешает им говорить и двигаться свободно. В такие моменты мне хотелось закричать или швырнуть эти свёртки с балкона. Я сидела за столом рядом с ними, пила чай из любимой кружки, смотрела в неё, разглядывая пузырьки на поверхности чая, вдыхала его аромат. А внутри зудело непрестанное противное ощущение, которому я не находила названия.
И вроде бы папа такой же, как раньше, когда мы были все вместе. Вот и сегодня он вошёл в дом, такой же, как и был, полноватый, в мохнатой большой шапке, длинной чёрной куртке, в любимых джинсах.
Папа пытается шутить, чешет затылок привычным движением, откидывается на табурете назад, прислоняясь спиной к кухонной стене. Мама отвечает на папины вопросы, подмигивает мне, протягивая шоколадку. Но почему всё это очень похоже на хорошо отрепетированный спектакль?
Я допиваю чай и ухожу в свою комнату. Родители остаются на кухне. Молчат. Звенькают чашки о блюдца. Звенят мельхиоровые ложечки. Шуршат, шуршат пакеты.
Я могла бы подойти к отцу и спросить: «Почему ты ушёл, что тебя заставило?»
Но я сижу на стуле у окна и смотрю, как на небе появляются первые звёзды. Я знаю, что все мои вопросы останутся без ответа. Отец будет молчать и улыбаться, но его глаза смотрят мимо меня.
И вот сейчас до меня начало доходить, что точно так же обычные люди не замечают таких, как я. Им так удобно. Они старательно делают вид, что всё хорошо. Что я либо не существую, либо незаметно вписалась в общую картину этого мира.
После новогодних каникул нужно было возвращаться в школу. Вот это для меня было настоящим испытанием. Умом я понимала, что доучиться осталось всего полгода. И тогда школа для меня закончится навсегда. Но эти полгода надо как-то пережить.
Я очень долго собирала школьную сумку, перебирала тетради, ручки в пенале. У меня всегда вещи находятся в полном порядке. Но сегодня я дошла до крайней степени собранности, бесконечно поправляя то один предмет, то другой. Когда я в очередной раз начала поправлять стопку тетрадей, мама подошла ко мне сзади, обняла за плечи.
– Танечка, послушай. Трудно будет только войти в класс. Поверь мне. Тебе просто нужно настроиться на учебу и не думать ни о чём другом. А о плохом забудь. Теперь всё будет иначе, обещаю. Я понимаю тебя. Я ведь тоже когда-то училась в школе. И мне иногда было сложно.
– Я знаю, мам, – ответила я.
Но сама я подумала совсем о другом. Вряд ли мама представляет, насколько я от неё отличаюсь. С самого начала я не понимала, зачем в школе нужно столько правил? А ещё мне очень трудно смотреть людям в глаза, и поэтому я смотрю, например, на нос, или подбородок. И только потому, что это жизненно необходимо, я научилась приспосабливаться и стараться делать всё так, как это делают другие. Я чувствовала, что иначе моя жизнь станет совсем невыносимой.
Но всё-таки одно радовало – я знала, что Федя тоже будет в школе.
Самым странным для меня стало то, что, как только я оказалась в классе, я перестала думать о том, как ко мне все относятся.
Я молча зашла в класс, кивнула паре знакомых людей. Поздоровалась с Мариной. Села за парту рядом с Федей. Он улыбался мне так, будто мы виделись всего минуту назад. Поздоровался со мной. И моё волнение куда-то ушло.
Я вдруг заметила, что никто не бросает на меня косые взгляды. Не шепчется за спиной. Хотя меня это и раньше не сильно беспокоило. На переменке Марина жарко зашептала мне в ухо свежие школьные сплетни. Оказывается, после драки Фёдора и Бори девочки решили, что они устроили это из-за меня. Я удивлённо посмотрела на Марину. А та продолжала заливаться соловьём. Каким-то непостижимым для меня образом та заварушка повлияла на отношение ко мне всего класса. Раз уж два главных красавчика дерутся из-за моей персоны, значит, во мне есть что-то уникальное.
